Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
– Да какая же дистанция?!
– Пятьдесят три…
– Это в упор. Да бейте же!
Вспышка по левому борту привлекла внимание сигнальщиков на корабле противника, а падение залпа близким недолетом рассеяло последние сомнения в том, что такое может быть. В сумерках, в том числе сумерках полярных, теневая сторона заметна лучше, чем обращенная к свету, но вырвавшийся из дождевого шквала в каких-то пяти милях от них бронированный колосс с вздымающимися ярусами надстроек теперь невозможно было не заметить.
– Боже, спаси нас… – выдохнул вахтенный офицер британца,
Легкий крейсер начал маневрировать, пытаясь уклониться от следующих один за другим залпов неизвестно откуда взявшегося противника, но требовалось прежде всего время, чтобы довести ход до полного, чтобы развернуться самому, чтобы развернуть башни и суметь открыть огонь.
Второй залп лег прямо перед носом англичанина, и от тяжести рухнувших на палубу столбов воды бак ухнул вниз и едва не черпнул воду. Крейсер не спасло бы ничего, люди только разбегались по боевым постам, и единственной попыткой сопротивления до неминуемой гибели стал трехторпедный залп влево – расчет аппарата этого борта как раз был дежурным. Торпедисты развернули аппарат вручную, не дожидаясь команды и выиграв полминуты, но очередная серия дождевых шквалов, пришедшая слева, закрыла все вокруг такой непроницаемой темнотой, что оба противника сразу потеряли друг друга из виду.
– Давай! Давай! Давай!
Вахтенный в ранге лейтенант-коммандера, оказавшийся единственным старшим офицером на мостике в эту собачью вахту, орал по принудительной трансляции непрерывно, не в силах выразить свой ужас иначе. Шквал дал им паузу, и за несколько минут корабль мучительно медленно развернулся вправо, постепенно набирая ход. Теперь их судьба зависела только от того, насколько продолжительной окажется полоса дождя.
На мостик ворвались командир и остальные офицеры – задыхающиеся, с фуражками в руках.
– Он выскочил слева, в пяти-шести милях, и сразу начал бить, а на радарах – ничего! Какого черта?! У него все было уже готово: выскочил из тучи – и сразу залп! А как?! Последние четыре залпа легли по нашему прежнему курсу – бьет по счислению; если шквал пройдет – всё.
– Принимаю командование. Радиограмму…
– Да нет связи! Я бы дал, но уже сутки нет! Все помехами забито, магнитные компасы с ума сошли, скоро мы огни святого Эльма увидим!
– Похоже, скоро… Да и не только эти… Сколько уже он нас не видит?
– Две минуты. Господи, это тот линкор, о котором нас предупреждали! Называется «установить контакт, в бой не вступать»… Я не сомневался, что такая крупная цель будет замечена радарной установкой. Только небо знает, как он нашел нас в таких условиях.
– А ведь он точно знал, что мы здесь. Если башни были развернуты и залп дали сразу, значит, его радар…
– Боже мой!
– Если он лучше нашего, то сейчас…
– Машина, самый полный! Выжимайте все, наша судьба зависит от вас! – Оторвавшись от раструба переговорной трубы, командир схватился за телефонную трубку. – Артиллерия, ваша готовность?
Ответа не последовало: командно-дальномерный пост еще не был развернут, и из центрального артиллерийского поста костерили задерживающих всех
– О’Нэлли, вы меня слышите?
– Слышу нормально. Мастер, растолкуйте нам, что творится, мы тут все чуть не в пижамах сидим.
Старший артиллерист «Мауритиуса» в свое время по праву выслужил офицерство из лычек за счет таланта и усидчивости. Мысль о том, как толстый и грубый громила подпрыгивает от нетерпения в своем ЦАПе с телефонной трубкой в руке, в более подходящий момент вызвала бы смех.
– Это у вас что творится?! Нас поймал линкор, а дальномерщики не шевелятся! Старший, у нас в шести милях на семи часах «Советский Союз»!
– О, ш-ш-ш… Так, они включились, ничего не видят. Но теперь мы в игре, артиллерия к бою готова.
«Советский Союз» дал один за другим пять бесцельных залпов и задробил стрельбу. Вокруг не было видно абсолютно ничего. Пропали из виду и «Кронштадт», и «Чапаев», и теперь Левченко с неудовольствием подумал о том, что даже собраться всем вместе уже будет проблемой.
Линейный корабль шел полным ходом в том направлении, где за шквалом исчез его противник, но орудия молчали – дистанция «Вектором» в таких условиях не определялась даже приблизительно. Все имеющие возможность отвлечься от управления линкором передавали из рук в руки картонки с изображениями британских и американских кораблей, пытаясь установить тип крейсера, с которым они столкнулись и который так несчастливо потеряли несколько минут назад.
Наконец в руках у флаг-офицера осталось лишь несколько карточек, и все сошлись на том, что это был либо британский легкий крейсер типа «Фиджи» или «Белфаст», либо американский тяжелый типа «Пенсакола», хотя считалось, что все американские тяжелые крейсера задействованы сейчас на Тихом океане.
Линкор отслеживал все маневры своего противника и продолжал двигаться за ним, но видимость не улучшалась, и что делать дальше, было непонятно. Солнце вроде бы вставало где-то за полтысячи миль за южным горизонтом, но это вообще не прибавило света к темно-серой клубящейся мути вокруг них.
Еще несколько минут все молчали, и по-прежнему ничего не происходило. Левченко уже приготовился дать сигнал к повороту, решив для себя, что пора возвращаться к «Чапаеву», оставленному в одиночку без прикрытия, и в этот момент в сыром воздухе раздались тяжелые звуки ударов, приходящие с востока.
– «Кронштадт»!.. – выкрикнули сразу несколько офицеров, до боли вперившись взглядом в непроницаемую облачную стену впереди.
Залпы грохотали один за другим, сливаясь в бьющий по ушам непрерывный рев. «Советский Союз» довернул влево, реагируя на изменение положения желтого всплеска на развертке инфракрасного приемника и соответственно изменив ориентацию оптики командно-дальномерных постов и носовых башен главного калибра. Через две минуты впереди снова открылся просвет, и с линкора увидели горящий и накренившийся корабль с изуродованными надстройками, несущийся зигзагами среди поднимающихся вверх и опадающих всплесков по покрытым белыми шапками волнам цвета мокрого обсидиана.