Варяги. Славяне. Русские
Шрифт:
Кроме того, количество дани при полюдье было не регламентировано, что открывало хорошие перспективы для наживы тех, кто бессовестней. Вспомним отроков Свенельда, которые одевались богаче, чем великокняжеские дружинники. Значит, воевода и воины радели не только о великокняжеском сборе, себя, родимых, очень даже не забывали.
Ольгина же система по самой своей сути требует четкой регламентации налога, взимаемого с территории, иначе до великокняжеской казны мало что дойдет. Так же четко должны быть оговорены права и обязанности служащих налогового управления. Возможности для злоупотреблений и насилий резко сокращались. К тому же налоговые служащие большую часть времени должны были проживать среди податного населения, а с постоянно окружающими тебя людьми надо поддерживать приемлемые отношения.
Теперь на месте все, от князя до смерда, знали заранее, что из продукта они должны отдать, а что у них останется, вне зависимости от потребностей киевских дружинников в узорчатых портах или в дорогом оружии. Поэтому местная знать приняла реформу, быстро убедилась в ее преимуществах по сравнению
Не может быть сомнения, что при укомплектовании людьми налогового аппарата Ольга приоритет отдавала христианам. Тому были две причины. Во-первых, христиане имели более широкий кругозор, лучше знали реалии функционирования государственного аппарата в христианской Византии. Во-вторых, Ольга стала главой христианской «партии» на Руси, христиане были «своими людьми», контроль над финансами страны резко увеличивал их влияние и силу, гарантировал христианскую общину Руси от серьезных репрессий со стороны языческого правительства в будущем. Языческой «партии» и всем врагам Ольги пришлось смириться с ее доминирующим положением в стране, ждать совершеннолетия Святослава, чтобы взять реванш.
Во времена, предшествующие Ольгиным, государственная казана влачила жалкое существование. Большую часть полученных ресурсов великий князь и его люди, выражаясь более поздним термином, «продуванивали». Запасов и резервов страна не имела, а поскольку они — важная составная часть ее могущества, то и страна была слабая, приходилось платить дань хазарам. Свенельд и Асмунд, скорее всего, сохранили практику «продуванивания» своих третей, чтобы хоть так сохранять авторитет у дружины. Непохоже, чтобы Ольга придерживалась подобной же практики. Да и вообще, нелепо представить ее во главе пирующей дружины. В таком случае свою треть она не расходовала до конца. Средства накапливались, и понятие государственной казны приобрело реальные очертания. С одной стороны, у государства появились резервы и запасы, с другой стороны, появилось много дружинников, которых надо было занять делом. Раньше они много времени проводили на княжеских пирах и с князем на полюдье, где опять же пировали и ловили по кустам красных девок. Логично было направить их на окраину государства, откуда приходили хазарские рати и объявились печенеги. Наличие реальной казны позволяло хорошо экипировать дружинников, не с точки зрения красивых портов, а с точки зрения повышения боеспособности. Сведений об этом нет, но логика событий наводит на мысль, что Владимир в создании защитных рубежей на степной границе продолжал дело, начатое бабкой. Служба на степных рубежах — более скучное дело, нежели княжеские пиры, охота, полюдье, но для государства, несомненно, более полезное. Забияки могли оттачивать боевые навыки в схватках с ватагами кочевников, привыкать к полевым условиям жизни. Та дружина, с которой Святослав совершил столько подвигов, полагаю, не им создана (это требует времени). Его деятельность базировалась на прочном фундаменте, созданном его матерью.
Л.H. Гумилев, рассматривая историческую ситуацию после Игоря, отмечает, что Русь перешла на антихазарскую политику, но хазары не повторили набег, как в прежние времена. Он объясняет это внешними и внутренними трудностями каганата [44, с. 206].
Может быть, не меньшую роль сыграло то, что на Руси появилось правительство, сумевшее наконец организовать оборону рубежей.
Теперь вернусь к упомянутой статье А.П. Богданова «Княгиня Ольга», в которой автор пытается протащить норманнизм с черного хода.
Вот его тезисы. История государства на Руси начинается с Ольги. До Ольги фактически государства не было, была договорная лига князей-разбойников, которые платили дань в Киев, а могли и не платить. Рюрик и Олег, может быть, вымышлены. Варяги брали дань на Севере Руси — с Новгородчины. А раз государства не было, а было неизвестно что — то какая разница, скандинавы или нет по происхождению князья-разбойники. А логический вывод из статьи такой (сам автор от него воздержался): ну признайте, что первые русские князья по происхождению скандинавы-норманны, ведь это не имеет никакого значения.
Во-первых, бандиты имеют национальность, вопреки Богданову и иже с ним. Иначе не было бы этнических ОПГ.
А во-вторых, в науке принято свои утверждения хоть чем-то доказывать. Если же вместо фактов предлагается пропаганда, то это argumentum ad hominem — «доказательство, не основанное на объективных данных, а рассчитанное на чувства убеждаемого». В Древнем Риме уже понимали такие вещи.
Святослав. Большое дитя на троне
Время реванша для язычников настало в 958 г., когда Святославу исполнилось 16 лет. В следующем 959 г. неприятная весть пришла с юга — умер император Константин Багрянородный, крестный и защитник Ольги. Как отмечает Б.А. Рыбаков, в 959–960 гг. в стране началась языческая реакция. В 952 г. Ольга строит в Киеве церковь Святой Софии (деревянную). Язычники требуют ее разрушить. Святослав не хочет идти на прямую конфронтацию с матерью и разрушает церковь только после ее смерти — около 970 г. [154, с. 390–391]. С христианством бороться оказалось непросто — слишком глубокие корни оно успело пустить в русском обществе, слишком хорошую рекламу сделала ему Ольга за свое правление. В отличие от некоторых историков, объявляющих Святослава мудрым государственным деятелем, считаю, что заниматься государственными делами он не любил и не умел. Видимо, у него и его окружения хватило ума понять, что, обрушив на христиан слишком сильные репрессии, они сломают государственный фискальный аппарат, дающий такие выгоды центральной власти. Если Святослав и его языческое окружение не умели и не хотели заниматься внутригосударственными делами, этим поневоле занималась Ольга и ее окружение.
