Варяго-Русский вопрос в историографии
Шрифт:
77. Клейн Л.С. Норманизм - антинорманизм; его же. Воскрешение Перуна. С. 146; его же. Спор о варягах. С. 126, 130.
78. Погодин М.П. Г. Гедеонов и его система происхождения варягов и руси.
– СПб., 1864. С. 1-2, 6-8; его же. Новое мнение г. Иловайского. С. 114-115; его же. Борьба не на живот, а на смерть с новыми историческими ересями.
– М., 1874. С. 297-298, 384-390.
79. Шлецер А.Л. Нестор. Ч. I. С. 324-325; Ewers J.P.G. Op. cit. S. 148; Звере Г. Указ. соч. С. 92; Федотов А. Ф. О главнейших трудах по части критической русской истории.
– М., 1839. С. 42, прим. *; Мошин В.А. Указ. соч. С. 348; Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 77, 226.
80. Цит. по: Ковалевский С. Д. Еще один удар по сторонникам норманской теории // ВИ, 1964, № 1. С. 198.
81. Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 76, 226.
82.
– Варшава, 1906. С. 69-74, 158-227; Ловмяньский X. Русь и норманны.
– М., 1985. С. 141, прим. 2.
83. Погодин М.П. Нестор, историко-критическое рассуждение о начале русских летописей.
– М., 1839. С. 102-103, 159, 161, 175-179; его же. Исследования... Т. 1.
– М., 1846. С. 102-103,285,294,298, 491; то же. Т. 2. С. 9-10; его же. Г. Гедеонов... С. 13-14.
84. Гедеонов С.А. Указ. соч. Прим. 197 на с. 426, прим. 233 на с. 439; Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. С. 229-230.
Бойся данайцев, дары приносящих
В 2010 г. в издательстве «Нестор-История» (по программе «Кантемир»: «Благодарная Молдавия - братскому народу России») вышла опять же старая-новая книга Клейна «Трудно быть Клейном: Автобиография в монологах и диалогах». Старая-новая потому, что состоит из фрагментов его переписки с учениками, российскими и зарубежными коллегами, прежних интервью и книг, а также небольших вкраплений из свежих воспоминаний и комментариев автора. И суть этого многостраничного труда недвусмысленно выражена в названии, которое, чего и не думает скрывать Клейн, стоит в прямой связи с названием повести фантастов Стругацких «Трудно быть богом». И перед нами действительно предстает бог, бог науки (археологической, антропологической, филологической и прочих наук), следовательно, сама Истина.
Как презентуют его издательство и как говорится во многих местах книги, Клейн - это всемирно известный археолог, антрополог, которого на Западе именуют «легендарным археологом Европы», а ученики - «великим ученым», это универсал, работавший в ведущих университетах мира - Берлинском, Венском, Кембриджском, Копенгагенском, Даремском и др. Да он и сам нисколько не скромничает и постоянно, не без кокетства, нахваливает себя: «Вот я сейчас заканчиваю историю мировой археологической мысли. Я точно знаю, что ее никто, кроме меня, в России сейчас написать не сможет. Она первая за всю историю. Не было в России такой книги, ни до революции, ни после.
И сейчас бы не было, если бы я не сделал. Вот я ее и делаю»[85]. Впрочем, у каждого имеются свои слабости, понятные и простительные. Есть они и у великих людей. И можно только искренне порадоваться за соотечественника, через многие тяготы пришедшего к славе, признанию, и выразить не менее искреннее сочувствие по поводу невзгод, выпавших на его долю.
Но не об этом речь. А о том, как трактует в этой книге Клейн, т. е. сама Истина, роль Ломоносова и антинорманистов в историографии. А Истина, вызывающая у читателя большую симпатию уже рассказами о своей принципиальности в вопросах науки, за которую якобы и отсидела в 1981-1982 гг. (и в чем повинен академик Б.А. Рыбаков и зав. отделом науки ЦК КПСС член-корреспондент Академии наук СССР С.П.Трапезников, который помог «академику Рыбакову и его школе - убрать из археологической науки того, кто доставляет беспокойство» - кандидата исторических наук Клейна[86]), в очередной раз четко высказала мнение о противоположном лагере. И которое будет воспринято его почитателями опять же без всякого сомнения: ведь Сам Клейн сказал.
