Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Значительная часть американских войск осталась вне образовавшегося кольца, нависая над ним пока несконцентрированной массой; точно так же, как и 1-я канадская армия, и значительная часть английских дивизий. Жукову пришлось на ходу менять планы и расчеты, сузив сектора ударов своих фронтов, чтобы не подавиться слишком большим куском. Понятие окружения в маневренной войне было весьма условным: тридцать-пятьдесят километров, отделяющих окруженные части от остальных сил, не имели большого значения, если сразу оценить ситуацию и направить усилия на деблокаду войск.
Черняховский и Говоров развернули свои фронты спиной к сужающемуся кольцу, изо всех сил цепляясь за километры, по которым их отжимали внутрь. Это была гонка времени. Тысячи самолетов день и ночь висели над железным месивом, в которое превратилась земля, штурмуя и охотясь на штурмующих. Приказ Сталина об усилении авиации на участке боев позволил хотя бы частично удерживать превосходство в воздухе, не давая люфтваффе и американской 8-й воздушной армии активно поддерживать свои войска. Обе стороны теряли сотни самолетов и сотни летчиков в день, но советская сторона, как оказалось, переносила это значительно легче.
– Я всегда говорил: войну в воздухе выигрывают не асы!
Главмаршал Новиков, серый от недосыпания, мотался по штабам армий на своем Ли-2 с обязательным истребительным эскортом. Вечером двадцать второго он находился в штабе 6-й воздушной армии Ленинградского фронта, а к ночи должен был перелететь в 14-ю армию – угрожать, уговаривать, накручивать всех как только можно.
– Войну выигрывают не герои и не те летчики, которых аккуратно и долго готовят в мирное время. Только система подготовки пилотов-новобранцев определяет, кто победит в большой войне. На Халхин-Голе воевали профессионалы, их годами натаскивали. А здесь мы имеем что? Большинство тех, кто сейчас там дерется, – он показал рукой в сторону черной от дыма западной части горизонта, – это замена, военные выпуски. Выдающиеся асы сейчас дают пару процентов сбитых, все остальное делают рядовые летчики. Люфтваффе конец. Я знаю, мы много раз это уже говорили, но я не вижу шансов им оправиться от такого. Как обычно, уцелеет пара десятков «экспертов», будут нам кровь пускать… Американцы держат небо. Суки. Когда ж они сдадутся?
– Многие эскадрильи перестали появляться. Похоже, из-за больших потерь им дают передышку…
Армией командовал Кондратюк, которого Новиков искренне любил. Сейчас он, однако, поморщился.
– Самолетов у них хватает. Не хватает, похоже, людей, готовых на них летать. Нет, неправильно говорю. Не готовых, а желающих летать. Там, внизу, им не немецкий плен с бейсболом и Красным Крестом, а наш, чуть-чуть другой. Я все жду, что они стратегическую авиацию на поле боя бросят, но сейчас не тот коленкор, слишком все плотно, все перемешались – что на земле рукопашные, что в небе…
Сравнение было удачным. Плотность авиации над только что образованным, с не устоявшимися еще границами котлом, куда попали 1-я и часть сил 9-й американской армий вместе со значительным количеством немецких войск, была огромной. Хорошая для севера Европы осенняя погода, контрастирующая с тем, что происходило сейчас на границе полушарий, позволяла сторонам бросить в бой на не слишком значительном участке фронта тысячи самолетов. Кубань сорок третьего, для тех, кто ее видел, бледнела по сравнению с творящимся сейчас в небе Вестфалии и Ганновера.
– Загонят ребят. Ох, загонят.
Комэск авиаполка ПВО, расположившегося километрах в сорока от клокочущей и ухающей линии фронта, смотрел туда же, куда и все остальные, – на запад, из-под руки. Усеченный полк, не ввязывающийся в общую мясорубку из-за своего привилегированного, отстраненного положения, был прикрыт от внезапного нападения настолько хорошо, насколько это было возможно.
– По пять таранов в день, такого и под Москвой не было… И который день уже. Что думаешь, долго так будет продолжаться?
Бывший ведомый пожал плечами, как обычно.
– Не просто же так это делается… Гонят полки в пекло, драка в полную силу и полными составами… Наверное, надо, раз делают.
– Чем потом воевать собираются?
– А тебе не приходила в голову, – он внимательно посмотрел на капитана, уже почти нормально выглядящего после недели весьма умеренной активности, – такая, знаешь, про-о-стенькая мысль…
– Какая, интересно?
– Что потом воевать не собираются. Или собираются, но не так. Я имею в виду, что если беречь сейчас войска, которые, да, готовили и пестовали как драгоценность, то потом они уже особо не пригодятся. Нужен результат. Нужно, чтобы в этом месте, в эту неделю стало ясно, кто здесь главный, мы или они. Не сумеем доказать свою правоту, согласимся на, гм, боевую ничью – всё, придется начинать заново. Планировать, готовиться, выгадывать момент…
– А ты, оказывается, стратег!
– Здесь стратегом быть не надо. Помнишь солдата Швейка, как он рассуждал перед войной о стратегии и его арестовали?
– Помню.
– Это логика, обыкновенная логика. Вот подумай еще: если бы Манштейн под Курском сумел проломить фас, что было бы?
– Ничего. Резервы подтянули бы и передавили. Просто наступления дальше бы такого не было и времени больше бы заняло. Я и представить не могу, что там такое уж необратимо фатальное могло произойти. Не сорок второй ведь…
– Правильно рассуждаешь. Потому что нам к этому месяцу было уже вполне ясно, что война кончится в Берлине, а не где-то еще. А немцы изо всех сил пытались эту точку зрения изменить, что у себя в мозгах, что у нас. А сейчас ситуация немножко другая, потому что новые факторы появились. И в эту неделю как раз и решается, какая будет у всех установка на ближайшее время: в Берлине, опять же, закончится война или все-таки, скажем, в Брюсселе. Вот сейчас определимся и с чистым сердцем приведем ее к логическому завершению…
– Ну ты даешь. Ладно, поверю на слово. Как, готов к вечерней сессии, студент-недоучка?
– Готов. Ученье – свет.
– А неученых тьма. Пошли.
Летчики эскадрильи, насчитывающей после потерь и пополнений одиннадцать человек, шаркая ногами по пыли, потянулись к штабному углу, где под маскировочной сеткой были расставлены лавки и столы на козлах. Температура была далеко не летняя, и сидеть на промерзающей за ночь земле было бы холодно даже в поддетом под брюки теплом белье.
– Вторая, пошевеливайте конечностями…