Вариант «Бис» (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Похоже, сорок восьмой армии конец.
– Черт… Черт… Когда это случилось?
– Вчера. Без всякой подготовки. Фронт нормально шел вперед, и тут они долбанули. До сих пор не могу опомниться, как это случилось. Со Ржева такого не было…
– Борис Михайлович, успокойтесь. Я уверен, что все нормально будет.
– У тебя в Ленинграде ничего слышно не было? – спросил Новиков.
– Да нет, откуда? Я последний день в Кронштадте провел, а потом сразу сюда.
– Ну нельзя было так! Нельзя! Я же говорил! – Шапошников повысил голос, на него обернулись. Немедленно после этого в комнату вошел Сталин.
Быстро поздоровавшись с присутствующими, он прошел к своему столу и, усевшись, молча показал рукой Василевскому на уже открытую карту.
– Вчера, в шесть часов утра, – начал Василевский, – германская 4-я армия Госбаха, при поддержке части сил 2-й армии Вейса и 7-й танковой армии, нанесла мощный контрудар по войскам Второго Белорусского фронта, в течение двух первых часов полностью прорвав позиции 48-й армии генерала Гусева и раздробив их на несколько изолированных участков. 17-я стрелковая дивизия полковника Гребнева дерется в полном окружении и несет тяжелейшие потери. 3-я армия генерала Горбатова, – он показал ее положение на карте, – попыталась деблокировать дивизию, но вынуждена была перейти к глухой обороне и по последним данным прочно удерживает позиции в районе Лауенбурга. 50-я армия генерала Болдина, понесшая тяжелые потери в предшествовавших боях, оказалась неспособна противостоять удару и с боями отходит к югу. Против нее сейчас действуют по крайней мере две полнокровных германских механизированных дивизии – 18-я и дивизия «Великая Германия». Некоторые части армии дерутся в частичном окружении, и существует риск, что ее позиции также будут прорваны.
– Что предпринимается для восстановления положения? – спросил Сталин после тяжелого молчания.
– 48-й армии передан стрелковый корпус из фронтового резерва 49-й армии Гришина. Есть надежда, что он сумеет задержать продвижение Вейса и выгадать нам время для организации встречного удара.
– Один корпус?
– Товарищ Сталин, – Василевский понизил голос, что было признаком сдерживаемого волнения. – Это не стратегическое наступление. Это их отдельный тактический успех против сил одного фронта! Через два дня мы разорвем их на части, и они пожалеют, что вообще в это ввязались! 8-й Гвардейский танковый корпус Попова к утру развернется позади 48-й армии и нанесет по прорвавшемуся противнику лобовой удар. Устойчивость ему обеспечат пять противотанковых артбригад.
Он показал позиции, дугой огибающие тылы 48-й армии.
– 5-я Гвардейская танковая армия под командованием Вольского и приданный ей 8-й мехкорпус Фирсовича сейчас перемещаются западнее, изготавливаясь к удару, который должен отсечь армию Вейса. 3-й Гвардейский кавкорпус Осликовского наносит фланговый удар, а в полосе его атаки не выживают. Мы бросаем в бой все, что может двигаться, указанные мной части завтра вцепятся немцам в бока. Восьмого – переходят в решительное наступление остальные армии фронта.
Василевский остановился и перевел дыхание.
– На острие удара будет находиться 2-я Ударная армия Федюнского с 1-м Гвардейским танковым корпусом Панова, во втором эшелоне у нас будет еще одна полнокровная армия – 65-я. Одновременно 70-я поддержит Горбатова – и я уверен, что вместе они проломят германские позиции в течение дня.
– Вы и раньше были так уверены, товарищ Василевский… – Верховный, казалось, постарел лет на пять.
– Я – отвечаю – за – свои – слова – товарищ – Сталин, – четко и раздельно ответил тот, со стуком положив на стол указку, едва не скинувшую на пол карандаш Мерецкова [45] .
45
Мерецков Кирилл Афанасьевич, командующий Карельским фронтом.
– Я предлагаю вынести на рассмотрение Ставки назначение Рокоссовского командующим Вторым Белорусским фронтом, – усталым голосом сказал Сталин. Это не было ответом, но Василевский, кивнув, пошел на свое место.
