Варяго-Русский вопрос в историографии
Шрифт:
Не менее значимы и различия в способах погребения. У всех славян на всю просматриваемую археологами глубину веков было трупосожжение. У полян было трупоположение, и могильники этого типа известны в Киеве и прилегающих районах. Разные способы захоронения - значит разные верования, разное представление о загробном мире и о мироздании в целом. Самое примечательное заключается в том, что ближайшие аналогии специфическим обычаям полян находятся именно в Моравии и южногерманском Подунавье (в правовом отношении ближе всего стоит право готов, лангобардов и баваров). Не повторяя аргументов, отошлю к посвященной этому вопросу прежней своей публикации[51].
К Норику выводит и третий обозначенный в начале аспект: особенности раннего русского христианства. При сосуществовании
Одну из публикаций А.В. Назаренко заключает вопросом: «Когда и где (в древнесаксонском или в южнонемецких диалектах) впервые появляется этноним "русь", когда и где, на северном ли, балтийском, пути или на дунайском, южном, Русь как таковая стала известна своим западным европейским соседям»[53]. Верно то, что два эти пути долго практически не пересекались, а денежные системы основательно запутывают даже нумизматов. На балтийско-волжском пути держалась гривна, ориентированная на «фунт Карла Великого» - 409 гр. Новгородская гривна составляла ровно половину этого веса, гармонируя и с весовыми нормами северогерманских городов (включая славянские города южного берега Балтики, через которые шли на восток), и с аналогичными Волжской Болгарии. Первичны здесь франки или булгары - вопрос не для данной темы, тем более что важность его весьма велика. Киевская гривна имела вес 170 гр. и ориентировалась на древнюю римско-византийскую систему, по-прежнему преобладавшую в разных областях Балкан и Среднего Подунавья. Но сама устойчивость этих торговых путей - следствие движения по ним населения. Об этом, кстати, помнили и в Новгороде, и в Киеве.
Для осмысления первых веков русской истории необходимо разрешить две загадки: почему новгородский летописец был уверен, что «людие новгоростии от рода варяжска» (киевский летописец добавил «преже бе быша словене»), и что все-таки означает наличие в Киеве X в. и его окрестностях населения,явно отличного от местного, определенно славянского. Многими антропологами отмечено, что поляне имели иной внешний облик, нежели соседние и вообще славянские племена. Чаще всего их сближают с черняховцами, допуская и более глубокую местную традицию[54]. Это заключение вполне согласуется с отмеченным сообщением Иордана о возвращении части гуннов и ругов на Днепр после распада гуннской державы в Подунавье. Но вплоть до X в. на этой территории господствует обряд кремации. (Он был распространен и у какой-то части Черняховского населения.) Поэтому появление где-то во 2-й четверти X столетия в Киеве и прилегающих территориях могильников с трупоположениями - факт, значение которого трудно переоценить.
Естественным было стремление увязать появление нового населения в Киеве с варягами князя Олега в конце IX в. К этой мысли вроде бы подводило и заключение М.К.Каргера: «Погребения этого типа... представляют господствующий погребальный обряд социальной верхушки киевского общества в IX-X вв. Более того, изучение киевских погребений различных социальных слоев позволило установить, что обряд ингумации характерен не только для верхов киевского общества в IX-X вв., но широко распространен и в рядовых погребениях горожан этого времени»[55]. Но сам автор показал, что датировать эти погребения следует уже X в., чаще всего его серединой и второй половиной[56]. Пожалуй, некоторой неожиданностью, в частности, и для тех, кто склонен отводить норманнам весьма значительную роль в истории Руси, оказалось практическое отсутствие следов скандинавов в киевских погребениях X в.[57] А антропологический материал приводит к заключению, что «ни одна из славянских групп не отличается в такой мере от германских, как городское население Киева»[58].
