Варнак
Шрифт:
Хан перевёл свой узкий взгляд на лицо Пастыря.
— Ты всё равно не сможешь уйти, мужик, — сказал он. В отличие от доктора, царёк был, кажется, спокоен. Или хорошо собой владел. — Ты же не станешь стрелять в пацанов. А они тебе уйти не дадут.
— Разберёмся, — бросил Пастырь подходя к столу, высматривая оружие.
— Автомат — там, — кивнул Хан в угол, где под журнальным столиком, действительно примостился «калаш».
— Угу, — кивнул Пастырь. — А пистолетик?
— Пф-ф-ф! — брезгливо поморщился Хан. — Фуфло. Не люблю.
— Угу…
Не сводя глаз и ствола с Хана, обошёл вокруг стола. Подхватил «калашникова», перекинул за спину.
— Что с Меченым сделал? — спросил Хан. — С пацанами?
— Да жив твой Меченый, — бросил Пастырь.
— Меченый — правильный пацан, — кивнул Хан. — Самый правильный. На него только и можно положиться. Остальные — шелупонь.
Заглянул варнаку в глаза, кивнул на стул, стоящий напротив.
— Садись, мужик, поговорим. Я ведь их за тобой послал — обсудить кое-что хотел. Предложение сделать.
— Я ж не девка, — усмехнулся Пастырь. — Зачем мне твоё предложение.
— А ты не торопись, — улыбнулся и Хан. — Убить меня успеешь. Если сумеешь, — улыбнулся ещё шире. — А чего не поговорить… Разговор может полезным для тебя быть. Может, разойдёмся по-мирному, чтобы пацаны не пострадали. Они же дети ещё, не виноваты ни в чём.
— Ишь ты! — покачал головой Пастырь. — Как запел-то!
Хан перевёл глаза на мясника, прячущегося за спиной Пастыря.
— Ты ему всё сказал, что я просил?
— Что сказал? — не понял доктор. Или сделал вид, что не понял.
Пастырь на всякий случай отступил к окну, чтобы никто у него за спиной не маячил.
— Ты, док, мне никогда не нравился, — продолжал Хан. — Хитрый ты.
И Пастырю:
— Он, похоже, твоими руками решил…
— Не верьте ему! — вскрикнул доктор и тут же, испугавшись громкости собственного голоса, перешёл на шёпот: — Не верьте ему, Пётр Сергеевич. Ушлый, мерзавец!
— Короче, — произнёс варнак. — Мне до ваших разборок дела ноль.
А Перевалов сделал шаг к Пастырю, встал рядом, опираясь на подоконник.
Чего жмётся, поганец?! Хана до такой степени боится? Или правда замышляет что-то?..
Хан заметил брошенный Пастырем на доктора искоса взгляд. Усмехнулся.
— Правильно опасаешься, — произнёс натянуто. — Он любит в спину бить.
— Пётр Сергеевич, — начал было доктор, хватая за локоть, — вы…
— Нож! — крикнул вдруг Хан
Пастырь отпрыгнул от доктора, вырывая из цепких пальцев локоть. Не рассчитал, засуетился — опрокинул журнальный столик, навалился, кое-как сохранив равновесие. Ханов автомат выпрыгнул из-за спины, соскользнул ремнём по руке, повис на сгибе локтя, мешая, отвлекая.
Мясник метнулся, схватил за плечо.
Может быть, поддержать хотел, но Пастырь на взводе был — не до сантиментов: двинул ему локтем в грудь, отталкивая.
И тут же получил удар сбоку, со стороны подскочившего с места Хана. Нос хрустнул. Лопнула губа, моментально наполнив рот солёным. На глаза навернулись рефлекторные слёзы. Пастырь отпрыгнул назад, наваливаясь на мясника, роняя его на пол. Поднял автомат, моргая, чтобы согнать слезу.
Хан, уже выскочивший из-за стола, вдруг крутанулся волчком. Удар ноги пришёлся под скулу, в шею. Хорош был удар — шея хрустнула; Пастыря отбросила, повалила на пол, рядом с копошащимся мясником, явившаяся ниоткуда пьяная истома. В голове глухо зазвенело, стирая все звуки извне.
А Хан одним прыжком оказался на столе, сделал быстрый шаг и подпрыгнул, рассчитывая, наверное, обрушиться на голову лежащему Пастырю, сверху, всей массой.
Да промахнулся. Стол не выдержал, накренился. Нога Хана соскользнула, и он, нелепо взмахнув руками, грохнулся, затрещал спиной, пришедшейся на ребро столешницы.
Болтая головой, отфыркиваясь и сплёвывая кровь, Пастырь отполз, поднялся. Встал, пошатываясь, выискал мутным взглядом Хана, который сидел рядом с завалившимся столом, поводил лопатками и кряхтел: дыхание в зобу, видать, спёрло у Тохтамыша — хорошо хрястнулся спинякой.
А поднявшийся мясник вдруг дёрнул, потянул с руки у Пастыря автомат.
— Э-э! — промычал варнак. — Стоять, б**!
— Стреляйте, Пётр Сергеевич! — чуть не плача простонал доктор в попытке управиться с Хановым автоматом, который и взведён-то не был.
Пастырь одним движением отбросил мешающегося доктора к окну. Зазвенело, посыпалось стекло, разбитое локтем Перевалова.
С такой шумихой они, наверное, уже всех перебудили…
А Хан, морщась, подскочил. Не теряя времени лягнул варнака в бедро. Но по нерву не попал, слава богу. Тут же подпрыгнул, выбросил ногу вперёд, целясь в лицо. Пастырь успел отклониться. Тохтамышев автомат, в ремень которого мёртвой хваткой вцепился мясник, пришлось бросить.
Поднял свой, но выловить Хана в прицел не успел. Тот изогнулся, пнул в плечо, под ключицу. Пастыря развернуло, а Хан уже опять взвился в воздух, закручиваясь волчком.
И снова зазвенела в голове одуряющая тяжесть — удар ногой пришёлся по черепу, по уху.
Тхэквондо, говоришь? Сколько там лет-то?..
Молодец, гадёныш, даром времени не терял. Пока другие в подворотнях косяки крутили, ты фуэте крутил. И будь Пастырь не таким меднолобым упёртым быком, взяла бы сейчас твоя, Тохтамыш хренов.
Ну, и Мяснику спасибо: навалился на Хана сзади, повис, обхватывая, прижимая царёвы руки, пытаясь свалить, давая Пастырю время очухаться.
Хан выматерился, рубанул пяткой доктора по ступне и, сразу, — по голени. Мясник взвыл, отпуская противника. Хан рывком высвободил руки, шагнул к Пастырю.
Но тот уже выловил момент, двинул ему снизу в подбородок. Тело Хана устремилось вслед за головой — в угол. Ударилось о стоящий там здоровенный несгораемый сейф. Тот задрожал, загудел утробно. А Хан сполз по нему, сел на пол, пьяно мотая головой.