Ванька-ротный
Шрифт:
Рекогносцировку местности провели вечером со всем офицерским составом наступающих рот. Командир полка занял |специально оборудованный| блиндаж в сотни метрах от передней траншеи. Впервые командный пункт полка располагался в непосредственной близости от исходного рубежа пехоты. Да и пора бы было научиться воевать. Командир полка сзади поджимал комбатов. Те в свою очередь сидели в полсотни метрах от своих стрелковых рот. Командиры рот, как обычно, находились вместе со своими солдатами. Так уж с самого начала войны повелось. Солдаты вперед не пойдут, если увидят, что ротный топчется сзади. Другое дело, когда ротный с ними в цепи. Офицер спокойно идет и им нечего бояться. Командир роты рискует жизнью, — солдату тоже приходиться рисковать!
На командный пункт полка, в батальоны и роты подана проводная связь. У командира полка дополнительно рация, для связи с дивизией. Каждый батальон поддерживает танковая рота. Танки стоят на исходных позициях, сзади пехоты. Для них в полосе наступления выделены особые проходы.
Ночь тянется медленно. Перед наступлением каждому, кто пойдет вперед, есть о чем подумать. Вот и притихли солдаты. Разговор не клеится, да и о чем говорить? Солдаты сидят неподвижно. Каждый ушел в себя. Самое подходящее время помолчать и подумать. Время перед атакой остановилось совсем. Никто на тебя не кричит и не дергает. |Это будет потом, когда поднимется цепь.| До самой последней минуты будет бездействовать связь, будут молчать телефоны. Каждый в эти минуты предоставлен только себе.
179
Смоленская операция (07.08–02.10.1943) 52 гв. сп, 17 гв. сд, 5 ГВСК, 39А, Калининский фронт. (Духовщинско-Демидовская наступательная операция 14.09–02.10.1943).
Сидят солдаты в передней траншее и ждут, когда заваруха начнется. Кто из них завтра с рассветом останется жив, кому оторвет ноги или руки, а кто из них упадет на землю, |не естественно и| нелепо дернув коленками и взмахнув руками.
Молчат телефоны!
У каждого есть о чём-то подумать. |О жизни? А что о ней думать? Окопнику она не светит совсем! Даже надежды нет! Не то, что самой жизни!|
Я, Рязанцев и несколько разведчиков идем по передней траншее. Прохладный ночной ветер гуляет вдоль нее. |Он то появляется и налетает, то исчезает совсем. Потом он снова тихо начинает шевелить листвой кустов над головой.|
Солдаты сидят в открытых окопах и ждут рассвета. Посмотришь по сторонам. Сизый туман струится над передним краем. Присмотрись к серым шинелям, каждый солдат напряжен, хотя внешне не двигается, как будто спит спокойно.
Пройдись вдоль окопа! Многие лежат и сидят, привалившись к земле с закрытыми глазами. Но они вовсе не спят. Они чутко улавливают каждые шорохи и вздохи. Они прислушиваются к шепоту и вполголоса сказанным словам. Сейчас каждое слово, сказанное о немцах, ловится на лету. А что мы собственно знаем о них? Утром, когда сделаешь первый шаг навстречу немцам |и смерти, о немцах и о жизни| думать о них будет поздно.
|Армейских разведсводок о немцах и о их оборонительных укреплениях нам не дают, чтобы мы их не боялись. Мы делали, по кустарному, свое опасное дело. Но психика солдат тоже отрицательный момент. Так он идет вперед и не знает, что там его ждёт, какие сооружения. Он их даже перепрыгнет и не поймет, что смертельный рубеж позади.|
Глава 26. Река Царевич
7 августа 1943 года
Прорыв немецкой обороны на реке Царевич имел для нас особое значение. Впервые мы своими глазами увидели, что в войне с немцами произошел коренной перелом. Наша артиллерия нанесла по немцам мощнейший удар.
Столько лет мы воевали одними винтовками, несли огромные потери в людях, немец не жалея снарядов разносил наши позиции и сметал с лица земли наши наступающие роты. Каждый раз мы попадали под огонь его артиллерии, а он остервенело, мешал все живое с землей.
После стольких лет тяжелейшей войны, мы впервые увидели, как над немецкой обороной стало медленно подниматься к небу огромное черное облако дыма, пыли и земли.
На наших лицах вероятно можно было увидеть удивление, волнение и радость от всей души. У нас менялось выражение лица, потому что менялся характер войны. Теперь огневой смерч висел и клокотал над немцами.
По выражению лица немецкого пленного можно было точно сказать, как у них идут дела.
В начале войны пленные попадались с нахальными рожами. Встречались даже наглые и злобные лица. Зимой сорок первого, когда мы захлебывались кровью и отгоняли немцев от Москвы, у них на физиономиях появилась растерянность и недоумение.
В сорок втором, летом, они дали нам пинка из-под Белого, и на физиомордии у них появилось спокойствие, уверенность и твердость духа.
Весной сорок третьего, когда мы их отогнали от Ржева, на лицах у солдат фюрера отпечаталась тень сомнений, глубоких раздумий, внутренней борьбы и испуга.
И вот теперь в августе сорок третьего года лица у немцев осунулись, вытянулись, исказились от страха. У взятых в плен, появилась угодливая и слащавая улыбка.
Зря не фотографировали пленных немцев по годам. |Всю пленку испортили на наших полковников и генералов.| Разложить бы эти фотографии по годам, можно точно установить и представить картину кровавых событий.
С тех пор прошло много времени. Некоторые моменты и эпизоды стали меркнуть. Но стоит иногда пошевелить мозгами, поворошить в голове, как сразу перед глазами встают фотографии и целые застывшие и подвижные картины. Разве забудешь войну!
На войне у окопника зрительная память работает исключительно сильно. Звуки войны, те всегда на один мотив! Взрывы и гул, удары снарядов и посвист пуль. Имена людей из памяти улетучились. Сегодня он рядом, а завтра его нет.
— Эй, друг! Не помнишь, какая у него была фамилия? |Зрительной памяти у солдата хватит на всю жизнь. В ней как на фотографиях всё зафиксировано. Всех имён солдат не вспомнишь. Грохот и скрежет металла и сейчас перед глазами стоит.|
Не всем было дано увидеть войну глазами во всю ширь. Солдаты сидели, стиснув зубы, под обстрелами на передовой и гибли. А тыловые прятались в темноте блиндажей, прислушиваясь к отдаленному гулу немецкой артиллерии. |Они и тогда считали себя участниками войны и фронтовиками. Как-то наш командир дивизии воскликнул:
— Я сражался с немцами под Духовщиной! А, честно говоря, он её никогда и не видел, войну то. Сражались другие! Он думал, куда и как пустить солдат на укрепления противника.|