Вариация жизни
Шрифт:
Он наклонился и, руками в перчатках из толстой кожи обхватив кольцом ее талию, легко оторвал Айрис от земли и посадил в седло впереди себя. Она огляделась по сторонам с этой неимоверной высоты, и тут же увидела замок, высившийся между скал – такой же остроконечный, как и их верхушки и, может быть, поэтому не замеченный ею раньше. Или раньше его просто не было?
Доспехи Джерарда Эрла были теплыми, нагретыми в лучах утреннего солнца, и к ним было так хорошо прислоняться… Потом ей вдруг захотелось поговорить с ним.
– Когда ты подошел ко мне… ты произнес какие-то стихи. Откуда они?
– Это баллада Элберта, – ответил Джерард, и в его улыбке мелькнула печаль.
– Князя Элберта Эрла. Когда-нибудь он споет ее для тебя. А я не слагаю и не пою баллад. Я всю жизнь воевал с неверными, одно только это я и умею делать.
Айрис подняла голову от теплого металла. Всю жизнь – что он хочет этим сказать?
Копыта коня зацокали по каменному мосту, где-то внизу блеснула река.
– Эрелинелле – река Эрлов, – сказал Джерард. Как странно, что в этом мире все имеет свои имена и названия, наверное, они чуть-чуть изменяются от Вариации к Вариации, а может, не меняютоя вовсе. И какой у него удивительный голос… Мягкий, негромкий – а вместе с тем есть в нем что-то нерушимо надежное. Во всех слышанных ею мужских голосах, какими бы твердыми они не казались, Айрис всегда ловила неуверенность. Неуверенность
– чисто человеческое качество. «Они не люди…»
Замок Эрлов встретил Айрис неумолимо надвигающейся стрельчатой тенью, скрипом разводных мостов и лязгом поднимающихся решеток – неприступная громада, начинающая незаметно ветшать. Джерард спешился, и двойной звук шагов человека и коня гулко отразился от каменных стен. Какой-то мужчина, высокий, широкоплечий, одетый в алый и черный атлас, поднялся от ворота, приводящего в движение входную решетку, и жестом поприветствовал их. Еще две фигуры возникли из окружающего полумрака. Айрис смотрела на них с высоты седла, но вез равно эти мужчины казались ей немыслимо-огромными. У одного из них была в руках причудливой формы гитара, и он наигрывал на ней что-то монотонно-печальное.
– Это мои братья, – сказал Джерард. – Князь Элберт Эрл. Князь Эдвард Эрл. Князь Монмут Эрл.
Одинаковые фигуры, похожие имена, почти одинаковые лица… Только черты Элберта чуть более тонкие и скрытные, чем у Джерарда, в лице Монмута есть что-то тяжелое, не то медвежье, не то бычье, а Эдвард прячет за бородой совсем мальчишескую юность. «Братья Эрлы, которые ведут войну…»
– Это Айрис, – просто сказал Джерард, и она увидела, что они поняли. Им не нужно было никаких объяснений, они принимали как должное, что на закованном в броню коне сидит девушка с огненными волосами, и шелковые складки цвета их рода свешиваются с седла.
– Она похожа на Ириду, – медленно сказал Монмут, самый старший.
– Да, – кивнул Джерард, – я заметил… Ирида – это наша сестра, – сказал он, обращаясь к Айрис. – Ее убили неверные четыре года назад.
Это о ней: «дева о волосами цвета пламени», – поняла Айрис.
Четыре года назад… Все они живут не больше часа.
Джерард снял шлем – у него были густые светло-рыжие волосы, прямыми прядями спадающие на шею, но не достигающие плеч. Низкорослый слуга принял шлем из его рук и взял под уздцы коня, с которого Айрис спрыгнула, положив ладони на широкие плечи Джерарда. Опираясь на его руку, она прошла в длинный зал с витражами в стрельчатых окнах, и трое братьев тяжелой поступью последовали за ними. Здесь был накрыт узкий дубовый стол, и в воздухе стоял щекочущий аромат жареного мяса и пряностей.