А сказал он, приводя выдержки из своих работ 1990-х и 2000-х гг., с повторением всех их ошибок и неправд, во-первых, что Байер, Миллер, Шлецер в начале русской истории «открыли значительное участие скандинавских германцев (норманнов) в создании русского государства. Против них ополчился Ломоносов и несколько его приспешников», которые «добились запрета печатать диссертацию Миллера, лишили его звания академика. О Шлецере, который ввел в науку понятие внутренней критики источника и издал основную русскую летопись, Ломоносов писал: "Из сего видно, каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина". Шлецер был вытеснен из России. Ломоносов написал совершенно фантастическую, но лестную для России историю, которая очень превозносилась в сталинские времена». После чего археолог так тактично резюмирует: «Конфликт был тот же, что у австралийских аборигенов с археологами. Причем, российские аборигены были гораздо более самостоятельные, властные и ученые, чем в Австралии, а у немецких академиков действительно была некоторая доля национального чванства. Тем не менее нам теперь издалека очень хорошо видно, что эти академики блюли пользу науки, а Ломоносов мешал ей».
И сам стремясь блюсти пользу науки, Клейн повторяет, что «я с иронией описываю потуги Миллера и критикую их за вполне вероятную психологическую подоплеку - национальную спесь, но отмечаю его приверженность фактам. Я с подчеркнутой симпатией излагаю крикливые ультрапатриотические эскапады Ломоносова, но отмечаю их безосновательность. То же и с отношением к Погодину и Костомарову», что антинорманизм есть «сугубая специфике России», уходящая корнями в тот «комплекс неполноценности, который является истинной основой распространенных у нас ксенофобии» и т.д., говорит о «предвзятости», «шовинистической ангажированности» и «критиканской фразеологии» антинорманистов[87]. Во-вторых, иная, конечно, тональность у Клейна в разговоре о своем: о семинаре, о «варяжской (норманской) баталии», ставшей третьим этапом «многовекового спора о варягах». С добавлением новых откровенностей, которые дополнительно характеризуют «советский антинорманизм» и показывают, как автору удалось его спокойно одурачить. Так, вспоминая «дискуссию» 1965 г., он пишет, что «нельзя было объявить себя сходу норманистом». И чтобы никто его в том не обвинил, Клейн лишь изменил (сузил) понятие норманизм: «...Объяснение успешных норманских захватов их расовой природой - это был бы норманизм, а признание самих фактов таких завоеваний и влияний - не норманизм». В связи с чем это понятие «не налезало на меня и других исследователей, желающих свободно и объективно трактовать факты», и «позволяло отвести антинорманистские обвинения от многих научных положений...»[88].
Произнося правильные слова, которые найдут поддержку и у исследователей, и у любителей русских древностей, что беспристрастность - это принцип ученого, что «историк - как судья, должен все взвешивать»[89], Клейн очень пристрастен и потому очень плохо взвешивает: скандинавских вещей у него на Руси пруд пруди, хоть отправляй на экспорт, западнославянских же огромный дефицит. Так, по его словам, археологические находки лишили гипотезу Ломоносова и других «малейшей правдоподобности: типично скандинавские вещи и обряды IX-X вв. открыты на обширном пространстве от Старой Ладоги до Киева: застежки-фибулы, шейные гривны с подвесками в виде молоточков Тора, погребения в ладье, "умерщвленные" (согнутые) мечи и т. п. А западнославянских вещей почти нет...».
Как-то сразу вспоминаются весьма схожие слова историка Р.Г.Скрынникова, сказанные в 1999 г. с использованием другого, не менее важного для норманистов источника их «аргументов», при этом по оплошности проговорившегося, как можно позавчерашними норманистскими «щами» бесконечно пичкать читателя: «На обширном пространстве от Ладоги до днепровских порогов множество мест и пунктов носили скандинавские названия. Однако в целом следы материальной культуры норманнов в Восточной Европе немногочисленны и неглубоки. Объясняется это тем, что руссы не строили укреплений и пользовались услугами ремесленников из местного населения или добывали необходимые продукты на войне. Со временем следы норманнской культуры окончательно исчезли под мощным слоем славянской культуры»[90] (а так можно обосновывать любой этнос варягов и руси, даже внеземной).
Как Шлецер прекрасно понимая, что из одних лишь слов приличествующую науке одежонку для норманизма не сошьешь, Клейн антинорманизму - Ломоносову и «его приспешникам», в целом всем, по его характеристике, «ультрапатриотам» - методично и искусно «шьет» очень большое и очень страшное политическое дело, своего рода «Нюрнберг», наметки которого были им сделаны еще полвека назад. И этот приговор, а он уже зачитывался обвинителем в 2006 г. со страниц «Новой газеты» и журнала «Звезда», заключается в том, что Россия вступила на путь, «который прошла побежденная ею Германия» - на «путь нацизма» (или «вползание в яму нацизма»).