Ванька-ротный
Шрифт:
Потери взвода пешей разведки 48 гв. сп:
Участвовало — 12 человек; убито — 4; ранено — 5; вышло — 3
Потери взвода дивизионной разведки:
Участвовало — 15; убито — 3; ранено — 7; вышло — 5
По уточненным данным через санроту 48 гв. сп прошло раненных на эвакуацию 6 человек. Из числа убитых [203] один был вынесен без сознания, его вначале посчитали мертвым (убитым). Он оказался тяжело раненным, его эвакуировали в медсанбат.
При этом прилагаю копию донесения воен. врача санроты 48 гв. сп капитана мед. службы А. Соболева.
203
Список безвозвратных потерь 3 огрр 17 гв. сд с 01 по 25.04.1944 г.
От старшего врача 48 г.с.п.
Командиру полка
ДОНЕСЕНИЕ
Доношу, что за 14 апреля прошло раненных из взвода пешей разведки через этапы эвакуации
48 г.с.п. 7 человек:
1. Лейтенант Ложкин И.Е. — командир взвода
2. Рядовой Богатырев Н.Л. — разведчик
3. Максимов Ю.П. — разведчик
4. Афонин М.Ф. — разведчик
5. Климов А.В. — разведчик
6. Николенко Н.М. — разведчик
Тяжело раненные (Климов и Николенко) вынесены с поля боя только с наступлением темноты.
Один человек из взвода пешей разведки прошел через БМП (батальонный медпункт) ибо у него, по его словам, остались вещи в 52 гв. сп и он пошел в соседний полк. Фамилию его сегодня указать не могу.
Дивизионная разведка:
1. Копсов — разведчик
2. Румянцев — разведчик
3. Григорьев — разведчик
4. Мишанин — разведчик
5. Кизюн — разведчик
6. Кукушанов — разведчик
7. Янковский — разведчик
Старший врач 48 г.с.п.
15/IV 3:30
/подпись/ А. Соболев
Глава 46. Станция Заболотинка
16.04.44 г.
И последнее, на чем нужно остановиться, о чем следует подробно рассказать. Но об этом откровенно не хочется вспоминать. Это был последний, кошмарный и неудачный выход за передовую. Он нам стоил огромного напряжения сил и немалой крови. Мы потеряли последнюю группу ребят из взвода пешей разведки.
Я обещал Безуглому что возьму языка и мне нужно было самому идти с этой группой. После неудачного выхода Ложкина во взводе осталось очень мало солдат. Пять человек и сержант, которые готовили последний объект, и трое солдат, оставшихся в живых после неудачного выхода Ложкина. Вот собственно и весь боевой состав, если не считать старшины, меня и моего ординарца Егора.
Эта последняя группа готовила и изучала отдельный окоп. Он находился справа от железнодорожной насыпи в районе станции Заболотинка. Мы много раз выходили под проволоку и ночи напролет лежали у немецких окопов. По нашим наблюдениям в окопе находились двое немцев. Один был с пулеметом а другой освещал передний край ракетами. Все как будто обычно, никаких отклонений от нормы.
Каждый раз, когда мы отправляемся брать языка, мы мысленно спрашиваем себя и пытаемся представить что делают немцы. Нам нужно незаметно подойти к ним поближе. В этом заключается любая операция по взятию языка. Главное незаметно заскочить в окоп, а остальное не представляет особой трудности. Когда разведчик добрался до окопа и прыгнул на плечи обезумевшего от страха немца, его только ткнул стволом автомата в бок и он тут же поднимет лапы кверху. А чтобы не заорал и не завопил с перепуга, напарник хватает его моментально за горло. Немец пикнуть не успеет, а его уже волокут бегом по земле.
Существуют несколько способов заткнуть немцу рот. Один по привычке прикрывает ему рот ладонью и двумя пальцами зажимает нос. Другой с хода толкает ему в пасть тряпичный кляп. Были и такие, которые умели немцу быстро накидывать на шею из стальной проволоки петлю. Но я считаю, что самый надежный и верный способ — сунуть немцу под челюсть большой палец и вдавить его в горло. Тут, как говорят, не дыхнуть, не пукнуть. Но сколько мы не напрягали свои мозги, как приблизиться незаметно к немецкому окопу, придумать ничего нового не могли. Хорошо, конечно, подготовить проходы и ночью уйти к немцам в тыл. В тылу у немцев действовать легче и проще.
