Ванька жуков против гарри поттера и ко
Шрифт:
К столику подошли ещё какие-то люди. Это означало, что время отдыха закончилось. Мама возвратилась к свечному ящику, отдала записки, купила свечи и заказала сорокоуст о здравии тяжело болящего отрока Иоанна. Женщина, принимавшая требы, сочувственно посмотрела на неё. Видно было, что ей хотелось что-то сказать в утешение, но мама первой задала вопрос:
– Скажите, а где здесь у вас проходит исповедь?
Женщина показала, куда идти, и мама, опустив глаза, тут же отошла от свечного ящика.
Исповедь принимал
Время тянулось медленно, стоять становилось всё труднее. Мама подошла к колонне и прислонилась к ней спиной. Глаза закрывались сами собой. Несколько раз голова её резко опускалась, и она вздрагивала от резкого толчка вперёд.
«Я засыпаю, – с ужасом думала она. – Нужно было проделать такой путь, чтобы стоя заснуть в храме!»
Решив перейти на другую сторону, чтобы развеять навалившийся на неё сон, мама обнаружила, что и здесь была исповедь. Когда она подошла поближе, то увидела седовласого монаха с длинной пушистой бородой. От одного только его вида по спине у неё пробежали мурашки. Сон как рукой сняло. Мама поспешно открыла свою сумку и стала искать написанную ночью исповедь, но там, где она должна была лежать, исписанного листочка не оказалось.
«Неужели я оставила его дома? Нет, не может быть! Помню, как положила его в сумку. Он должен быть здесь».
Руки её задрожали, она присела на корточки, чтобы удобней было искать, но не удержала равновесия и упала на колени. Сумка выпала из рук и ударилась о каменный пол. Несколько человек разом обернулись на звук упавшей сумки, кто-то тут же подхватил её под руки, помогая подняться.
– Простите, простите, – мама чувствовала себя неловко.
«Всё из-за этой спешки, – думала она, – просто сдают нервы».
Когда всё вокруг неё успокоилось, она снова заглянула в сумку и опять не нашла того, что искала. Кровь ударила ей в лицо: «Этого не может быть!»
Боковым зрением она видела, что на неё опять обращают внимание, но ничего поделать с собой не могла и, отойдя к стене, стала перебирать содержимое сумки.
«Может, я сунула листок в наружный карманчик?»
И точно, злополучный листок лежал там, где он никаким образом не должен был лежать! Чувствуя большое облегчение, кающаяся грешница прислонилась спиной к стене, прижимая сумку к груди.
«Это просто какое-то наваждение. Но главное, что я его нашла!»
Ещё какое-то время простояв опираясь о стену, Таня забылась, а когда пришла в себя с ужасом поняла, что причастие уже началось. Она глянула в сторону седовласого монаха, и у неё подкосились ноги. Ей показалось, что он уже ушёл. Толкая стоящих у неё на дороге прихожан, она устремилась к тому месту, где ещё совсем недавно была немалая очередь. Когда она подошла поближе, то с облегчением выдохнула: седовласый монах был на месте, и к нему ещё стояло два человека.
Перекинув сумку через плечо, мама развернула листок с написанными грехами. Пробежав его глазами, она стала судорожно думать, пытаясь вспомнить что-нибудь ещё. Эпизоды жизни проносились перед мысленным взором, один за другим, но в большинстве из них виноватой была не она. Ей стало жаль себя. До слёз захотелось рассказать этому седовласому монаху о своей горькой жизни, о том, как ей тяжело! Сейчас ей был нужен кто-то, кто смог бы хоть немного облегчить боль. Слёзы потекли по щекам и, уйдя в свои мысли, она даже не заметила, как осталась в очереди одна.
– Ты на исповедь пришла или просто поплакать? – Эти слова вывели её из оцепенения.
– Я… я на исповедь, – сбивчиво ответила Таня и, сделав несколько шагов, опустилась на колени перед стулом, на котором сидел монах.
– Ну, что там у тебя?
– Батюшка… у меня… у меня такое горе… – сказала она, готовая разрыдаться.
– У тебя одной? – коротко спросил монах, глядя куда-то в сторону. Этот вопрос был таким неожиданным, что слёзы тут же перестали течь.
– Что? – ответила исповедница вопросом на вопрос, так как не знала, что сказать.
– Грехи называй.
– Батюшка, у меня умирает сын, единственный сын!
– Я тебе сказал, грехи называй.
Мама окончательно растерялась.
– Батюшка, я не понимаю, за что... Я вот тут написала.
Торопливо развернув листок, она начала сбивчиво читать, думая о том, что говорить нужно было совсем не об этом. Всё, что у неё было написано, сейчас казалось детским лепетом.
– Дай-ка сюда. – Монах протянул руку за недочитанным листком, а мамина спина покрылась холодным потом.
С ужасом, охватившим всё её существо, наблюдала она, как этот строгий монах сначала пробежал глазами по исписанному листу, а потом, опустив глаза, какое-то время сидел, молча, глядя куда-то вглубь себя.
– Ты зачем сделала аборт?
Мама почувствовала, как у неё одеревенели губы.
– Когда я узнала, что беременна, мы были на грани развода. Кому же было рожать? – сказала она, глядя на монаха полными удивления, широко раскрытыми глазами.
– Значит, тогда ты решала за Бога, а сейчас спрашиваешь Бога, за что?