Варвара не-краса без длинной косы
Шрифт:
— Порядок в мире всё равно восстанавливать нужно, — строго он произнёс. — Мир без порядка быть не может — в безвременье тогда превратиться. А ежели дозволять таким как Бориска бесчинства свои вершить... Сама ж сказала: а если он ещё кого решит?..
— Почему он так? — беспомощно Варя вопросила.
— Злоба в душе разрослась. А некому было её проредить. Али слушать не хотел...
Тут Варя на Тихона глаза, наконец, подняла.
— Ты мне, значит, веришь, что Бориска Гореслава убил? Он жеж так и не признался.
— Верю, — кивнул Тихон.
И замолчал.
Варвара
А потом, не сговариваясь, к людскому пению оба присоседились. Друг на друга не глядючи.
[1] Баламошка — полоумный, дурачок.
[2] Супостат — враг, изменивший своё мнение человек.
[3] Крада — погребальный костёр.
[4] Тризна — поминальный ужин.
[5] Козули — печенья
[6] слова славянской агмы
Глава 7. Не буди лиха, пока он тихо
Возится Варя в сенях у себя, что мышь в подполье полном. Сподручно ей это — по всему дому лучины горят. Чтоб огонь крады похоронной поддержать да дорогу уходящему осветить получше. Да и спать в похоронную ночь не полагается — дабы душа почившая в одиночестве не оставалась. Так что после тризны поминальной все хоть по домам и разошлись, а всё же будто вместе остались, пусть на расстоянии. Везде огоньки в окнах пляшут да голоса приглушённые о своём чём-то шепчутся.
— Варька, чего опять горечи в избу напустила?
Родители с бабкой тоже не ложатся. Вот тятенька у Варвары и интересуется, почто она полыни горькой пуками на стенах навешала.
— Это от мошек, тятенька, — не отвлекается Варя от того, чтобы мешочек маленький, маком наполненный, покрепче перевязать — ещё в два угла такие положить надобно.
— А колючек чего в горшки навтыкала? — матушка это подключилась.
— Не колючки это! — у Вари аж семя маковое по полу неловко рассыпалось. — А чертополох! Красивый он!
Тятин смешок раздался. А Варя не стала семена маковые заметать. Мало ли, кому их пересчитать захочется.
— Пущай с ума сходит, — это бабка за Варвару вступилась. Она-то знала, кого чертополохом да полынью отпугивают. — Всё равно сватов днём с огнём не сыщешь.
— Ну, ба! — Варя уже крапиву сушёную под лежак свой запехтерила.
По сторонам огляделась. Вроде, подготовилась. А то мало ли — браниться-то опасно, так по другому жилище защищать надобно от гостей незваных.
Стук в дверь раздался. Это — гости званные. Чужие-то привычки стучать не имеют — через окно сразу сигают. А так на пороге Велижанка и стоит. В руках букет совравши. Из плакун-травы. Вот это наш человек — прощёлканный. Варя букет этот в свободный горшок поставила — до утра всё равно не нужен. А они с Велижанкой на лежаке устроились. Да под льняное одеяло залезли, из-под него на лучинки свет поглядывая. Огонёк на ней дрожит, извивается словно усыпить подружек желает. Не со злого умысла, просто природа у огня прирученного такая.
— Я ж тогда и не хотела особенно, — начала полушепотом
— Чего ж ты сразу к зеркалу полезла? — возмутилась Варвара, уязвлённая тем, что вроде как отношение к несчастью Велижаниному имеет. — Можно ж было как все — сапогом в прохожего кидаться али перья у петухов драть?
— Так то оно так, — невесело Велижана усмехнулась. — Да только... Не понять тебе, Варя... Когда страх тебя съедает, его прогнать поскорее хочется. Самой себе доказать, что храбрее ты, чем думается. Да только не так это...
Грустно голову Велижана повесила, в покрывало Варино кутаясь.
— Да почему ж не так? — присмиревшим голосом Варвара спросила. — не каждая всё ж на опасное самое гадание пойдёт.
— И не каждая за это поплатится, — не приняла Велижана утешений подругиных. Она и всегда такая была — про себя всё лучше всех знала и в других, что в зеркало, не смотрелась. Зато видеть их умела честно. За то Варваре и нравилась.
— А чего... там было? — ещё ниже голос Варя понизила, к огоньку с лучинки приглядываясь. Тонкому, дрожащему. Будто убежать желавшему.
— Там? — думала Варвара, что не ответит Велижана. Да только та привычку к правде имела. — В том и дело, что ничего... Просто ничего, Варя, нету. Ни тепла, ни холода. Ни печали, ни радости. Чаяний уже нет. Пустота. И мысли только. О прошлом. И прошлое это... будто пользы лишённым кажется. Бесцельным. Только не грустно от этого. И не страшно. А просто на душу словно тяжёлый кто-то навалился и не пускает её. И нет не то, что сил — желания нету ему противиться. Просто тяжело, а даже не думается, что изменить что-то можно. Будто заслуженно это всё.
Подёрнула плечами Варя сильно, хотя и тепло в избе было, тем более на лежаке под покрывалом, да с подругой рядом. На себе вообразила, какого это — когда чувств да чаяний нету. Когда тяжело — и всё. Всё-таки лучше, когда разум силу сохраняет. Даже если с чёртом от того биться приходится.
— А потом как же? — поторопилась спросить Варя.
— А потом просто упало что-то с меня и всё. Снова краски яркие мира людского увидала. Снова дышать полной грудью смогла. И не поверишь — счастье всю голову закружило. Сердце застучало. Думала — взлечу от счастья.
— И не помнишь, как в себя пришла? — осторожно Варя в глаза Велижанины, на орехи похожие, заглянула.
Та головою мотнула.
— Хорошо, — улыбнулась Варвара.
Хорошо, что не знает подруга о приключениях её. А то бы на себя, того и гляди, новую печаль навесила.
— А ты как про Бориску узнала? — будто в мысли Велижана Варварины заглянула очами глубокими.
И как отвечать ей? Да и вообще — у всех в селе скоро мысли похожие появятся, кручина только отойдёт. Стала Варвара соображать, да не тут-то было — не соображается.