К общему удивлению, никакого продолжения не последовало, и совещание закончилось весьма быстро. Все достаточно полно осознавали, какую ответственность нес на себе Верховный Главнокомандующий, но очень немногие уже понимали, почему не слишком масштабный по меркам Восточного фронта сбой в операциях фронтов вызвал такую острую реакцию Верховного.
– Ты понимаешь что-нибудь? – шепнул Новикову Кузнецов, когда все поднимались из-за стола, уже после ухода самого Сталина. Тот только кивнул, ничего не ответив.
– Слишком цифр много, плохо запоминаю, – пожаловался Кузнецов вслух. – Номера, номера… То ли дело корабль, сказано: «Червона Украина» или там «Гремящий», и сразу все ясно. – Он вздохнул, вспомнив, видимо, «Украину» [46] .
Несколько человек улыбнулись, но опять никто ничего не сказал, так что его попытка разрядить обстановку не удалась.
46
Н.Г. Кузнецов командовал крейсером «Червона Украина» в двадцатых годах.
За последние дни произошло немало важных политических событий, и Сталину пришлось уделять не меньше времени общению с «командой» Молотова, чем с членами Ставки. В течение всего лишь первой недели сентября, сразу же после взятия Плоешти, советские войска вошли в теперь союзный Бухарест. 4-го из войны вышла Финляндия, оружием и упрямством добившаяся уважения огромного восточного соседа. 5 сентября Советский Союз догадался официально объявить войну Болгарии, 7-го Венгрия объявила войну Румынии, собираясь оттяпать у нее остатки Трансильвании, пока не пришли большие дяди и не прибили обоих. 9 сентября Болгария, продержавшаяся против Советского Союза целых четыре дня, благополучно сдалась. Это событие имело дополнительный юмористический оттенок, поскольку еще 8-го Федор Толбухин [47] был назначен председателем Контрольной Комиссии в Софии. В обилии политических заявлений и колебаний политических весов в мелких отношениях европейских стран наиболее важным фактором была Финляндия, выход которой из войны позволил высвободить немало войск и авиации. 10 сентября армии Ленинградского и Прибалтийских фронтов, поддержанные с юга развернувшимися Белорусскими, перешли в стратегическое наступление на трехсоткилометровом фронте, продавливая оборонительные пояса и выжигая узлы сопротивления огнем и раскаленной сталью. Отчет Кузнецова Ставке откладывался несколько дней подряд, хотя его письменное заключение ее члены получили на следующий день после возвращения наркома ВМФ из Ленинграда. Совещания и доклады длились до трех-четырех часов ночи, вызванные с фронта генералы, серые от недосыпания, к своему удивлению обнаруживали, что и сидящие в Москве отцы-командиры выглядят не намного лучше.
47
Толбухин Федор Иванович, командующий 3-м Украинским фронтом.
Решение о снижении темпов наступления для получения выигрыша во времени, принятое всего-то две недели назад, не привело ни к чему, кроме самого факта переноса центра тяжести удара советской армии на несколько сот километров севернее. Ставка спешила. В последний день августа американцы вышли на старую французскую «Линию Мажино», 3 сентября британцы взяли Брюссель, и генерал-лейтенант сэр Майлз Домпси объявил Бельгию свободной. 10-го американские войска взяли Люксембург (значение этого события для Европейского театра военных действий, как с иронией высказался Сталин, невозможно было переоценить). 11 сентября, одновременно с началом советского наступления, американская 1-я армия перешла границу Германии к северу от Трира.
Было уже ясно, что Германии приходит конец, и договориться с западными союзниками ей пока не удалось. Тем не менее стало известно, что десятого числа Рузвельт и Черчилль встретились в канадском Квебеке – вероятнее всего, для совещания о том, что же все-таки делать с Советским Союзом. Никаких подробностей о ходе этой встречи узнать не удалось, но московское командование на всякий случай приготовилось к худшему. В войска начали поступать пособия по технике и опознавательным знакам западных членов Коалиции – но пока это логически объяснялось обычными мерами предосторожности против нежелательных инцидентов, именуемых в английском языке «Friendly fire», то есть «дружественный огонь». Это подняло общее настроение – казалось, что победа уже близка, еще чуть-чуть надавить, и упираемые в спину англичанами и американцами немцы развалятся.