Трудами своей матери совершеннолетний Святослав получил в руки эффективную игрушку, с которой можно было вести настоящие войны и одерживать настоящие победы. Его интересовали только война, походы, сражения, победы. Хоть и «совокуписта он вои мнози», но не сам он создал военную машину государства. Хорошо вооруженная, экипированная, дисциплинированная дружина, способная воевать много лучше, нежели во времена его отца, не возникла вдруг, едва он стал взрослым. В те времена, как и в наше время, создание эффективной армии требовало многих лет, упорной работы военных профессионалов и хорошей работы правительства. А вокруг Святослава были люди (или преемники этих людей), которые вместе с его отцом проиграли все сражения, какие только можно. Могли ли они создать совершенную военную машину? Около 22 лет Святослав окунулся в войну и воевал почти непрерывно до самой смерти. Можно представить, каких человеческих и материальных жертв стоила эта цепь войн. А результат? Только бездарно спустил все ресурсы, накопленные матерью.
Не вникая в хронологию деяний Святослава, попробуем оценить их в целом, в политическом и социально-экономическом аспекте. Единственная бесспорно положительная акция — присоединение к Руси земли вятичей в 964 г. Б.А. Рыбаков видит в деяниях Святослава единый замысел — как сабельный удар от Булгарии до Хазарии — Причерноморья — Византии, удар, сбивший замки с торговых путей Руси на юг и восток. Рассмотрим деяния князя с такой позиции.
Главный торговый партнер Руси в X в. — Византия. Туда был наезженный торговый путь по Днепру, был договор, регулирующий торговые отношения. С главным торговым партнером не воюют без крайней надобности. Во-первых, во время войны всякая торговля обрывается, во-вторых, после войны торговый договор надо заключать заново. Будет ли он таким же хорошим, как до войны? А если силой навязать выгодный для себя договор, то другая сторона всегда будет искать повод его нарушить. Самое лучшее в торговом обмене — добрая воля сторон и взаимный интерес. Святослава можно было бы понять, если бы он укреплял свои позиции в устье Днепра, строил заставы в районе порогов для большей безопасности от кочевников, самое большее — контролировал бы устье Дуная, договорившись о взаимных интересах с византийцами. Вместо этого он начал воевать с болгарами, которые ему ничего плохого не сделали, потом поссорился и с болгарами, и с византийцами, втянулся, как несмышленый ребенок, в грязные заговоры и интриги против византийской императорской власти. В конце концов захотел взять Константинополь штурмом, причем известил византийцев, что «идет на вы». Находясь в сотнях километров от границ своего государства, не имея на Балканах ни одного союзника — всех их он сделал врагами — такой замысел, мягко говоря, свидетельствует о недостаточном знании стратегии. Отмечу, что, несмотря на все исторические сложности, Византия в X в. была в числе сильнейших держав мира. Л.H. Гумилев, в частности, считал, что «в 60-х годах X в. самой сильной державой была Византия. Население ее состояло из 20–24 млн храбрых жителей» [44, с. 229]. Даже овладей Святослав на время столицей, удержать ее не было ни единого шанса. Зато попусту были бы израсходованы огромные людские и материальные ресурсы Руси, плюс к этому Византия надолго стала бы смертельным врагом, и ни о каких нормальных торговых и культурных контактах речи бы не шло. Византийцы начали бы платить печенегам, венграм, полякам, кому угодно, лишь бы они почаще нападали на Русь.
В 969 г., за несколько дней до смерти матери, Святослав вдруг выразил желание перенести столицу в г. Переяславец в устье Дуная. Это еще один пример детской фантазии на политические темы. Странно, что находятся историки, приравнивающие эту бредовую идею к созиданию Петром I новой столицы на Неве. Устье Дуная в течение тысячелетий — «проходной двор» для народов, переселяющихся с Востока на Запад и наоборот. Место, продуваемое всеми ветрами истории. От русской земли отделено полосой степей, населенных враждебными кочевниками. На юг, сразу за Дунаем, — тоже враги. На западе — скорее враги, чем друзья. Нужно большое войско, чтобы контролировать столицу и окрестности. Оседлого земледельческого населения, способного прокормить столицу и войско, почти нет. Припасы, оружие, воинов, стало быть, привозить с Руси. Или грабить соседей, и без того недовольных таким соседством. Контролировать внутреннюю ситуацию на Руси из Переяславца невозможно. А Русь быстро почувствует себя колонией, из которой тянут соки на чужбину, найдет способ отделиться. Такая глупость не пришла в голову даже Игорю, что уж говорить про Петра Великого. [29 — Л.H. Гумилев осуждает великого князя Литовского Ягайлу за то, что тот принял католичество сам и сделал католической Литву, в то время, когда 9/10 населения его государства исповедовали православие. Он убедительно доказывает, что с этого начался упадок великого княжества Литовского. Святослав собирался расположить столицу у болгар, которые уже более ста лет исповедовали православие, при этом сам он был язычником-фанатиком и намеревался искоренить христианство на Руси [44, с.238]. Но Святослава он почему-то сравнивает с Петром I и восхищается его мудрым замыслом.]