Варяго-Русский вопрос в историографии
Шрифт:
7. Хаканами русских «царей» называют арабские источники: Ибн Русте в 903-913 гг. и безымянный автор в «Пределах мира» в 982/983 годах. «Каганами» именовал в середине XI в. митрополит Иларион Владимира Святославича и его сына Ярослава Мудрого. «Коганом» величает Игоря Рюриковича «Слово о полку Игореве»[11].<-
8. Вероятно, что в данном случае ошибочно указано не то столетие. В 1929 г. Мошин на первом съезде славянских филологов в Праге напомнил вывод Г. А. Розенкампфа (20-30-е гг. XIX в.), «что слово rodhsin - гребцы даже в XVIII веке имело значение профессии и никогда не употреблялось в значении племенного термина, который мог бы вызвать образование финского и русского термина Ruotsi - Русь»[12].<-
9.
10. О Вертинских анналах см. в названном в 9 комментарии разделе монографии В.В.Фомина.
В «Венецианской хронике» Иоанна Диакона, написанной на рубеже X-XI вв., говорится, что в 860 г. «народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю» («они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси»), Но термин «норманны», т.е. «северные люди», в то время имел не этническое, а территориально-географическое значение - люди, живущие севернее. Как специально разъяснял кремонский епископ Лиутпранд (ум. 971/72), дважды - в 949 и 968 гг.
– бывший послом в Константинополе: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют русиями, мы же по местонахождению именуем норманнами. Ведь на немецком языке nord означает север, a man - человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами».
Далее автор, сообщив, что «королем этого народа был некто Игорь», рассказывает о походе киевского князя Игоря на Константинополь в 941 г. и его разгроме. С.А. Гедеонов абсолютно правомерно отмечал, что Лиутпранд сочинял свой труд «Воздаяние» во Франкфурте-на-Майне и что ему хорошо были известны те норманны, которых он описывает разорителями Кельна, Ахена, Триера, в связи с чем и «не мог полагать их между венгров, печенегов и хазар, не считать Игоря владыкой всех норманнов вообще»[13].
Название руси «франками» («из рода франков») читается в двух византийских хрониках середины X в.: хронике Продолжателя Феофана и Хронике Симеона Логофета (двух ее редакций) - Хронике Георгия Амартола по Ватиканскому списку и Хронике Псевдо-Симеона. В 2008-2009 гг. норманист А.А. Горский показал, что «никакого отношения к германоязычию и вообще к языковой принадлежности определение "франки"... не имело. Оно носило территориально-политический характер: франками называли жителей земель, подвластных Карлу Великому». Но его вывод, что «информация о франкском происхождении, по-видимому, исходила от русской стороны и была связана с политическими амбициями княгини Ольги», не может быть принят в силу своей явной искусственности. По мнению Горского, княгиня Ольга «вынашивала план брака» сына Святослава с византийской принцессой. А в связи с тем, что в Византии разрешались браки только с франками («ради древней славы тех краев и благородства их родов»), то тезис о франкском происхождении руси, т.е. знати, русских князей, «должен был подкрепить эти притязания». Ну, а дальше следует другой вывод такого же качества, что и первый: русский князь Рюрик есть Рёрик Фрисландский, т. к. последний ориентировался на Франкскую державу и был связан вассальными отношениями с франкскими императорами. По причине чего он «и его окружение могли быть определены как "франки" в широком смысле этого понятия, принятом в Византии (обитатели государств, управляемых Каролингами)», а их потомки «могли в середине X века заявить об этом с полным основанием»[14].
