Варфоломеевская ночь
Шрифт:
И они с улыбками пожали друг другу руки.
— А теперь скажи, чего ради ты пришел сюда? — спросил Лесдигьер. — Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного, — пожал плечами Шомберг, — если не считать того, что ваш разговор от слова и до слова был подслушан, во всяком случае, первая его половина.
— Кем? — быстро спросил Рене.
— Одним дворянином, шпионом Екатерины Медичи, имя которого я забыл спросить.
— О бог мой, я пропал! — произнес Рене. — Если мадам Екатерина узнает об этом, то в лучшем случае меня ждет изгнание, а в худшем — виселица или нож убийцы.
— Успокойтесь, Рене, она ничего не узнает, — спокойно ответил Шомберг.
— Вы уверены?
— Да, я попросил его уйти, взяв с него честное слово, что он никому ничего не разболтает.
— Вы взяли с него честное слово?!
— Ну да, что же тут удивительного.
— И он ушел?
— Разумеется, и поклялся при этом больше сюда не возвращаться.
Недавние собеседники переглянулись.
— Гаспар, что ты сделал с этим человеком? — спросил Лесдигьер.
— Ничего особенного, просто вызвал его на дуэль и убил тем самым выпадом из третьей позиции, которому ты меня обучил.
Лесдигьер рассмеялся.
Рене облегченно вздохнул и теперь уже первый протянул руку Шомбергу.
— Слава богу! Вы возвращаете мне жизнь, мсье Шомберг. Оказывается, во Франции не перевелись честные и смелые люди, да к тому же еще и такие верные друзья.
И добавил, в то время как Шомберг пожимал ему руку:
— А ведь, кажется, я опять обязан спасением жизни, но теперь уже не вам, Лесдигьер, а вашему другу.
— Пустяки, — скромно ответил Шомберг.
— Запомни, Гаспар, — назидательно произнес Лесдигьер, — и извлеки одну простую истину: такой человек, как мэтр Рене, никогда не остается в долгу.
Миланец, молча, наклонил голову.
— Однако продолжайте, Рене, вы что-то еще хотели сказать.
— Совсем немногое. Но предлагаю уйти отсюда в другое место: королева-мать может отправиться на розыски своего шпиона. Заодно давайте посмотрим, кто это такой.
Они осторожно вышли из комнаты, прошли по коридору к месту недавнего поединка и остановились. Человек все так же лежал, уткнувшись лицом в ковер на полу. На спине у него проступало большое темное пятно.
— Неплохой удар, — заметил Лесдигьер. Шомберг нагнулся и перевернул на спину.
— Ги де Жарнак! — произнес Рене. — Шпион королевы-матери. Я узнаю его.
— Неблаговидные дела всегда заканчиваются нелепо, — изрек Лесдигьер.
— Поторопимся, господа, нас не должны видеть вместе.
— Наденьте на всякий случай вашу маску, Рене.
Они снова спустились вниз, но уже по боковой лестнице, меду щей к черному ходу, вошли в какое-то слабо освещенное лисиным светом помещение и заперли дверь.
— Здесь мы будем в безопасности.
Глава 5
И все же отравлена
Вернемся к началу разговора, чтобы узнать, о чем говорилось до прихода Шомберга.
— Рене, это вы! — воскликнул Лесдигьер, когда незнакомец, едва они остались вдвоем, снял маску.
— Да, снова я, — ответил миланец, — и пришел потому, что вы хотели меня спросить: не перепутал ли я перчатки, не надела ли королева Наваррская отравленные вместо безобидных, которые вы уничтожили?
— Именно об этом я и хотел спросить, потому что теряюсь в догадках.
— Нет, господин граф, я ничего не перепутал, — твердым голосом произнес Рене.
— Как же вы тогда объясните сегодняшнее внезапное недомогание королевы?
— А разве вам не объяснили этого придворные королевские врачи?
— Я уверен, что они ошибаются. Хотя в одном правы: у Жанны действительно слабые легкие.
— Вот видите, выходит, она могла запросто простудиться.
— Выходит… Но она не простудилась.
— Почему вы так думаете?
— Потому что Амбруаз Паре сказал, что все дело в каком-то сильном внешнем раздражителе, который мгновенно дал импульс к обострению болезни.
— Я всегда считал его самым толковым из всех, — негромко произнес парфюмер.
— Значит, — продолжал Лесдигьер, — она вдохнула какой-то посторонний запах, который… который…
— Который — что?
— Который был ядовитым, Рене!
— Вы так думаете? Почему же тогда окружающие королеву люди и вы в том числе, не чувствовали никаких признаков отравления?
Лесдигьер молчал, не зная, что ответить. Наконец какая-то мысль пришла ему в голову.
— Быть может, потому, — неуверенно предположил он, — что у нее слабые легкие, которые не могли противостоять невидимому раздражителю, провоцирующему внезапное ухудшение самочувствия?
— Кажется, мы приближаемся к истине, — горько улыбнулся Рене. — А теперь давайте разберем все по порядку. Помните ли вы хорошо предыдущую неделю? Сможете ли рассказать мне о здоровье королевы Наваррской в эти дни?
— Я помню каждый день, словно передо мной прошло несколько часов.
— Хорошо. Не впадала ли королева в лихорадочное состояние? Не бил ли ее озноб, не чувствовала ли она сильной жажды?
— Нет.
— Не жаловалась ли она на полное бессилие, на слабость во всех членах, не поднималась ли у нее температура до сорока градусов?