Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Шрифт:
Он поднялся, за ним поднялись и все прочие находящиеся в зале.
– Советская делегация дает вам время произвести необходимые консультации. Мы предлагаем продолжить конференцию после двухдневного перерыва. Сэр Александер?
– Согласен. Происходящее требует времени для обдумывания. Вашей стороне в том числе.
– Конечно. Встретимся через два дня.
Стеттиниус даже не стал дожидаться ответов представителей остальных государств и, отставив кресло, пошел к выходу, сопровождаемый полудюжиной помощников и секретарей в гражданских костюмах. За ним потянулись и остальные.
Через два дня собравшиеся
Это был сильный удар. Румынские войска хотя и считались generally inferior [50] по сравнению с германскими, но, во всяком случае, составляли наиболее многочисленный военный контингент среди германских сателлитов в континентальной Европе и достаточно осложняли жизнь советскому командованию на южном направлении.
49
Был отдан под суд и впоследствии расстрелян.
50
В целом уступающие (англ.).
Конференция не получила логического развития, и после еще нескольких дней бесплодных дебатов и балансирующих на грани прямых оскорблений дипломатических заявлений она была прервана на неопределенный срок «для дальнейших консультаций». В последний ее день, вслед за пришедшим известием об освобождении Парижа, атмосфера стала чуть более теплой. Стало даже казаться, что для антигитлеровской коалиции не все еще и потеряно.
Двадцать седьмого августа Андрей Громыко, измученный тряской в сменяющих друг друга на цепочке аэродромов «дугласах» и «петляковых», прибыл наконец в Москву. Прямо с аэродрома его отвезли в Кремль, где его приняли сначала Молотов, а затем Сталин.
– Вы хорошо поработали, товарищ… Громыко.
Сталин, ласково положивший на плечо послу свою руку, сделал такую паузу, будто забыл его имя, заставив всех остальных находящихся в комнате напрячься. Кроме нескольких дипломатов высокого ранга, Василевского и Шапошникова, которых Сталин старался приглашать на имеющие значение для военной стратегии встречи, в комнате еще присутствовали и оба важнейших лица в военной иерархии за пределами собственно армии – нарком Кузнецов и главмаршал Новиков.
– Ваш отчет, несомненно, чрезвычайно точно передает обстановку, в которой проходили переговоры. – Успевший проглядеть отчет Молотов кивнул. – Но он не может показать нам одной важной детали. А именно, – Сталин со значением оглядел всех, – настроения встречи. Скажите нам: почему они вели себя так уверенно?
– Мое мнение, товарищ Сталин…
Громыко осекся на мгновение: ему показалось, что Сталин не закончил и он, таким образом, его перебил, но тот показал рукой – продолжайте,
– Мое мнение таково: они вполне уверены в своем превосходстве. Три месяца войны в Европе показали им, что их армии вполне способны на масштабные и продолжительные военные операции, которые проводятся теперь без какого-либо риска. И у них нет никаких сомнений, что с нами они справятся в таком же стиле.
– Интересно… Продолжайте, товарищ Громыко.
– Это, собственно, и все, товарищ Сталин. Они говорят с позиции силы, поскольку никаких других позиций иметь не привыкли. С другой стороны, британцы все же чувствуют себя менее уверенно: во-первых, по причине меньших возможностей политического давления, а во-вторых – как связанные с нами более крепкими союзническими отношениями. С ними можно попытаться провести сепаратные переговоры, но шансы на их успех весьма малы: Черчилль без особых мук совести пожертвует нами для сохранения поддержки со стороны американцев.
– Ну что ж… Пожертвует… Хм… Говорить с позиции силы, конечно, неплохо, а быть уверенным в своем превосходстве и вообще замечательно. Правда, Борис Михайлович?
Не ожидавший, что Сталин обратится к нему, генерал явственно вздрогнул.
– Но ведь с позиции силы можем говорить и мы, вот что интересно…
Он молча походил по комнате, попыхивая трубкой из кулака. Все как заговоренные следили за его передвижениями влево и вправо. Мягко ступая по толстому ковру, Сталин задумчиво похмыкал, потом снова замолчал.
– А что бывает, когда две стороны разговаривают друг с другом с позиции силы? – наконец спросил он.
В комнате наступила такая тишина, что каждый мог слышать гулко бухающее сердце соседа, почти такое же немолодое и усталое, как и его собственное.
– Война.
Простое, бывшее у всех на языке слово, произнесенное маршалом Шапошниковым, заставило многих похолодеть, но одновременно ощутимо разрядило скопившееся напряжение. Служивший в звании полковника еще в царской армии, Шапошников был большим специалистом по условиям, при которых страна должна нападать на соседа, и по военным и экономическим предпосылкам такого нападения. Вот только жизнь каждый раз грубо его обижала, ни разу не дав проверить свои теоретические выкладки.
– Я думаю, мы отпустим товарища Громыко и прочих гражданских товарищей, как вы думаете?
Все «гражданские товарищи», включая Молотова, немедленно поднялись и с деловым видом начали собирать свои бумаги. Сталин задал им несколько малозначительных вопросов, выслушал, кивая, ответы и на выходе тепло попрощался за руку с Андреем Громыко, еще раз его поблагодарив.
Когда придерживавший створку двери офицер мягко притворил ее за ушедшими, снова замкнув комнату совещаний от окружающего мира, Сталин плавным и легким движением обернулся к оставшимся.
– С позиции силы, говорите… А может, товарищ Сталин ошибается, а? – Он обвел всех грозным взглядом, но было видно, что он в хорошем настроении. – Может быть, они действительно настолько сильнее нас, что нужно расшаркаться перед Англией и Америкой? Извиниться за необдуманные и провокационные слова товарища Громыко, слишком, пожалуй, молодого товарища для такой ответственной должности, и тихо-о-нечко сидеть там, где нам укажут?
Сталин, прищурившись, снова оглядел всех, ожидая, возможно, каких-нибудь высказываний или возражений.