Варя
Шрифт:
– Какая?
– Некрасивая.
– Для меня вы красавица.
– Вы лукавите, Лев Васильевич.
– Нисколько.
– Правда?
Вместо ответа почувствовала, как он наклонился к ней. Она вдохнула приятный хвойный аромат, приоткрыла губы и, сердито зажмурившись, прогнала от себя видение.
Когда ты уже поумнеешь! Ясно же, что поцелуй этот был какой-то нелепостью. Всё вышло спонтанно. Или нет? Что, если я нравлюсь ему? Нравлюсь такая? Не может быть...
Варя тряхнула головой.
А
Варя опять горячо зашептала молитву. А когда удалось немного совладать с волнением, она наконец-то почувствовала расслабляющую усталость. Но сон не шёл.
Какой уж тут сон?
Ко всему прочему, Варе ещё и боязно было засыпать одной в сырой неуютной комнатушке. Она с тоской поглядела на старый тюфяк, на котором когда-то спала Нюра. Девка теперь ходила ночевать в девичью. Стыдно было лишний раз показываться княжне на глаза.
Как привидение, закутавшись в одеяло, Варя прошла на цыпочках до тюфяка, уселась на него и погладила жёсткую ткань рукой.
– Может, хоть ты меня пригреешь?
Соломинка из мешка кольнула ногу, и она поморщилась. Однако идти обратно сил уже не было. Варя вздохнула, улеглась и тут же чихнула. Плесневелый запах загнивающего сена ударил в нос, когда она прижалась к мешковине щекой.
И как Нюра на нём спала? Хотя, если смотреть в потолок и ни о чем не думать. Просто смотреть в одну точку...
Тяжёлая темнота, как огромный шар, навалилась на Варю. Вскоре дыхание её сделалось глубоким и ровным. А когда в воздухе появилась лёгкая прозрачность, она неожиданно обнаружила себя в глубоком снегу! Огляделась. Лес обступил со всех сторон.
Где это я? Почему?
Сердце зашлось. Предчувствие иголкой пронзило грудь.
Заблудилась! Я заблудилась!
Варя завопила что есть сил. Звала на помощь, а перед глазами будто вся жизнь пролетела. Ясно представился ей папенька. Она словно оказалась подле него. Князь, осунувшийся и бледный, то ходил из угла в угол в своём кабинете, то останавливался и гневно спрашивал у Павла Петровича, прильнувшего к окну: "Что там? Не видно её? Едет она али нет?!"
Слезы обожгли Варе глаза.
Что же теперь будет с папенькой? Господи, помоги! Я исправлюсь. Клянусь! Я не буду больше такой бестолковой! Спаси и сохрани ради папеньки. Он не переживёт, не вынесет больше потерь...
Тени сгущались всё сильнее. И, в конце концов, ночь страшная, тёмная, поглотила Варю целиком, сделав её, как в детстве, совсем беззащитной.
Одна! Как я здесь одна? Куда идти?
– Барышня!
Послышалось? Нет! Так отчётливо голос родной не мог почудиться!
– Нюра? Нюра! Я здесь. Где ты? Ау!
И вновь зловещая тишина.
– Нюра! Нюрочка!
Варя всё звала и звала. Только эхо вторило её крикам. Какая-то ветка сорвалась с дерева и бухнулась в снег. В испуге Варя дёрнулась, зажала руками рот.
А что если волки? А если змора? Где же Нюра? Я ведь слышала её голос.
Уселась на корягу, опустила голову. Вспомнилась вдруг исповедь Нюры, которая созналась ей накануне в предательстве:
"Понимаете, меня на новом хозяйстве никто никогда не называл настоящим именем-то. А он назвал сам, без подсказки! Мне это так радостно было! Не передать, как радостно! Всё бы отдала, чтобы ещё раз услыхать в устах его сахарных имя своё...Он ведь тем самым будто дал понять, что любит меня. Я сказать красиво-то не умею. Где уж мне..."
Варя смахнула слезы. На дрожащих ногах еле как поднялась и крикнула, не узнав голос свой:
– Аня! Аннушка! Где ты?!
Тишина.
– Аннушка, отзовись! Ау! Прости меня, - добавила совсем тихо.
– Здеся, барышня! Здеся.
– Не может быть! Спасение моё!
Варя почувствовала такую лёгкость в теле, что даже рассмеялась этому. А затем её ледяные пальцы обхватила тёплая ладонь. За спиной, совсем близко, раздался уверенный голос:
– Пойдёмте со мной! Не бойтесь ничего.
Варя обернулась:
– Аннушка, Аня, Анечка! Только так теперь звать тебя буду. Клянусь!
Лес не казался уже таким страшным. Варя поняла - непременно вернётся домой. Вернётся другой, как и обещала в горячей своей молитве. Вскоре деревья поредели, отступила страшная непроглядная чернота. И Варя за руку с Аней вышли на широкую, залитую лунным светом дорогу.
Как же удивительно!
В лесу серебряная луна пряталась за ветками вековых деревьев. И казалось, что в ночном мире нет ничего, кроме страха и тьмы. Но стоило выйти на простор, и луна огромная, яркая озарила всё вокруг своим светом.
– Благословение! Воистину это словно благословение! Я поняла теперь всё. Как деревья за ветками луну скрывали, так и я за гордыней своей душу прятала. Смотрела на всех свысока и даже не замечала этого. А теперь поняла. Поняла!
Варя как со стороны услышала свой радостный смех. Увидела, как она обнимает, целует Аннушку и кружится с ней. А потом замелькали перед глазами расплывчатые образы. Варя всё смеялась и смеялась, словно очутились на ярмарочной карусели, где веселье так и лилось рекой.
– Только рук моих не отпускайте, барышня! А то мы в снег угодим, барышня!
– Ни за что, Нюрочка!
Аня резко разжала руки. И Варя со всего маху полетела в сугроб.
– Я хотела сказать Аннушка! Вот я глупая.
Она попыталась подняться, но не смогла. Ещё одна попытка. Тщетно. А с третьего раза получилось, потому что подхватил её кто-то за талию.
– С вами всё в порядке? Не ушиблись?
– Лев Васильевич!
Вместо ответа почувствовала, как с неё стряхивают снег.