Объяснение наименование руси франками вообще-то лежит на поверхности. В русском переводе Хроники Амартола, сделанном в XI в., в рассказе о нападения руси на Константинополь в 941 г. отмечено, что «приплоу роусь на Констянтинь град лодиами... от рода вяряжеска соущим», но в подлиннике русь выводится «из рода франков» (yevouc; тсov (ppayYWv). В статье Хроники под 744 г., где речь идет о событиях не русских, а западноевропейских, «франки» переведены как «немцы» («под властью Немечскою приим с всею Италиею...»)[15]. Как известно, франками в Византии именовали всех западноевропейцев. Поэтому, византийцы, зная о выходе руси из пределов Западной Европы, естественно относили ее к «роду франков». Русский же переводчик произвел замену непонятного для своих соотечественников слова «франки» на адекватный ему по смыслу термин «варяги», которым на Руси уже в XI в. именовали определенную часть западноевропейского мира.<-
11. В данном случае Мошин продемонстрировал простенький, но основополагающий принцип «доказательной базы» норманистов: «очень напоминают скандинавские». Ничего такого исторические памятники - в том числе восточные - не напоминают. Как справедливо заметил в 1877 г. норманист В.Томсен, говоря об арабских источниках и констатируя их неконкретность, что, «однако, как бы ни были интересны эти различные повествования о руси, они проливают мало света на вопрос о национальности руси». По причине чего, заключал ученый, «любая теория происхождения руси может находить себе кажущуюся опору в сочинениях восточных писателей. При этих условиях следует пользоваться этими сочинениями с большою осторожностью». Но это предостережение датского слависта было скоро забыто. И в 1908 г. Ф.Ф. Вестберг уже все восточные известия о русах связал, как это делалось в первой половине XIX в., с «норманской вольницей» и Скандинавией[16].
Из современных норманистов один, видимо, А.Н. Кирпичников не так категоричен. Подчеркивая, что в источниках, в том числе восточных, «вместе со славянами обычно упоминаются русы. Их уверенное соотнесение со скандинавами безоговорочно принять нельзя», он предложил понимать под ними особую группу торговцев, в которой могли быть представители разных этносов: скандинавы, славяне, возможно, финны[17].<-
12. Ассимиляция скандинавов в восточнославянском обществе - одна из самых постоянных тем в рассуждениях сторонников норманской теории, т. к. она позволяет закрывать разговор об отсутствии каких-либо следов норманнов в жизни древнерусского общества, в которой отразилось участие многих народов, но только не скандинавов.
Так, А.Л. Шлецер говорил, что на Руси «победители и побежденные скоро смешались друг с другом...». Н.М. Карамзин сделал из этого тезиса понятную бытовую зарисовку: «Скандинавы приходили в Россию большею частию без семейств, и женились на славянках; дети, воспитываемые матерями, должны были знать лучше язык их, нежели отцевский, которому надлежало совсем исчезнуть в третьем или четвертом колене».
С.М.Соловьев еще более ускорил процесс «ассимиляции» норманнов на Руси: «Многие из них... женились на славянках, дети их были уже полуварягами только, внуки - совершенно славянами»[18].
Огромное значение тому же кабинетному тезису придавал Мошин. И в других работах он подчеркивал, не находя следов влияния скандинавов в русской культуре, что «нужно все время иметь в виду, что влияние это было ограничено лишь княжеским двором и ближайшей к нему средой, причем и там его вскоре не стало под влиянием ассимиляционной силы славянского племени». При этом совершенно не задумываясь над тем, как согласовать эти утверждения со своими же словами, что археология открыла остатки целого ряда скандинавских поселений, «рассеянных по территории России вблизи ее великих речных путей», что остатки скандинавских поселений IX-X вв. «густой сетью покрывают целый край к югу от Ладожского озера... до Ильменя», что к югу от него «целая область кишит скандинавскими поселениями, рассеянным по всем важнейшим водным путям, идущим от Ильменя». А. Стендер-Петерсен также считал, что скандинавы в короткое время растворились в славянах, что привело к образованию национального единства. И советские исследователи не сомневались, что норманны, объяснял, например, И.П. Шаскольский, «очень быстро» ославянились, слившись с местным населением». Сегодняшние активные норманисты Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин в 1985 г. утверждали, что в середине - второй половине X в. произошла «быстрая» ассимиляция норманнов в славянской среде[19].
Все приведенное - прямое признание отсутствия в нашей истории мифических норманнов. Норманская школа, верно сказал С.А.Гедеонов в 60-х гг. XIX в., «принимая быстрое поглощение скандинавского элемента скандинавским... должна вслед за тем отказаться от всего, что до сих пор составляло ее мнимую силу», и «теряет свои (по-видимому) надежнейшие точки опоры»[20].<-
Примечания:
1. Аксенова Е.П. Из переписки В.А.Мошина и А.В.Флоровского // Русь и южные славяне. Сборник статей к 100-летию со дня рождения В.А.Мошина (1894-1987).
– СПб., 1998. С. 134-135.