– Приглашаем вас разделить с нами утреннюю трапезу, – сказал Элберт. Это прозвучало несколько натянуто, но Джерард чуть смущенно улыбнулся Айрис, и она согласно улыбнулась в ответ. А за столом натянутость исчезла, братья Эрлы весело разговорились, заразительно-звонко смеялся Эдвард, Элберт наигрывал что-то бравурное на гитаре, а Монмут сосредоточенно опрокидывал один за другим огромные бронзовые кубки. Но «они не люди…» Время, уходит время!..
– Когда вы выступаете в поход против неверных? – громко спросила Айрис, и ее звонкий голос на мгновение породил совершенную, гулкую тишину.
– Не знаю, – мальчишески-беспечно отозвался Эдвард. – Потом, после… когда-нибудь…
– Над такими вещами не смеются, – одернул его помрачневший Монмут. И тишина словно накрыла их невидимой завесой, гнетуще-тревожная и всепоглощающая.
– Мы собираем отряды по всем провинциям, – наконец подал голос Элберт, – и когда наши силы будут достаточными, мы выступим.
Вы выступите сегодня, сейчас – мне так нужно, вы выступите с недостаточными силами – мне нужно, чтобы вы потерпели поражение. Я сдаю экзамен. «Они наивны и доверчивы…»
Айрис встала. Ее черные глаза сверкали – такие черные, что даже не видно зрачков, один только огненно-страстный блеск. Распущенные волосы языками пламени рассыпались по плечам. Такую – красивую, сильную, натянутую, как струна – они послушают.
– Вы считаете, что ваши силы недостаточны – вы, братья Эрлы? Вы отступаете перед неверными – хотя один князь Эрл стоит тысячи их! Но вы давно расстались с мужеством, и вы готовы простить им все. Все, даже смерть вашей сестры! – Айрис чуть было не осеклась, увидев, как потемнели их лица. Лицо Джерарда… Нет, она не будет смотреть на лицо Джерарда! – Князь Элберт говорит, что вы собираете отряды, зачем? Наемные войска могут предать. Вы, князья Эрлы, можете выступить против неверных во главе одного-единственного отряда – отряда надежных, проверенных воинов. И вы победите: если один из вас падет – другой встанет на его место, и неверные дрогнут, решив, что вы бессмертны. Вы победите!
Где она слышала – или читала – что главное качество режиссера – умение убедительно говорить? Она владеет этим умением. Слишком хорошо владеет…
– Мы выступает немедленно, – сказал Монмут Эрл, и с гулким стуком обрушил на стол тяжелый кубок, словно ставя непререкаемую точку под этим решением. Шумно задвигались дубовые скамьи, огромные братья вставали из-за стола, и их похожие лица стали неразличимы в объединившей их фатальной решимости. Коротким стоном оборвалась струна гитары, отброшенной Элбертом. «Они наивны и доверчивы»… Что же я делаю, вдруг осознала Айрис. Неужели это она, рыженькая девушка в красной юбке, девятнадцати лет, дерзко мечтающая стать режиссером, нет, невозможно по-настоящему поверить, что именно она, именно в эту минуту – посылает на верную смерть четырех человек. И еще кто знает скольких, которым придется погибнуть в этом сражении…
Всем им все равно осталось жить несколько часов, потом они исчезнут – чтобы вновь возникнуть в следующей Вариации. А она – у нее впереди целая жизнь. Пустая, нелепая жизнь, озаренная одной-единственной мечтой. И если мечта не сумеет сбыться – что ей делать с этой немыслимо-длинной жизнью?
– Сегодня странный день, – вдруг сказал Джерард. – Я не хотел бы погибнуть именно сегодня. Элберт чуть презрительно скосил узкие голубые глаза.
– Боишься, князь Джерард Эрл?
Джерард чуть недоуменно взглянул на него – и расхохотался, широко, раскатисто, в этом хохоте почти невозможно было уловить нотку грусти.