Варварские свадьбы
Шрифт:
Людо не знал, ни когда он уезжает, ни куда. Никто ничего ему не говорил. А он ждал. Каждую ночь вставал подслушивать разговоры Николь и Мишо, но они все больше и больше понижали голоса. Что это за интернат, в который они собираются его поместить? Что это за кузина у Мишо? Он не был с приветом, нет. Чем же он так отличался от других, что его все сторонились? Однажды в воскресенье он пришел в мастерскую к Мишо.
— И когда я уезжаю? — спросил он ни с того ни с сего. Механик лежал под трактором, пригнанным на профилактику, и возился с двигателем.
— Что значит, когда ты уезжаешь? —
Мишо выглянул из–под трактора. Тонкая струйка моторного масла стекала по его щеке, оставляя за собой черную дорожку. Он встал скривившись, потер поясницу и вытер щеку ветошью.
— С твоими вопросами нахлебаешься масла. Допек ты меня, Людо.
Он собрал ключи, разбросанные на утоптанной земле.
— Заметь, однако, что я на тебя не сержусь, — снова заговорил он, смягчившись. — Видит Бог.
Затем, избегая взгляда мальчика и перебирая инструменты на верстаке, продолжил:
— А кстати, откуда ты знаешь, что скоро уедешь?
— Ночью. Вы разговаривали.
— Ну да, — сказал Мишо. — Ночью…
Оттопырив нижнюю губу, он с силой дунул на свесившуюся прядь волос, чтобы скрыть неловкость.
— Я вот что тебе скажу. Людо, — начал он вкрадчивым голосом. — Мне ты нравишься. И я бы не хотел, чтобы ты туда ехал… понимаешь?
— Ну да. — ответил ничего не понявший Людо.
Механик повернулся к нему лицом.
— Я хотел, чтобы она переехала сюда вместе с тобой и чтобы ты и Татав были на равных, а прошлое не в счет, понимаешь?.. И пусть даже ты полный ноль в школе, не страшно, ты мог бы мне помогать и учиться ремеслу. Но только так не выходит. Не получается. Она говорит, что ты с приветом… Может, оно и в самом деле немного есть. Но это не страшно, знаешь, ты ведь поедешь ненадолго. А может, там тебе будет и хорошо, ты будешь присмотрен, надо попробовать. И потом, матери рядом не будет.
— Ну да. — прошептал Людо, и в горле у него запершило. — Так когда я еду?
Мишо попытался улыбнуться.
— Это еще не точно, Людо, и будь моя воля…
Когда жены не было рядом, он пытался восстановить свое влияние на ход вещей в доме, где она властвовала как сатрап, с равнодушным презрением встречая его жалкие попытки мятежа. До Пасхи он сумеет все наладить, он ведь рожден для того, чтобы все чинить и налаживать, умеет же он с помощью простой стальной проволоки исправить насос, починить все что угодно, у него есть еще время, чтобы исправить и судьбу этого паренька.
— А что там такое, куда я еду? — спросил Людо.
— Это еще пока не точно… но, как говорят, это Центр.
Мишо покачал головой и тихо продолжил:
— Центр, в котором живут дети.
— Но я уже не ребенок.
— Конечно, кто–кто, но только не ты. Ты уже добрый жеребенок. Это другие…
— Завистники, — прошептал Людо. — А я смогу вернуться назад?
— Спрашиваешь! — шутливым тоном подхватил Мишо. — Если ты не вернешься сам, я приеду за тобой.
— А ты будешь приезжать ко мне?
— Ну конечно, буду. Не дожидаясь четверга после дождичка. И Татав тоже.
Я спрячусь в своем иглу и тогда я не уеду или спрячусь на трубе пирса и буду есть птичьи яйца чтобы не умереть
В тот вечер Николь вернулась около полуночи. Людо только что лег спать. Подобно приговоренным, не знающим, когда свершится приговор, или старикам, уставшим от ожидания смерти, он снова почувствовал вкус к жизни и гнал от себя мысли о будущем. Он услышал, как к вилле подъехала «Флорида», с резким шумом затормозила, затем по гравию заскрежетал засов, на который запирали ворота, потом снова взревел мотор и металлический кузов с лязгом задел гранитный столб: Николь и на этот раз слишком много выпила, и ее машина клацала, как старый драндулет. Людо зарылся с головой под одеяло, когда Николь, не успев войти, стала громко выкрикивать его имя. Не переставая кричать, она поднялась по лестнице.
— Людо!
Она стояла на пороге, шумно дыша, а ее фигура выделялась в освещенном дверном проеме.
— Людо!.. — голос ее свистел. — Я хочу, чтобы ты немедленно исчез!
Было слышно, как вяло запротестовал Мишо, как разбушевавшаяся Николь послала его ко всем чертям, затем послышались удаляющиеся шаги и откуда–то издалека донесся растерянный голос:
— Завтра, Людо, завтра утром принеси кофе своей матери. Только не забудь.
На пирсе не стихает ветер не знаю дойду ли я до конца если обернуться то берега уже не видно и чайки набрасываются на меня… им не нравится когда ходят прямо по их гнездам но мне надо идти вперед… внизу море серое и жутко шумит когда ударяет об опоры пирса я надел на голову мешок из–под картошки с дырками для глаз и обмотал тряпками тело под рубашкой и руки так–то лучше — я хочу дойти до конца трубы никто никогда не доходил дотуда там кажется есть гигантские рыбы они приплывают к концу трубы и едят нечистоты есть даже киты и акулы… а котов–крабов нет и подводной лодки тоже нет… моя мать не поверила бы если бы я сказал что видел китов в конце пирса там где на горизонте видны вереницы грузовых судов… мы с моей матерью одной крови.
Людо поставил поднос на столик. Женщина, наблюдавшая за его действиями из–под полузакрытых век, излучала ледяное спокойствие, лицо ее казалось помятым от бессонницы.
— Теперь садись. Да нет же, балда, ко мне лицом, какая теперь разница!
Людо развернул кресло–качалку к кровати.
— Так вот… да не бойся…
Он поднял голову, удивленный тем, как мягко зазвучал ее голос. Сегодня Николь не отводила взгляд, как будто его зеленые глаза перестали будоражить ее память.
— Послезавтра ты отправляешься в Центр Сен–Поль. Это пансион для детей… для трудных детей. Мишо отвезет тебя. Вот так. Я думаю, ты уже большой и все понимаешь. Ты не можешь оставаться здесь. Там тебе будет хорошо. К тому же, тобой займется не чужой человек, а родственница Мишо.
Людо невозмутимо слушал и, не мигая, продолжал смотреть на нее. Николь поправила подушки.
— Знаешь, это для твоего же блага. Мы приняли это решение без особой радости. Такие заведения обходятся недешево. Там работают специалисты, за тобой будут хорошо смотреть. Бедный малыш, послушай… Не знаю, понимаешь ли ты сам, насколько болен.