Вариант «Бис». Дилогия
Шрифт:
Бой позади продолжался чуть дольше, чем этого можно было ожидать, но все равно – минуты. Ну, вот и все. Или… Через три-четыре секунды сзади гулко и глухо рвануло. Разрыв гранаты вызвал долго ходившее от одной сопки к другой эхо – как будто кто-то из его ребят попрощался вслух. Вот теперь – точно все. Йо и Ким ушли так же, как и жили, – просто и деловито. Будет обидно, если такое не поможет.
Пять человек продолжали бежать, оскальзываясь на камнях. Попытку американского капитана потянуть время, имитируя усталость, Ю пресек жестко и решительно – несильным ударом пониже затылка. Если знать как бить, то такой удар вызывает временный паралич нескольких коротких мышц-разгибателей шеи, что здорово больно и страшно неудобно. Да и просто – страшно.
Еще в прошлый раз заметив, какое впечатление почему-то производит его английский, Ю с чувством обозвал пленного сначала ослиной жопой, а потом и просто дураком, употребив в последнем случае слово, которое, как и многие другие, выучил на слух от инструктора, проработавшего большую часть жизни учителем корейского в старшей школе для мальчиков при американском торговом представительстве в Вонсане. Слово «Goop» [282] при всей его мягкости, заставило химика бросить прикидываться и прибавить так, что это удивило даже Сонга, прыгающего по камням с грацией козла, нагруженного мешками с рисом.
282
Слово Goop, или Goup («дурак»), встречалось почти исключительно в американском студенческом сленге начала–середины XX века. В настоящее время это его значение почти исчезло.
Повидавший всякие уровни подготовки, старший капитан реально и высоко оценивал возможности американца: мужик тот был крепкий и мог бежать быстрее – а значит должен был это делать. Можно было не сомневаться, что он уже думает о побеге, но гораздо сильнее разведчика сейчас волновало то, о чем думает второй американец, который Джексон. На рядового, пусть даже первого класса, он не походил совершенно, для этого пленный был слишком староват и слишком по ощущению опасен – и это было той маленькой деталью, которая окончательно убедила корейца в том, что убивать его прямо сейчас не стоит. Последнее успеется при любом, даже самом плохом раскладе. Советские товарищи, помогавшие им с подготовкой рейда и его обеспечением, тоже не были особо похожи на «капитанов», как пересчитывался принятый в КНА третий офицерский чин Советской Армии. И тоже были опасны – это Ю, человек, выживший в таких переделках, какие и в страшном сне не приснятся пи одному фронтовому корреспонденту, любящему писать «про разведчиков», определил сразу, как рыба, всей поверхностью кожи.
– Все, Пак… Кажется, я готов.
Подскочив к товарищу, старший капитан, не говоря лишних слов, снял с того автомат и сразу закинул его себе за спину. Аналогичным образом он поступил и с подсумком, в котором оказалось аж два полных дисковых магазина к «ППШ». Если капитан Квонг сказал «готов» – значит, ему действительно совсем невмоготу, но пологий склон очередной сопки настолько не подходил для того, чтобы его оставлять, что полезнее было продолжать тащить его даже на себе самом. И придется, возможно. Сколько получится – или сколько потребуется.
– Даже не надейся, – буркнул он американцу, уловив его брошенный многозначительный взгляд. Через секунду он сообразил, что сказал это по-корейски, и перевел. Тот сделал вид, что не расслышал, но это уже его проблемы. Убивать этого американца было, разумеется, пока нельзя. Его требовалось допросить – а для этого необходимо время, хотя бы минут пятнадцать–двадцать. И безопасность, которую можно назвать хотя бы относительной.
Пожалуй, на нервы химика давил второй американец, который должен быть ему непонятен еще больше, чем самим разведчикам. В информационной сводке на объект операции – капитана медицинской службы армии США Вильяма Роберта Вудсона-младшего, было много весьма интересного и чрезвычайно полезного. Можно было только догадываться, каких усилий и каких денег советской резидентуре стоило добыть эти сведения, имея как отправную точку лишь несколько смутных деталей о кадровых перестановках в перевооружающихся и переформируемых химических подразделениях американской армии в Корее, а также протокол последнего допроса пленного, давшего более или менее точный словесный и психологический портрет химика. Наверняка имелось и что-то еще, чего уходящим во вражеский тыл разведчикам знать было не положено – но итогом разведмероприятий было появление столь интересного документа, что у старшего капитана чесались руки допросить американца так, как он умел это делать. Причем допросить самому при любом развитии ситуации – кроме разве что накрытия их 155-миллиметровым осколочно-фугасным снарядом с радиолокационным взрывателем, настроенным на разрыв в десятке метров над землей.
