Варяго-Русский вопрос в историографии
Шрифт:
Такова была ситуация в процветающих итальянских городах, пока в них не иссякли богатства с наступлением экономического упадка XVI века. У некоторых же соседей итальянцев жизнь в это время не позволяла даже и в угоду красноречию обращаться к рассуждениям о ценности человеческой личности и благости свободы. Достаточно вспомнить проходившую синхронно итальянскому Возрождению Столетнюю войну во Франции (1337–1453), когда несколько поколений жителей Франции жили в гноище и мерзости военных ужасов, что в истории запечатлелось следующими картинами: «...доныне по берегам реки Соны, на Луаре находят обширные подземелья, землянки; здесь значительную часть года проводили поселяне, скрываясь от грабителей. В селения ходили то французские, то английские воины, грабившие одинаково. ...Более страшного зрелища нельзя было и представить. Не говорим об увеличившейся грубости и жестокости нравов и суевериях. В Париже в начале XV столетия ночью нельзя было ходить по улицам от волков»[31]. А одновременно в лазурном краю
Однако в североевропейских странах реакция на идеи итальянского Возрождения начала проявляться на рубеже XV–XVI вв., вкупе с протестом против католической церкви, вылившемся в идейно-политическое движение Реформации XVI века. Главной мыслью первых немецких реформаторов, которых традиционно называют также и гуманистами, был призыв к борьбе против чужеземного ига, под которым понималась власть римско-католической церкви. Так, Ульрих фон Гуттен (1483–1523), один из первых гуманистов Германии, писал: «Решительно покончим с папской тиранией. ... Я готов смириться со смертью, но не с жалким рабством»[32]. Итак, те же призывы к свободе, как и у итальянских гуманистов, но острие их было нацелено против Рима, а не устремлено к возрождению величия Вечного города, за что ратовали итальянские гуманисты. Получается так, что гуманизм распространялся в Западной Европе не как единое течение, а как ряд противоборствующих течений. Почему? Ответ на этот вопрос тонет в обширной литературе, посвящённой Реформации, поскольку пропуская всю проблематику через призму социально-политической борьбы, мы оставили за пределами внимания так называемый человеческий фактор. А он всегда играл большую роль.
Но может всё-таки, в немецких городах было меньше свобод и денег, чем в итальянских городах, отсюда и призывы немецких гуманистов свергнуть папскую тиранию? Вовсе нет. Немецкие города были издавна объединены в союзы: Ганза, союз Рейнских городов, союз швабских городов, которые успешно защищали свои права, вольности и возможность вести прибыльную торговлю. Даже «чистотой» нравов жизнь в немецких городах была схожа с итальянской жизнью. «Каждый из значительных городов Германии, – писал Т.Н.Грановский об этом периоде, – имел свои страшные революции, в которых гибли лучшие граждане. Можно привести тому много примеров; уже в летописи города Роттенбурга видно, что с 1300 по 1450 г. этот город каждый год вел, по крайней мере, одну войну, иногда три, потом это не изменялось до конца 15 столетия; иногда бывало даже хуже, как в 1500 г.: город Нюрнберг окружен был со всех сторон хищными рыцарями, грабившими купцов городских; горожане его прославились счастливыми экспедициями против рыцарей: без суда вешали они на своих городских башнях всех попавшихся им в плен рыцарей. К началу 16 столетия относится один любопытный памятник: записки рыцаря Гетца von Berlichingen. Он описывает сам свои подвиги, большей частью заключающиеся в разбоях на большой дороге, ограблении купцов, нападении врасплох на города. ... “Раз утром, – говорит он, – выехал я один в поле и подождал обоз; передо мной пробежала стая голодных волков; бог помочь, добрые товарищи, – сказал я им. – Вы отправляетесь за тем же, как и я; и это показалось мне счастливым предзнаменованием”...»[33].
Откуда же у немецких гуманистов такая ядовитая злоба именно против Рима, что подогревало их призывы освободиться от «папской тирании»? Чтобы понять это, следует обратиться к феномену, который был упомянут в начале, а именно, к так называемой антиготской пропаганде. Дело в том, что в деятельности итальянских гуманистов, параллельно с возвеличиванием своего славного прошлого набрало силу очернение исторического прошлого североевропейских народов в форме поругания готского начала, как разрушителя великой античной культуры Рима. О готском периоде как «тёмных веках» писали уже и Петрарка, и его окружение. Эта мысль получила последовательное развитие в трудах итальянских политиков, занимавшихся историей. Грань между античностью, т.е. падением Римской империи и следующим за ним периодом как чужеродным античности, была впервые обозначена Леонардо Бруни в его труде «История флорентийского народа»[34]. Наименование этому периоду как средние века (medium aevum), т.е. нечто, не заслуживавшее даже имени, дал современник Бруни, секретарь папской канцелярии Флавио Бьондо (1392–1463), создавший несколько трудов по римской истории и археологии, в которых неуклонно проводилась мысль о том, что причиной крушения Римской империи было готское завоевание как нашествие германских варваров и что следующее за этим тысячелетие – это период упадка, а обновление начинается с современной Бьондо эпохи.
