Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
– Тем хуже для него, – сказал Свенельд. – А насчет удачи его ты, воевода, не тревожься. Разве нет у нас своих воителей с немалой удачей?
Артём опустил взгляд.
«Если это про меня, – подумал он, то я воев против Владимира не поведу. Гнусно это: брат на брата».
Свенельд будто угадал его мысли. Подождал, пока Артём поднимет голову, поймал его взгляд и еле заметно качнул головой: не ты. Потом сказал веско:
– Дозволь, княже, с тобой наедине поговорить.
Блуд оскорбленно вздернул бороду. Артём тоже обиделся: неужели Свенельд думает, что он о Владимире печется, а не о Киеве?
Ярополк тоже малость удивился, но просьбу Свенельда уважил.
Артём и Блуд покинули палату одновременно. Впрочем, Блуд посторонился: пропустил
Но Ярополк глянул сурово – и пришлось боярину уйти восвояси.
Артёма тоже весьма интересовало, что же такое задумал Свенельд. Вернувшись домой, он рассказал отцу о том, что было на совете.
Конечно, все, сказанное в кремлевской палате, было тайным, однако ж Артём полагал, что батя его достоин доверия не менее, чем двуличный моравский боярин.
Кроме отца при разговоре присутствовали старый Рёрех и парс Артак. Но эти двое были не из тех, кто может выдать тайное. А вот подсказать что к чему – могли.
– Свенельд – хитер, как лис, – проскрипел Рёрех. – Но он худого не сделает. Чай, не нурман – варяг природный.
– Это точно, – согласился воевода Серегей и ухмыльнулся.
Воевода был доволен. Похвастался Артёму, что соревновался в стрельбе из лука со Славкой и выиграл. Правда, лук у воеводы был послабже, однако еще полгода назад батя и такой не осилил бы. А теперь клал за сто шагов две стрелы из трех в бычье кольцо.
Сам Артём в такую безветренную погоду в бычье колечко не промахнулся бы ни разу. И не со ста шагов, а с двухсот. Но за батю порадовался. Знал: очень хочется воеводе вернуть хоть часть прежней силы.
А Артёму хотелось бы обрести хоть часть батиного разумения. Главная сила воеводы – не в руках, а в разуме. Другие бы сказали: в удаче. Но Артём полагал, что удача переменчива, сила может иссякнуть, а вот разум – он с тобой всегда.
– Верно ты сказал, Рёрех. Свенельд худого не сделает, – повторил Серегей. – Себе не сделает. Забыл, старый, кому Святослав князя нашего доверил? Не Свенельду, а Артёму нашему. А Свенельда он с собой увез. Потому что помнил, как в его младые годы Свенельд да Ольга именем его правили. Но Ольга – она о сыне своем и о внуках пеклась, и Свенельд об этом знал. А теперь Ольги нет. И Святослава нет. А есть Свенельд, который за Ярополка думает. И решает в Киеве тоже не Ярополк, а Свенельд.
– И что в этом плохого? – спросил Артак. – Свенельд стар и мудр. Ярополк молод и неопытен. Пусть учится у старших.
– А то ему более не у кого учиться, кроме как у Свенельда, – проворчал Серегей.
– Например – у тебя, – ухмыльнулся Рёрех беззубым ртом.
– Вот именно, – не принял шутки воевода. – Ярополк меня позвал, а Свенельд – оттер. Я в советчиках княжьих ему не нужен. Блуд – годится, потому что – Блуд. Артём подходит, потому что тоже молод и прям. А я Свенельда насквозь вижу. И крутить князем не позволил бы. Вот скажи мне, старый: почему Свенельд Ярополка против Владимира настраивает?
– Потому что Владимир сам бы на киевский стол сел с охотой, – ответил Рёрех. – И для Киева это, может, и лучше было бы. Владимир – он за старых богов, а Ярополк… Его ваша ромейская вера ослабила. Нет в нем варяжского духа. Князь должен ворогов бить, а не в тереме сидеть!
– Не вера его ослабила, а бабка! – вмешался Артак. – Кабы Ярополк у отца учился, он бы по-другому правил. Вон Артём наш – сызмала в походах. И вера ему ничуть не мешает ворогов бить.
– Согласен, – кивнул Серегей. – Владимир – нелучший князь. Просто он старше. И опытнее. И дядька его Добрыня – тоже не лыком шит. Но до сих пор они волю Святослава уважали и козней Ярополку не чинили.