Нам сейчас приходится лезть напролом. На любом участке обороны противника можно подготовить такие проходы, но на это надо иметь достаточно времени. И еще одно обстоятельство заставляет идти нас на этот окоп. На участке полка неудачная работа разведгрупп встревожила немцев. Остался нетронутым только этот окоп. Командиры полков требовали, чтобы мы не совались на чужие участки. Они усматривали в этом нарушение границ.
Сидя в землянке и рассматривая карту, мы изучали расположение немецких траншей. Мы не чертили на карте красные стрелы, по направлению которых кто-то другой должен был встать и идти. Мы изучали сами свой последний путь. Кому этот путь оставит жизнь, кто из нас попадет в госпиталь, а для кого он станет вечным покоем. Когда полковые разведчики отправляются за проволоку, штабные дивизии лезут со своими советами хотя остаются сидеть под накатами подальше в тылу. Им важно поговорить. А нам нужны результаты. Было бы неплохо им самим разок за немцем сходить.
Захват языка во многом зависит от случая и момента. Тут как игра в очко, кому повезет. Немец чуть прозевал и ты тут, как тут! Немецкий окопчик мы берегли про запас и не трогали. Боялись их насторожить и спугнуть раньше времени. Руководить захват-группой будет сержант. С ним на немцев трое пойдут. Две пары. Он с солдатом и я с Егором. Сержант и солдат навалятся на пулеметчика, а мы с Егором будем брать ракетчика. Что толку, если я окажусь в группе прикрытия? Как советует мне сержант. Мне нужно идти самому. Я слово дал. Мы могли подготовить проходы, уйти к немцам в тыл и там взять языка. Но меня одернули в штабе дивизии, нечего мол соваться с группой в пять человек. В плен могут взять. У меня не было времени. Я был связан словом. Обращаться к Безуглому и просить отсрочки я не хотел. В штабе дивизии меня торопили. Командир корпуса требует языка.
По намеченному плану мы должны подойти к окопу с двух сторон. Этим мы получим некоторое преимущество. Группа прикрытия возьмет на себя огонь пулемета. А мы в две пары должны пойти на окоп не взирая ни на что. Если одна из пар попадет под огонь, то другая используя момент ворвется в окоп. Нас у проволоки прикрывают трое солдат. Они вчера вернулись из-под огня после очередного провала. Им положен законный отдых, а нас около проволоки некому прикрыть.
Я строю ребят перед выходом. Проверяю детали операции, задаю уточняющие вопросы. И вот мы поворачиваемся и гуськом уходим в ночь. Темное непроглядное небо нависло над нами. Облаков на небе нет. Все затянуто беспросветным темным бархатом. Смотрю в темноту, оглядываю горизонт. По всей линии фронта ползут трассы трассирующих. Впереди чуть заметно маячит силуэт идущего сержанта. Я иду следом за ним, рядом чуть слышно шагает Егор, мой ординарец. Дальше на расстоянии видимости тихо переступают другие разведчики.
Мы идем во весь рост. Мимо, сверкая холодными огоньками над землей, пролетают трассирующие пули. На мгновение все замирают. Мы идем медленно, не делая резких движений. Под ногами то мягкая и липкая глина, то застывшая и твердая, как камень земля. На нас надеты новые маскхалаты. Они все в извилинах и в темных пятнах как ночь. В темноте с двадцати метрах фигура человека неразличима. Днем на буграх, где греет солнце, земля становится талая. Кругом появляется непролазная грязь. Ночь, когда заметно холодает, земля начинает застывать. В темноте сам черт не разберет где она мягкая и где она твердая. В болотинах и низинах из-под ног выступает вода. Шагнешь иной раз ногой, а она сползает куда-то в низину. Ни лето, ни зима, одним словом — распутица! Ползти по такой грязи, значит набрать на себя липкой глины. Потом нужно будет встать, а тебя присосала жижа в засос, отяжелеешь так, что потом не подняться. Налипнет пуда два, попробуй встань перед окопом. Разведчику нужна легкость и свобода движений. Лучше идти под пулями в рост, чем ползти по непролазной глине. Мы двигаемся парами. Сержант и солдат идут впереди, за ними идем мы с Егором.