Еще в прошлом веке погребения с трупоположениями в Киеве пытались объяснить распространением христианства, но идея эта у большинства специалистов не встретила поддержки: слишком очевидны следы языческого ритуала. Но сравнительно недавно она была вновь выдвинута С.С. Ширинским: оказалось, что по крайней мере погребения с западной ориентацией находят аналогию в могильниках Моравии[59]. Автор подчеркивает, что это именно христианство моравского образца, а Б.А. Рыбаков использует новые данные для иллюстрации мысли о двоеверии на Руси[60]. А гораздо важнее сосредоточить внимание на факте переселения значительного количества населения Моравии и, видимо, смежных с ней областей, державшихся сходной трактовки христианского вероучения, в Поднепровье. Кстати, именно эти переселения помогают понять, откуда в дружине Игоря взялись христиане, мирно уживавшиеся с язычниками и явно не подчинявшиеся каким-либо внешним христианским центрам.
Отмеченные С.С. Ширинским параллели позволяют заново оценить информацию, приводимую Хр.Фризе в «Истории польской церкви», написанной в конце XVIII в. и имевшей антикатолическую направленность. Автор воспроизводит сказание позднейших богемских хроник о деяниях сына Олега Вещего Олега (или Александра в христианстве), бежавшего от двоюродного брата Игоря из Киева в Моравию, где он благодаря успехам в борьбе против венгров был провозглашен королем Моравии, пытался создать союз Моравии, Польши и Руси, но в конечном счете потерпел поражение и вернулся (уже после смерти Игоря) на Русь, где и скончался в 967 г.[61] В свое время С. Гедеонов в доказательство нескандинавского происхождения имени «Олег» приводил данные о наличии его в чешской средневековой традиции. Указанные им параллели его заключению не служат, зато они косвенно подтверждают достоверность самого приводимого Фризе предания. Примечательно также следование специфической хронологии, не совпадающей с хронологией Повести временных лет, но отразившейся в ряде других чешских памятников.
Можно не сомневаться, что на путях, указанных Фризе и намеченных С.С. Ширинским, возможны такие открытия, которые существенно изменят представления о первых веках Древнерусского государства. В рамках этих сведений может найти объяснение и специфическая киевская версия о том, что знаменитый Илья вовсе не «Муромец», а «Муровлянин», то есть выходец из Моравии. (В Киеве указывали его могилу.) И тогда понятны южногерманские сказания об «Илье Русском», как и отражение этих вариантов сказаний в русской былинной традиции. Весьма вероятно, что именно с этой второй волной миграции из Подунавья связана летописная версия о выходе славян вообще и полян-руси, в частности, из Норика-Ругиланда. Летописец конца X в. мог что-то знать и непосредственно от переселенцев и во всяком случае были живы еще старики, которые помнили об этом «исходе». С другой стороны, и византийские источники третьей четверти X в., производящие русов «от рода франков» и называющие их «дромитами», то есть «мигрирующими», фиксируют, возможно, именно этот факт переселения. Но все эти темы требуют, естественно, монографических исследований.
Примечания:
1. Публ. по: Кузьмин А.Г. Руги и русы на Дунае // Средневековая и новая Россия. Сборник ст. к 60-летию профессора И.Я.Фроянова.
– СПб., 1996.
2. В частности: Кузьмин А.Г. Две концепции начала Руси в Повести временных лет // «История СССР», 1969, № 6; его же. Русские летописи как источник по истории Древней Руси.
– Рязань, 1969; его же. Начальные этапы древнерусского летописания.
– М., 1977; и др. Уточнение хронологии, времени возникновения повестей о полянах-русах см.: Откуда есть пошла Русская земля. Века VI-X / Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А.Г.Кузьмина. Кн. 1.
– М., 1986. С. 649-652 и др.
3. Королюк В. Д. Авары (обры) и дулебы русской летописи // Археографический ежегодник за 1962 год.
– М.,1963. С. 26-31.
4. Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании. Вып. 1.
– Л., 1930. (см. и другие его публикации).
5. Там же. С. 61-67.
6. Вернер И.К. К происхождению и распространению антов и склавенов // С А, 1972, № 4. Ср.: Дмитриев А.В. Раннесредневековые фибулы из могильника на р. Дюрсо // Древности великого переселения народов V-VIII веков.
– М., 1982; Амброз А.К. О двухпластинчатых фибулах с накладками аналогии к статье А.В.Дмитриева // Там же.