– Силы у Новгорода не те, чтоб с Киевом тягаться, – заметил Артём. – А если бы он породнился с Роговолтом…
– Не породнился бы. Я Роговолта хорошо знаю. Он о своем княжестве и о своей независимости печется. Потому Ярополк ему ближе Владимира, что Киев дальше Новгорода.
– А что бы ты сделал, батя, на месте Ярополка? – спросил Артём.
– Я бы, сынок, первым делом Владимира из Новгорода убрал. Уж больно крепко он там прижился. И со свеями да нурманами – в большой дружбе. Я бы переселил Владимира куда-нибудь поближе. Дал бы ему земли ну хоть на границе с ляхами. Пусть будет щитом между нами и князем Мешко. [46] Ляхи нынче – христиане.
46
Имеется в виду Мешко Первый Польский (род. ок. 922 – умер 25.5.992). В Великопольской хронике его называют королем, однако это не совсем так. Но, по крайней мере, это первый исторически достоверный лехитский (ляшский, польский) великий князь. Сын Земномысла. По преданию, родился слепым. Но в семь лет чудесным образом прозрел. Именно в правление Мешко началось формирование польского государства. Князь Мешко был деятелем весьма бодрым: воевал с лютичами (967) за Поморье, с Чехией (990) за Силезию и Малую Польшу. В союзе с чешским князем Болеславом пытался ослабить «Священную Римскую империю» Оттона. // Если верить той же «Великопольской хронике», Мешко в 931 г. женился на Дубровке, сестре св. Вацлава. Впрочем, по другим источникам, вышеупомянутая Дубровка была племянницей чешского князя Вацлава и дочерью его младшего брата Болеслава Первого Жестокого. Прибыла в Польшу в 965 году, и уже на следующий год, под влиянием жены и Божественного вдохновения, Мешко крестился сам и крестил весь народ лехитов (поляков) по латинскому образцу. В этом же (или годом спустя – точно неизвестно) родил сына Болеслава Первого Храброго (вот он уже действительно был королем – коронован в Гнезно в 1025 году), впоследствии – польского короля, на сестре которого был, в свою очередь, женат великий князь киевский Святополк. // Все эти сведения я привожу для того, чтобы у вас, уважаемый читатель, было некоторое общее представление о том, что происходило в Восточной Европе конца десятого века. И чтобы было понятно: христианство стремительно овладевало народами.
С ними у Владимира дружбы особой не будет. Не то что с нурманами и свеями. Да и присматривать за ним здесь удобнее. Но это – не главное. Главное – я бы его в Киев почаще звал. Советовался. Уважение выказывал. Дядьку его Добрыню тоже привечал. Но это я. А Свенельду такие советчики при Ярополке не нужны. И Владимир ему не нужен. Случись что с Ярополком, Владимир – первый претендент на киевский стол. И он Свенельду такой воли, как брат, точно не даст.
– А почему – Владимир? – спросил Артак. – Есть ведь еще Олег. Законный сын.
– Это у вас, парсов, Олег был бы важнее Владимира, – сказал Рёрех. – А по-нашему если отец сына от наложницы или иной бабы признал и в род ввел, так он ничуть не хуже, чем остальные.
– Ну не скажи, дед! – запротестовал Артём. – Все же разница есть – от кого сын рожден: от княжны или от холопки.
– Разница есть, – согласился Рёрех. – Только между Владимиром и Олегом и другая разница имеется. И немаленькая. Владимир в Киеве не бывал с тех самых пор, как в Новгород княжить уехал. Однако ж молва о нем идет такая, что муж он храбрый и опыта немалого, потому что он – «морской конунг», водитель дружин. А Олега в Киеве видели не раз, его знают здесь, да только знают и то, что ничего славного он покуда не совершил.
– Так он же еще отрок по годам! – возразил Артём.
– То-то и оно, – кивнул Рёрех. – Поставь их рядом, отрока и воителя, – и киевское вече единым голосом Владимира выкрикнет. Ну, может, ваши христиане и против будут, только их покуда меньше, чем верных старым богам. Да и христиане понимают: Киеву нужен сильный князь, а не такой, как Олег.
– Однако Ярополка киевляне приняли, – напомнил Артём. – А он тогда не старше Олега был.
– Тут другое, – сказал Рёрех. – Ярополка на стол сам Святослав посадил.