Варвара не-краса без длинной косы
Шрифт:
– А может, - согласился вдруг парень. И разглядела Варя улыбку его. Не привычную хитрую, а будто со звериной тенью какой-то – когда веселье на лице не совсем доброе проступает, опасное будто. Куражистое зато.
Отшатнулась от него Варвара. Не то, прям испугалась – девка-то боевая. Вот только боевичить с Тихоном не хочется очень.
А лицо у Тихона уж поменялось – обычное стало. Оглянулся он по сторонам, Варю в плечо легонько подтолкнул:
– Пошли уже, не всю же ночь здесь куковать.
Мамка конечно дома не обрадовалась – бранить
***
Легко и быстро у Варвары забор получилось перескочить. Чуть к поташне[2] взять, из-за угла у неё выглянуть. Да Тихона опять завидев, на крышу в один миг и забраться. Колотится у Варвары сердце, пока она к настилу прижимается да ниже стать старается. Чего за угол просто не спряталась? Да Варвара и сама не знает. Просто разум что-то отключаться стал, когда вдруг Тихона завидит.
Сразу и настрой боевой куда девается. И слово умное молвить сложно становится. И вообще смотреть только на него хочется. И когда красивым таким стать успел? Вот ото всех парней отличается. И этот не такой, и тот неправильный. У Тихона только и лицо мужеское, и голос глубокий, и плечи широкие. И волосы так, как надо вьются. А у всех остальных – недоразумение сплошное.
И чего-то стесняться его Варвара начала. После той ночи, что в лесу они сидели. И сама себя даже ругать начала, что следом увязалась. И что ругалась с ним ране. И вообще…
Да только всё равно не без радости думает, что так ведь и не пришёл к Тихону на встречу тогда никто.
Так шибко Варя головою вниз далась, что аж подбородок заломило – это Тихон обернулся неожиданно и зачем-то. Одни глаза у Вари над крышею торчат. Видят, как снова в чуть ли не в припрыжку Тихон дальше зашагал. Чему только обрадовался, непонятный?
***
Как пожар тот начался, никто в разумение взять никак не мог. Тучи сгустились. Тяжёлые, чёрные, будто дым апосля костерища в небо повалил. Тяжёлые, мрачные. Того и гляди к земле притянуться норовят. Замерла земля та. Цветы головки малые попрятали, точками капельными прикинувшись. Будто просили безмолвно – не нужно дождя насылать, уже есть тут влага небесная. Да маленькие они больно, чтоб боги высокие их расслышали.
Свет сначала село озарил. Яркий, того и гляди ослепит всех. Холодный, не от солнца. А потом удар такой раздался, словно молот огромный Перунов по середине треснул. Покачнулась земля, кажется. Ветер жестокий завыл – того и гляди мёртвые из-под земли вылезать начнут.
Крик тогда раздался чей-то. И дым цветом с небом грозовым сливаться начал, кверху пополз. И огонь как раз пожирать поташню начал. Сильный, огромный – лапищами своими размахивать стал, словно людей страшно подзывая. Да на окрестные дома метить начиная. Из поташни повыбегал народ. Шум, сумятица поднялись. Скот голосами мощными загрохотал, волнение людское подниматься стало.
За вёдра хвататься стали – тушить. Ведь ветром сейчас разнесёт пламень яркий, все дома деревянные и поглотит.
Сильный
Хватает Тихон у Вари ведро с водою да прямо в пасть горячую выбрасывает. Вроде и приструнится пасть, а потом будто вторую открывает. Будто как у змея, много у огня голов смертоносных. Вторым ведром уж Стоян борется, а Варя за новыми бежит. Никогда так резво ноги её не носили, как сейчас – всё мысли подгоняли, что ежели сейчас не справятся…
Староста командует – зычно, громко. Сурово даже. Будто поспорить с богами пытается, что на поселение напасть такую наслали. Словно даже ростом Владимир выше стал. На себя что ли хочет внимание Перуново перевлечь? Чтоб дал уж пламени стихнуть. Которое мужиков всех уж в чёрный перекрасило. А они всё равно- зубы постиснут, пот со лба смахнут, и обратно. У баб вёдра дёргают. Ругаются, на чём свет стоит. Да дело своё туго знают. Вот уж пламень загоняется потихоньку, чёрными струпьями покрывается. Задушить уж думает, а не сжечь. А на него только сильнее навалились дружно, уж победу предчувствуя. Будто огонь жуткий и сердца чужие зажечь смог, что в едином порыве биться стали. Покуда голос испуганный, Дарьин, вроде, воздух не прорезал:
– АНИСЬЯ-ТО ГДЕ?!
Как обухом по голове Варю ударило. А все и припомнили разом, что бабка-то её внутри, в поташне была. А теперь её и нету нигде…
Вывалились у Вари вёдра её, уж все руки оттянувшие. Полилась по земле влага спасительная. А Варя и не заметила. Ток поскользнулась на ней, когда к двери, прогоревшей насквозь полетела.
Чего делать собиралась? Сама не знает. Только мысль перепуганная в голове стучит: «Бабушка…» Да слезы глаза щипать начинают. А по всему телу тоска набивается.
Больно Варе стало – в плечо её толкнули, чуть с ног не сшибли. А покуда Варя равновесие удержать старалась, Тихон мимо промелькнул да внутри дома горящего и скрылся. Хотела Варя следом дёрнуться, да уж держат её женщины местные. Увещевают что-то. Только не слышит их Варвара.
Для неё весь мир будто остановился. Замер. Только сердца стук его сотрясает. Да мысли в голове роятся перемешанные. Бабушка улыбающаяся перед глазами стоит. А в горле замораживает будто чего – не смотри, что жар стоит.
Да где же она… И Тихон…
Мысли сами собою путаются. Будто отрывается внутри чего. Нет их…
Как саму Варю молнией поразило. Мысль пришла, а тело закаменело всё. Будто исчезнуть пытается. На части развалиться.
Вдруг… Не верит Варя, что среди дыма едкого рубашка мелькнула. Да передник, цветастый раньше.
Вывалились они, будто не всерьёз. Понарошку. Может, кажется это Варваре, разума лишающейся? Как бабка её лицо отирает, на земле сидючи. Как Тихон дыхание перевести пытается да зубами белыми вроде как улыбается. Как лица их дождём омывает, что наконец с неба выливаться стал. Что жива и бабка, и Тихон.