Одна из богатейших в Вирджинии семей, частная католическая школа, затем Йельский университет. Выпуск 1941 года, почти целиком отправленный в авиашколы и военные училища, но Вудсон призыву то ли не подлежал, то ли уже тогда как многообещающий во всех отношениях молодой человек стал объектом внимания соответствующих государственных служб. Бакалавр, магистр, доктор философии в 1948 году. Тема исследования закрыта – Библиотека Конгресса вместо положенной «пергаментной» копии получает листок с несколькими подписями. Почему-то с конца 1948 года и по 1951 год включительно – Университет Дрексела в Филадельфии, штат Пенсильвания. Намек на электронные счетно-вычислительные устройства? Но тогда почему, если все остальное – это химия, химия и химия? Боевые отравляющие вещества. Разработка. Испытания. Обнаружена датированная 1950 годом подпись «первого лейтенанта В. Вудсона-мл.» под счетом за стадо свиней в 150 голов – значит, к этому времени он уже полностью находился в системе. На свиньях испытывают и стрелковое оружие, но тогда важен не их возраст, а только вес. Здесь же возраст обреченных хрюшек указан с точностью до недель. Что это может означать – вопрос компетенции отнюдь не младшего офицера военной разведки, пусть даже он относится к ее элите, к единственной (насколько старший капитан мог знать) боеготовой спецгруппе разведуправления КНА. Как обычно, уничтоженной почти целиком, по нее еще продолжающей выполнять поставленную задачу: захватить секретоносителя и доставить его к точке, откуда будет произведена эксфильтрация.
Между прочим, эта точка находилась на пятнадцать с лишним километров юго-юго-восточнее той, где был произведен захват. Учитывая то, что линию фронта в районе проведения операции к этому моменту пересечь невозможно уже совсем, идея двигаться на такое расстояние смотрелась ярко и оригинально. А принимая во внимание то, что сейчас стоит белый день, а впереди имеет место «район повышенной сложности» и по рельефу местности, и по ожидаемому противодействию, это выглядело очередным нетривиальным способом самоубийства.
Впрочем, авиации противника в воздухе пока не видно, разве что на большой высоте трижды прошли в сторону фронта группы истребителей или штурмовиков, тип которых старший капитан не сумел опознать. Возможно, разработанный генералом Чо в сотрудничестве с советским «старшим лейтенантом» с труднопроизносимой фамилией план продолжал действовать, и над линией Койджин–Тэйджуджём сейчас идут воздушные бои, отвлекающие все внимание американских авианаводчиков. Пока.
«В случае затруднения или повышенного риска эксфильтрации, – вспомнил старший капитан Ю, – разрешается самостоятельно допросить секретоносителя по указанным в разделе „2“ вопросам, используя все необходимые меры к получению достоверных данных. При возможности, расширить список обязательных вопросов по собственному усмотрению, в зависимости от открывшихся обстоятельств. При полной невозможности эксфильтрации в заданные сроки – уничтожить секретоносителя после допроса, принесшего удовлетворительный результат, после чего любой ценой обеспечить доведение полученной развединформации до командования КНА. В случае гибели радиста, либо при выходе из строя или захвате противником рации, пытаться связаться с действующей в горно-лесном массиве Щёрак-сан сводной партизанской группой, представляющей собой остатки разгромленного карательными частями в декабре 1952 года отряда имени товарища Кан Те Ки, слитого с остатками разведгруппы 1-й пограничной бригады КНА. Код и пароль для выхода на связь с рации партизанской группы… В случае невозможности обеспечения продолжительной работы рации – код для извещения о варианте развития военной ситуации (по показаниям секретоносителя), обозначенного в спецсводке разведотдела КНА как „Мегиддо“… Код для обозначения предполагаемых временных рамок ситуации „Мегиддо“… Код для использования в случае, если в результате допроса с применением, всех необходимых для получения достоверных данных мер подобное развитие военной ситуации определяется как абсолютно неизбежное…»
Группа из пяти дошедших почти до предела усталости мужчин, страшных нечеловеческими оскалами на осунувшихся лицах, продолжала бежать по склонам становящихся все более высокими сопок, занесенных снегом и кое-где заросших жестким кустрником. До выхода в район, откуда их в 2:30–2:50 следующих суток должен подобрать боевой корабль, оставалось еще слишком далеко. По расчетам – около 9 часов бега по горам и снегу..
Узел 7.3
Ночь с 4 на 5 марта 1953 года
– Вы звали, товарищ командир?..
– Да.
Алексей, напряженно обводящий биноклем глухо-черный горизонт, оторвался от окуляров и с неудовольствием поглядел на светлое круглое пятно – лицо своего переводчика. – Вы так замерзли, товарищ Ли? – спросил он после секунды молчания. В эту конкретную минуту ему переводить ничего не требовалось, но то, что Ли ушел вниз, было неправильно – в любой момент счет мог пойти на секунды. Это он и объяснил – не слишком стесняясь в выражениях и не особо заботясь об интонациях.