Ванька-ротный
Шрифт:
Ночью нам приказали покинуть обоз и выйти вперёд на деревню. Рота растянулась на узкой лесной дороге. Солдаты шли, где по одному, а где по двое. В узких местах они толкались, не желая сходить в сторону и залезать по колено в снег.
Сквозь небольшие прогалины между деревьями, мы увидели снежное поле и деревню. Передние остановились, а задние ещё тащились сзади. Отсюда хорошо били виды глубоко посаженные в снег сараи и деревенские избы. При подходе к лесу, мы два раза натыкались на немцев, попадали под их пулеметный огонь. Но каждый раз, как только они нас замечали, они тут же убегали от нас.
Наступать на них с хода не было никакого смысла. Позади было достаточно примеров, когда снежные бугры на открытой местности покрывались солдатскими трупами.
Впереди перед полком была пока одна наша рота и начальник штаба не совал её безрассудно вперёд. Наши же тылы и штабы в это время имели полный состав лошадей и людей. |Между передними и задними было несоответствие. Впереди всего одна рота, а штабы и тылы были по полному штату.|
Меня как и прежде подгоняли и торопили, но категорических приказов лезть под немецкие пули отдавать опасались. И теперь я решил дождаться вечера, чтобы к крайним домам подойти незаметно и скрытно.
При встрече немцы стреляли в нас не целясь, и уходили с дороги, чтобы не попасть самим под огонь. В деревне они поджигали несколько домов или сараев и бежали в следующую деревню, оповещая своих соседей, что русские уже подошли. Теперь по ночам горизонт озарялся огнями пожаров и застилал столбами черного дыма. Бывали дни, когда немцы, боясь нашего обхода, поджигали деревни заранее, бежали дальше, бросая всё на своём пути. Теперь в деревнях стали попадаться мирные жители. Днём немцы выгоняли их на чистку дорог, чтобы к вечеру по ним можно было бежать и ехать проворней. |Стоило теперь вспыхнуть где-нибудь огню, как по всему горизонту, как в древние времена дымного сигнала, появлялись столбы чёрного дыма ползущего к небу и всполохи пламени под ними.| Низкие зимние облака озарялись желтым подсветом пожаров.
Мороз, стужа и ветер делали своё полезное дело, подгоняя немцев на дорогах. Машины на морозе застывали, тягачи и транспортеры их глохли. Обледенелое железо и броня оставались стоять по середине дороги. Сколько рукоятками не крути, сколько не лей в радиатор горячую воду, сколько не бегай вокруг и не кричи, моторы намертво застывали и не заводились.
По началу мы думали, что это подбитая техника. Но где ей быть? Наша авиация не летала. Полковая артиллерия, состоящая из нескольких пушек, тащилась сзади вместе с полковым обозом. Да и снарядов на пушку приходилось не больше десятка.
И когда на дорогах мы подходили к немецкому застывшему железу, то было видно, что ни один снаряд, ни один осколок бомбы не коснулся его. Немцы сталкивали машины с дороги под откос.
Но случалось и другое. Мы догоняли их тягачи и артиллерию, они останавливались, разворачивались и остервенело били по нам, не жалея боеприпасов.
Отступая, немцы чистили дороги, выгоняя на расчистку снега мирное население.
Оставляя на дорогах и в деревнях группы прикрытия, они цепляли орудия и увозили их на новые рубежи. Там им готовили новые штабеля снарядов и мин. В стороне от больших дорог у немцев тоже действовали мелкие подвижные группы. Они держали нас и прикрывали основные отходившие части|на новые рубежи основных своих частей и артиллерии|.
Мы двигались неторопясь, нащупывая немецкие группы прикрытия. Но каждый раз, подвигаясь вперёд, мы иногда несли вынужденные потери |несли потери в живой силе почти под каждой деревней. Немцы нас ждали, подпускали на открытое место и открывали пулемётный огонь.|.
В полку тогда было мало людей. Боеприпасы отсутствовали. Дороги снабжения растянулись. Выбивать немцев из деревень было не чем.
И вот однажды при выходе из леса к деревне, рота подвинулась в снежное поле и залегла в снегу. Дальше, по открытой местности идти было нельзя, мы могли попасть под обстрел. Мы сунулись было вперёд, но по краю лощины тут же ударило несколько очередей. Пули прошли чуть выше. Потерь на этот раз не было, и лезть на деревню не было смысла. Впереди виднелись крыши уцелевшей от пожара деревни.
Я сидел на снегу, у края бровки дороги. Слышу сзади голоса. Поворачиваю голову назад и смотрю в сторону леса. Вижу по дороге в нашу сторону ползут двое солдат.
— По низине можно пригнувшись идти — кричу я им, — Чего вы животы надрываете и трёте коленки?
Это наверно связные! Я подминаю под собой мягкий сугроб, усаживаюсь поудобнее, закуриваю и жду когда они подползут.
— Вас ждут, там в лесу! Велели туда явиться!
Я поворачиваюсь к ординарцу и говорю:
— Передай, старшине Лоскутову меня вызывают, начальство стоит в лесу. Он остается за меня! Давай быстро назад! В лес пойдём вместе!
Ординарец возвращается. Я поднимаюсь из сугроба и иду по дороге. Ординарец следует за мной, солдаты тоже идут. Они уже не ползут и не протирают штаны.
Мы проходим лощиной. Подходим к опушке леса, там за поворотом дороги, около густого ельника стоит группа людей. Они все в новых маскхалатах. Начальство из полка! — соображаю я.
Подхожу ближе, посыльный показывает мне на одного и говорит:
— Это наш новый комбат!
Комбат подает мне руку и показывает на другого.
— Это наш комиссар батальона!
Вместе с ними стоят ещё трое. Я узнаю одного из них.
— В гости прибыл! — говорю я ему.
Мои слова ему явно не по нутру. Я поглядываю на него и улыбаюсь. Передо мной в белом халате стоит Савенков [118] .
Политруком он был назначен в роту за Волгой. Пятая рота 11-го декабря погибла. А он сидел в тылах полка и на передний край ни разу не показался. Как-то раз я видел его во взводе связи. Он сидел на крыльце. Мы проходили мимо. Он сказал мне тогда, что политотдел отозвал его, для важной работы.
118
Савенков — политрук 5 рота, 421 сп, 119 сд после 29.12.1941 года. Грунин — Потери политсостава 119 сд, 31А с 25.12.41 по 10.01.42 г.
— Ну вот снова и встретились Савенков! С самой Волги не виделись!
— Вы стало быть знакомые? — заметил комбат.
— Ну как же! Политрук моей роты!
— Вот и принимай его с хлебом и солью! Он назначен к тебе!
— Ну и дела! Это вы зря! Вы его в политотдел отправьте. У него там важные дела. Он в роте с 4-го декабря ни разу не был.
Савенков прищурил глаза, сжал крепко зубы и метнул в мою сторону быстрый взгляд.
Комбат вышел на опушку леса и стал смотреть в прогалки между деревьев, стараясь угадать, что там впереди. Он достал из футляра бинокль и долго смотрел на деревню и на дорогу. За лесом, где лежала стрелковая рота, простиралась лощина. Дальше поле переваривало через бугор, подход к деревне был ничем неприкрыт. |Отсюда, с опушки леса, небольшие возвышения можно было не разглядеть.|