Варяги. Меж степью и Римом
Шрифт:
Выплыв из воспоминаний, я понял, что мое «отсутствие» не привлекло особого внимания. Магнус и Ратмир успели всего-навсего перекинуться парой ничего не значащих фраз. Мысли, они текут куда быстрее, причем в разы.
Что же до конницы Гостомысла и примкнувших к ней молодчиков из числа неплохо дружащих с лошадьми не только в плане обычной езды, то они еще долго должны были тешиться погоней, выбиванием остатков печенежской силы. Силы, которая насчитывала двадцать тысяч. Осталось же от нее
— А у меня подарок есть, конунг, — радостная физиомордия Одинца, как и всегда, появилась без предупреждения. Глава телохранителей, ему подобное по должности позволено. Заносить?
— Ты сам сначала весь войди, — хмыкнул я, глядя на полное отсутствие вмущения в глазах. На сказочное чудище похож. Грозен, головаст, только кроме головы остальное потерялось. Хорошо хоть в твоем случае просто по другую сторону ткани шатра, а не в ином мире. Давай уж, заноси подарочек. Надеюсь, он от страха еще не обгадился?
— Не-а! Но зубами лязгает, когда увидел, как неприятно будет, если ему «кровавого орла» нарисуют.
Охотно верю! «Кровавый орел» — штука крайне нелицеприятная, хотя по большей части его «рисуют» лишь на трупах поверженных врагов, не заслуживающих с точки зрения варяга ничего, кроме презрения. Сама процедура проста и кровава. Труп поворачивается спиной вверх, спина по обе стороны хребта рассекается, после чего разрубленные ребра разводились в стороны в жутковатой пародии на крылья. Вот он какой, «кровавый орел»!
К живым же подобная казнь применялась крайне редко, поскольку чситалась слишком жестокой. Потому испытать ее на себе удавалось лишь самым отвратительным клятвопреступникам или тем, кто предал варяжскую касту. Кстати, если бы в результате войны за киевский престол к нам в руки попал Владимир или кто-то из его ближних советников, то жрецы мигом выдвинули бы подобную идею. Предательство интересов Руси для них было не пустым звуком, а сговор с ромеями именно этим и являлся.
Впрочем, сейчас «кровавый орел» служил лишь средством устрашения, применять столь серьезную казнь по отношению к какому-то вибрирующему от страха печенегу. Не по чину, не дорос он до такого «знака внимания» с нашей стороны.
Теперь Одинец появился целиком, таща за собой обмякшего, но резво хлопающего глазами типуса со связанными за спиной руками. Хирдман приподнял его за шкирку, встряхнул для взбодрения, после чего бросил прямо на пол лицом вниз. Брошенный сдавленно пискнул, как придавленная моим котом Барсом мышь, после чегопринял положение «на четырках» и затараторил на своем тарабарском наречии.
— Та-ак, на нашем языке он явно не говорит, — констатировал я печальный факт. Про ромейский уж и упоминать не стоит. Остается надеяться, что кто-то из присутствующих ведает наречье печенегов. Иначе придется обратиться к тому же Гостомыслу, он точно поймет издаваемые вот этим звуки.
— Я понимаю печенежский, — улыбнулся Одинец. Его зовут Тайрах, он был полусотником в тысяче Сойра, что из премени Иртим. И уверяет «великого и могучего хана руссов», что расскажет все, что тот только пожелает, чтобы остаться в живых и без переломанного хребта или отрубленных конечностей. Там дальше про выколотые глаза, усекновение пальцев и про прочие милые развлечения, которыми печенежские ханы и главы родов тешатся с вызвавшими их гнев соплеменниками.
— Дикари, что с них взять. Но скажи, зачем ты нам сюда приволок ЭТО? Что оно вообще может знать интересного, пребывая в малозначимом состоянии полусотника? Да и вид какой-то слишком хлипкий и невоинственный. И все же полусотник Странно.
Глава телохранителей изобразил на лице хитро-торжествующую гримасу. Ну точно, сумел ухватить что-то серьезное, не лежащее на поверхности. Сейчас доложит, радуясь возможности показать себя с лучшей стороны. Вполне простительная слабость, все мы не чужды тщеславия. Полезное для человека качество, если в разумной дозе.
— Он не простой полусотник, он всегда был рядом со своим дорогим, очень дорогим тысячником. И днем и, что самое интересное, ночью.
— Вот оно даже как? От ромеев поганую привычку подхватили или же это и у них цветет и вонюче пахнет?
— Это их родное, — скривился Магнус, неплохой знаток обычаев и особенностей многих окрестных народов. В их оскорблении «сперва на старой кобыле учись, а потом девкам подол задирать будешь» есть много правды. У них многоженство не такое, как у нас, совсем иное. Отцы продают своих дочерей в жены тем, кто способен платить. Невинная девушка намного дороже, хотя и так цены высоки. Печенеги из богаты имеют несколько жен, более бедные либо одну, либо наложницу из рабынь небольшой красоты и большой потрепанности. Ну а молодые и бедные, которые еще не поживились в набегах или кого преследуют неудачи
— Мальчики и кобылы, — скривился я от отвращения. Века идут, ничего не меняется. Выродки. И их уклад жизни такой же.
— Зато на выродков легко давить, ломать их и так трухлявый дух, — обоснованно заметил побратим. Да ты и сам это знаешь не хуже меня. Не зря же и ты, и Гуннар указываете покупать или запугивать в далеких странах или среди посольств тех, кто схож по привычкам вот с этим вот печенегом.
Разговор ушел немного в сторону. Только вот Карнаухого философские проблемы интересовали не так чтобы сильно.
— Мрачный, ну давай это все потом. У нас тут разговорчивый пленный. Разговаривает же он не порванной задницей, а другим местом. Вот пусть и говорит, а Одинец твой как толмач неплох.
— Не поспоришь, — согласился я. Давай, спроси его обо всем том, что нам о делах в становищах печенежских племен знать надобно.
И началось. Одинец знал, какие надо задавать вопросы. Уж основной набор точно. Что же до отдельных нюансов, то их по ходу действия проясним, если вообще понадобится.
Любовничек Сойра, несмотря на ублюдочность и трусость, обладал неплохой памятью, что нам и требовалось. Сейчас, выторговывая жизнь и целостность тушки, он говорил быстро, по существу задаваемых вопросов и больше всего боялся оказаться неточным. Вскоре мы знали и о жрецах «бога на кресте», которые прибыли к главам племен с ну очень выгодным предложением, и о том, что в набеге участвовало лишь шесть племен из восьми, и про многое другое, также полезное.