Варварские свадьбы

Кеффелек Ян

VII

В конце лета Татав уехал в свой пансион. Людо всю осень трудился, выполняя ежедневные поручения Мишо. Корчевал корни, засыпал ров, рыл траншею для прокладки кабеля, сдирал старую краску со ставень, красил их, а затем перекрашивал — не понравился цвет. Кюре понадобились его сильные руки, чтобы укрепить крышу, грозившую обвалиться и текшую как решето при малейшем дожде. После успешной починки кровли кюре решил нанять этого крепкого парня за гроши для выполнения и других мелких работ. В качестве вознаграждения кюре приглашал Людо к себе

в дом разделить с ним вечернюю трапезу, состоявшую из омлета.

— Он вовсе не выглядит злым, — сообщал кюре Мишо. — Ни идиотом. Он, скорее, просто чего–то боится.

Николь несколько раз напускалась на сына, но без особого пыла, словно разрыв с ним уже состоялся, нарыв был вскрыт, и теперь уже не было смысла выходить из себя. По ночам она запиралась на ключ.

В октябре у Людо заболели зубы, но он не посмел никому об этом сказать, и Мишо, заметив, как у него раздулась щека, отвез его в Бордо к дантисту. Тот обнаружил дюжину испорченных зубов, некоторым дуплам было лет по восемь. Лечение продлилось два месяца. Другой напастью была изжога, от которой Людо страдал также молча. Берту хотела прогуляться вместе в поле но ее подруга не захотела она сказала только не с этим чокнутым… но ведь это неправда я не чокнутый я даже умею читать и считать… я все помню у меня хорошая память а девчонки стали смеяться когда я рассказал «Радуйся, Благодатная» до конца… ты видишь он точно чокнутый он вечно шпионит около школы и к тому же его мать не признает.

Однажды ночью, услышав голоса Николь и Мишо. Людо вышел в коридор и стал прислушиваться.

— Я хочу тебя, — говорил Мишо. — Я не могу уснуть, когда возбужден.

— А я не хочу. И пока он здесь, этого не будет.

— Правда, не хочешь?

— Точно, не хочу. Это же не тебе снятся кошмары. Иногда всю ночь напролет. И такое ощущение, что не спишь. Что все происходит наяву. Вижу эти зеленые глаза, и они вдруг растут и превращаются в шары, и в каждом сидит этот идиот, этот идиот со своими зелеными глазами, и они начинают крутиться и крутятся всю ночь.

Слышно было, как Мишо вздохнул.

— Кажется, у меня есть идея, — сказал он после долгого молчания.

— У тебя вечно всякие идеи.

— У меня есть кузина, правда, мы целую вечность не виделись. Она работает в лечебнице… только это не совсем лечебница. Это заведение для слабоумных детей богачей.

— А почему она не приехала на свадьбу, если это и вправду твоя кузина?

— Ты же сама никого не хотела.

— В голосе Николь зазвучали кокетливые нотки.

— А что это ты раньше о ней ничего не говорил?

— Не приходило в голову. Я думал, что с парнем все и так уладится. Я черкну ей пару слов, а там посмотрим.

— Нечего тут смотреть.

— Мы станем забирать его на выходные и на каникулы, ему не будет там одиноко.

— Кроме того, все уладится без посторонних, да и расходов будет меньше.

Несколько минут ничего не было слышно, потом Николь шепотом заговорила:

— Так это же сумасшедший дом!..

— Там не сумасшедшие, а слабоумные. И потом, это частное заведение. Кузина работает

там медсестрой. Похоже, она путалась с директором, пока тот был жив… Парню там будет хорошо.

— Это и в самом деле удачная мысль. Мишо. очень удачная мысль. Ну ладно, иди ко мне, если хочешь.

*

Татав приехал на Рождественские каникулы в середине декабря. Двадцать четвертого, после того как мальчики пообедали наедине, он с хитрым видом сказал Людо:

— У меня к тебе есть предложение.

— Какое такое предложение?

— Пройдемся к выгребной яме. Отпразднуем Рождество. Согласен?

Людо отказался под тем предлогом, что ему нужно накрыть на стол и почистить горох.

— Дрейфишь, да–да, ясное дело — дрейфишь. Только знай, если не пойдешь в Лагардьер…

Татав плутовато подмигнул, выпил большой бокал пива и исчез до самого вечера.

Вечером явились старики Бланшары, которых уговорили встречать Рождество вместе — разумеется, при условии, что байстрюка за столом не будет. Однако Татав поставил прибор для Людо, невзирая на протесты.

— Мне чихать, я хочу, чтобы он тоже был!

После мессы он поднялся к Людо, который спал как убитый, напичканный гарденалом: мать дала ему лошадиную дозу снотворного, чтобы он не мешал спокойно праздновать.

— Ты не захотел пойти со мной к яме, — сказал Татав, ухмыляясь и срывая с Людо одеяло, — но теперь вставай! Сегодня Рождество и у меня для тебя есть сюрприз.

Индейка пригорела, колбаса плохо проварилась, и настроение у Николь было отвратительное.

— Ах, дочка, насколько тебе было б легче, если бы ты не упрямилась и послушала меня раньше.

— Отстань от меня, мама.

— Полноте, все же Рождество. — пытался урезонить женщин Мишо.

— Да уж. Рождество, — вздыхал господин Бланшар, поклявшийся, что никогда в жизни не сядет с байстрюком за один стол и теперь старавшийся не встречаться с ним взглядом.

Елка, которую нарядил Мишо. стояла рядом с фисгармонией и вспыхивала голубыми и зелеными огоньками. Это действовало Николь на нервы и пробуждало воспоминания: огни маяков в море, вспыхивавшие сквозь толщу памяти. Она ненавидела маяки, елочные огни, ненавидела свои воспоминания.

На десерт Мишо разрезал рождественский торт, привезенный господином Бланшаром; хозяева и гости потягивали шампанское и обменивались подарками: Татав получил катер с дистанционным управлением, банку жевательной резинки новой марки «Малабар». томик Иерусалимской Библии и конверт, который он незамедлительно вскрыл, чтобы узнать, сколько там денег.

Взрослые, слегка разомлев от выпитого, шуршали оберточной бумагой, извлекая подарки: удочку для господина Бланшара, портмоне из кожи ящерицы для Николь, карабин «Винчестер» для Мишо. И тут Татав вдруг заявил, что теперь настала очередь его брата.

Механик быстро, ради приличия, снова завернул в бумагу клоуна, которого уже вручил пасынку до начала застолья. «От всей семьи», — сказал он, понизив голос, так, чтобы Николь не смогла услышать его слов. Людо во второй раз за вечер стал владельцем игрушки.