Данный исторический подход утвердился и присутствовал как общепринятый и классический у политического деятеля и историка следующего поколения, знаменитого Никколо Макьявелли (1469–1527). Его «История Флоренции» уже привычно начиналась с разрушения Римской империи вестготами и другими народами, «жившими севернее Рейна и Дуная», и тысячелетие, последовавшее за этими трагическими событиями, характеризуется им как время бедствий[35]. С начала XVI в. в Италии стала особо активно пропагандироваться
Филология кватроченто рассматривала готов не только как разрушителей римской культуры вообще, но на них возлагалась ответственность за падение уровня латинского языка в Средневековье и за плохую сохранность древних рукописей монахами. Хаслаг называет крупного итальянского гуманиста Лоренцо Валла (1407–1457), который в своём прославленном сочинении «О красотах латинского языка» («Elegantrum Libri Sex») писал, что борьба за чистоту латинского языка – это преодоление его дегенерации, обусловленной готским влиянием[39]. Антиготский настрой итальянского гуманизма не миновал и готской традиции в архитектуре. Согласно шведскому историку Свеннунгу, представители итальянского ренессанса с глубоким презрением отзывались о позднесредневековой архитектуре Италии, связывая её с готами, и всячески восхваляли и любовались античными, «классическими» архитектурными формами. Так, например, флорентийский архитектор Филиппо Брунеллески (1377–1446) пропагандировал возврат к жизни доброй старой архитектуры, которая была разрушена готами, ломбардами и гуннами и подменена их варварской[40]. Итальянский гуманист, живописец и историк искусства, считающийся основоположником современного искусствоведения, Джоржио Вазари (1511–1574) в своём знаменитом труде «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (1550) также отзывался с глубоким презрением о готической архитектуре, невзирая на то, что к его времени в традициях этой архитектуры были созданы такие шедевры, как Кёльнский собор (1248–1437)[41]. Эти «антиготские» идеи, как сказано выше, достигли кульминации своего развития к XVI в. и пронизывали всё творчество итальянских гуманистов от исторических до литературно-поэтических сочинений.
Антиготская направленность деятельности итальянских гуманистов, в рамках которой в течение более чем ста лет подвергалась осмеянию история и культура немецкоязычного населения Священной Римской империи, послужила эмоциональным стимулом для развития в общественно-политической жизни Германии движения Реформации, а в духовной жизни североевропейских стран вызвала к жизни ответное движение протеста, получившее название готицизма – особого идейно-политического направления, сторонники которого стремились возродить и показать великое историческое прошлое древнего народа готов, прямыми предками которого считали себя народы Германии и скандинавских стран. Возникнув в нездоровой обстановке несправедливых обвинений и предъявления абсурдных исторических «счетов», готицизм изначально был обречен стать рассадником исторических мифов и утопических взглядов.
Примечания:
15. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 346.
16. Политические и правовые учения эпохи Возрождения и Реформации // История политических и правовых учений. Средние века и Возрождение. М., 1986. С. 254-276.
17. Петрарка Ф. Автобиографическая проза // Избранное. М., 1974. С. 13.
18. Шеллер А.К. (Михайлов А.). Савонарола. Его жизнь и общественная деятельность. СПб., 1893 // Будда, Конфуций, Савонарола, Торквемада, Лойола. СПб., 1998. С. 152-155.
19. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978. С. 120-138.
20. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: Проблемы и люди. М., 1995; его же. Европейский человек наедине с собой. Очерки о культурно-исторических основаниях и пределах личного самосознания. Августин. Абеляр. Элоиза. Петрарка. Лоренцо Великолепный. Макьявелли. М., 2000; Брагина Л.М. Итальянский гуманизм эпохи Возрождения. Идеалы и практика культуры. М., 2002; Ревякина Н.В. Гуманистическое воспитание в Италии XIV–XV вв. Иваново, 1993; её же. Человек в гуманизме итальянского Возрождения. Иваново, 2000.
21. Макьявелли Н. История Флоренции // Пер. с ит. Н.Я.Рыковой. 2-е изд. М., 1987. С. 27.
22. Шеллер А.К. (Михайлов А.). Указ. соч. С. 151.
23. Политические и правовые учения эпохи Возрождения и Реформации. С. 254-262.
24. См. об этом, напр.: Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: Проблемы и люди. М., 1995. С. 61-72.
25. Политические и правовые учения эпохи Возрождения и Реформации. С. 265.
26. Соколов В.В. Европейская философия XV–XVII вв. М., 1984. С. 15.