Вариант "Ангола"
Шрифт:
Вот ткнулся лицом в камень Боря, вот вскрикнул Володька: пуля пробила левое предплечье. Мне обожгло болью левую ногу: в икру словно воткнули раскаленный прут и провернули. На глазах выступили слезы, стон пробился сквозь зубы…
Раскаленный воздух, казалось, стал густым от хищного, ищущего цель металла; он был до предела напоен ненавистью, болью, алчным, темным, страшным стремлением убить врага.
Отсоединить пустой магазин, схватить новый, и снова вдавить пальцем тугой крючок спуска, ловя в прицел фигуры вражеских солдат, чувствуя,
Пулеметы прекратили огонь – пулеметчики боялись попасть по своим. Но это уже никак не могло изменить положения. Каждый метр давался португальцам кровью, но они были все ближе к цели: им оставалось всего каких-то три десятка метров до входа в пещеру.
А нам было просто некуда отступать.
Было ясно, что жить нам оставалось считанные минуты…
Спасти нас могло лишь чудо – я же всегда верил, что чудес не бывает.
Оказалось, я ошибался.
Сначала ударил пулемет – его стрекот пробился сквозь рев атакующих.
"Как?", мелькнула мысль. "По своим ведь садят!"
Свинцовый град обрушился на склон, и солдаты – убитые, раненые – покатились вниз, роняя оружие, осыпая камни.
Португальцы откликнулись растерянными воплями – как, почему свой пулемет бьет им же в спину? А неведомый пулеметчик продолжал поливать склон огнем.
Кто это может стрелять? Неужели… Неужели кто-то из ребят еще жив, и прикрывает нас?
– Гранаты! – заорал Горадзе.
Две, четыре, все шесть лимонок, медленно вращаясь, взмыли в воздух – и по крутой дуге ушли вниз, на склон, прямо под ноги атакующим. Гулкие хлопки взрывов, визг разрывающих воздух осколков, вопли раненых слились воедино – но волна атакующих уже почти достигла входа в пещеру…
…Из недр горы послышался гулкий рев. Он нарастал с каждой секундой, и вот уже сами стены пещеры начали дрожать, содрогалась почва, вибрация пронизала тела до самой маленькой косточки. И вдруг перед входом в пещеру начали рушиться камни – один из них, размером с хороший трактор, прихлопнул двоих солдат: только в стороны брызнуло. Это было уже слишком, и в следующее мгновение португальцы начали откатываться назад. Они бежали все быстрее и быстрее, бросая оружие, и когда они оборачивались, на лицах их был написан неописуемый ужас.
…А потом перед входом в пещеру завис корабль, похожий на огромный, циклопических размеров волчок. Его "тело" вращалось с огромной скоростью, разбрасывая фиолетовые вспышки, но ось, с вершины которой уходила в небо призрачная шпага белого света, казалась неподвижной. В самом низу раскрылась диафрагма входа, и в проеме показалась Зоя. Она размахивала руками, и что-то кричала, но в воцарившемся грохоте я не мог разобрать ни слова.
Отбросив автомат, Горадзе легко, как мальчишку, подхватил на руки Борю, и шагнул к кораблю, пробиваясь сквозь вихрь из песка и мелких камней, поднятых в воздух бешеным вращением корабля. Мы с Вейхштейном устремились следом.
Еще десять метров, еще пять… Сначала я втолкнул внутрь Володьку, который из-за простреленной руки не мог подтянуться, а потом Горадзе, Володька и Зоя вместе втянули меня в нутро корабля. Я успел заметить огромный пролом в скале – похоже, именно оттуда появился корабль; понятно, откуда взялись обрушившиеся на склон камни! – панораму тонущей в сумерках долины, и маленькие фигурки вражеских солдат, поднимающих винтовки. Люк закрылся, и в то же мгновение пули загрохотали по обшивке.
– Там еще кто-то есть! – заорал я. – На пулемете!
– Нет! – прокричала Зоя. – Уже нет!
– Уходим! – заорал Володька.
Если бы мы в это мгновение находились снаружи, то увидели бы потрясающую картину: вращение корабля ускорилось еще больше, так, что его тело обратилось в призрачный туманный диск, пронизанный фиолетовыми сполохами, шпага белого света, срывающегося с оси, налилась ослепительным огнем. А потом, в какое-то неуловимое мгновение, корабль стянулся в точку чистого белого света, и исчез, оставив в вечернем небе радужный след чистейших спектральных цветов.
Но мы были внутри – поэтому нас словно вывернуло наизнанку и перевернуло вверх тормашками, причем одновременно.
Корабль стартовал.
ЭПИЛОГ
Александр ВЕРШИНИН
Москва, 31 декабря 1942 года.
Ветер гнал поземку по взлетному полю. Окруженные радужными ореолами фонари раскачивались, поскрипывая проволочными дужками, и наши тени словно отплясывали на белом снежном полотне дикий африканский танец. Спустя три с половиной месяца я снова был на аэродроме, откуда началось мое путешествие.
Также прохаживался у шлагбаума часовой с автоматом, также застыла на рулежной дорожке тяжелая туша самолета – все как в тот сентябрьский день, когда все началось, если не считать снега и ранних зимних сумерек.
Но сегодня я никуда не улетал – сегодня я провожал в дальний путь друга.
На дорожке уже ревел моторами"Ли-2", винты гнали снежную пыль.
Мы стояли в края взлетного поля втроем: Вейхштейн, я и Зоя. Стерлигов, который и привез нас на аэродром, тактично остался у машины, не мешая нашему прощанию.
Полы Володькиной шинели развевал ветер, за спиной тощий вещевой мешок, у ног – фибровый чемодан. Ворот шинели залихватски распахнут, так что был виден орден Красной Звезды, врученный Володьке буквально три часа назад. Левая рука висела на перевязи.
– Как долетишь, обязательно напиши, – сказал я.
– Обязательно, – эхом откликнулся Володька.
– И все-таки зря ты остаться не хочешь. Задержался бы на пару дней… Новый год все-таки. И вообще…
Он криво улыбнулся.
– Опять ты за свое… Десять раз уже обсудили.