Вась-Вась
Шрифт:
– Не говори “заткнулся” про моего сына.
– Она не со зла, – заступилась Аня.
– Нравится? – Я показал значок.
– Старый… – Наташа всматривалась. – Откуда такой? Прикольный вроде. Отдашь, Анют?
– Дарю!
– Между прочим, это я нашел! – вмешался Петя. – Я траву собирал, вижу – какая-то фишка…
– Ты жадный, чо ль? – Наташа разбойно царапнула его глазком.
Петя пресекся и звучно сглотнул.
– Держи, пионерка! – Я впечатал значок ей в руку.
Рука была горячая.
– Мы все
– Васин, – спохватился я. – Может, лучше Васе отдадим?
– Зачем? – спросила Наташа.
– Вряд ли он ему нужен, – сказала Аня.
– Не прет мужику по жизни! – Наташа заржала, будто всех призывая заржать. – Зарыл значок, а земля обратно выплюнула. Подарочков его не принимает!
– Ты! – Бешенство сузило мне дыхание. – Ты! Он дал нам этот дом. Он тебя нам посоветовал. Ты как смеешь!
– Смею я. Смелая! Чо он на меня зырит? Чо он лыбится? Противный…
– Ты же сначала с ним дружила.
Она кокетливо закрутила головой, ловя шпильками солнечные искры:
– Не разглядела. Сын твой – сразу в рев, как Васька подходит.
Ульяна пролепетала:
– Он к тебе клеился?
– Пусть попробует… – Наташа окинула ее сверху вниз, и девочка, казалось, уменьшилась. – Мой кобель ему причиндалы отгрызет.
Я вздохнул:
– Ты в Бога-то веришь?
– ?Мне Бог помогает, – сообщила она нахально и зачесала в кудлататой голове.
Я нагнулся к коляске. Здесь обитало главное существо белого света.
Я вел коляску. За спиной Аня тараторила с неестественным восторгом:
– Помнишь, блузку тебе дарила? Красный значок к белой блузке – это шик! Ты прикинь, как клево с таким значком! Забавно!
– Я чо, клоун?
– Ты – модница! Завтра у меня в шкафу пороемся! Хочешь, подарю тебе джинсовый костюм?
– Старый?
– Зимой купила. Надо померить. А значок, честно-честно, здоровский! Как будто детство нам вернул!
– Взрослые бабы! – хриплое в ответ. – Какое детство.
– Юные! Юные, Натуль!
Спал мой сын. Я отключился, украл мгновения, остался с ним наедине.
Я ощущал жажду его видеть, голодал по нему. Москва с делами забирала меня у Вани, но я рвался к нему. Я не умел и не хотел пеленать, купать, укачивать, бесконечно треща “чщ-чщ” или монотонно напевая. Предпочитал курлыкать, бережно щекоча ребрышки. А по правде – мне хватало мгновений. Просто взглянуть. Время подпрыгивало вспышками, несколько моментальных снимков: вот он, все с ним хорошо. В такие мгновения я словно передавал ему свою силу, впрыскивал в него, глядя пристально, укрепляющее любовное вещество.
Я вел коляску. Красный отсвет делал лицо младенца особо круглым. Но сквозь эту красную рекламную
Я погнал коляску. Остановил у крыльца. Окунулся по локти – и сверток выхватил вон, под солнце.
Живой?
Веки дрогнули и не успели раскрыться, прежде чем из мясистого ротика загремел плач.
На землю полетела соска.
– Ты обалдел? – Жена перехватила младенца и закачала всем телом.
– Я же тебе говорила, Ань.
– Что ты ей говорила? – Я крутанулся, понимая, что мой кулак сжат.
Наташа показала чудо быстроты: нагнулась, сцапала соску, страстно облизнула и ткнула в младенческие губы.
Звонил телефон.
Я бросился в кухню.
Мобильник молчал. Я включил его обратно в зарядку. Зарядку?- в розетку. Дисплей озарился, я всматривался в мутное электрическое зеркальце. Номер был незнаком. Я перенабрал. С пятого гудка в трубке закружилось:
– Алле! Алле!
– Кто это?
– Это Екатерина! Прошу ваших молитв! Мы уезжаем!
– Екатерина?
– Василий наш заболел. – И тут из отрывистой речи (каждая фраза обособлялась влажным свистом) я понял, что это Васина жена. – Доча с нами. Доктор сказал: пулей! Плох Вася наш. Поспал полчаса, проснулся, горит весь. Синий!
– Синий? – Мой взгляд остановила детская акварель на стене.
Желтый подвисший человечек с зеленой бахромой по краям, и вокруг густая синева.
– ?Синий! В синяках весь. Спина синяя вся! Градусник поставила: тридцать восемь и семь. – Она последний раз ожесточенно свистнула.
Зажмурившись, я неловко перекрестился.
Вышел из кухни, тоскливо щуря глаза.
Аня, Петя и Ульяна стояли возле коляски, направив на меня ждущие чего-то лица.
– Где цыганка? – спросил я.
– Тсс… – Аня показала на коляску. – Ушла.
– Правда ушла? – Я заглянул в коляску, обнаружил любимый сверток и начал озираться. Мне представилось, что она никуда не делась. Пока я отлучался к мобильнику, все затеяли игру. Например, она забежала в баню и смотрит сквозь ветхие щели или позади дома схоронилась за заброшенным колодцем и там азартно дышит. Она не покинет нас, и все они согласились ей подыграть, лишь маленький Ванечка спит непритворно.
– Васю в больницу повезли, – сказал я.
– Все, что нас не убивает… – Петя замахнулся челюстью.
– О, только не это… – простонал я. – Не надо сентенций. Что это за болезнь, когда человек синеет?
– Рак крови, – рассудительно сказала Аня. – Сходите за вином?
– Синий – значит, пьяный! – Петя щелкнул зубами, точно раскусил гранитный ломтик кроссворда.
– Ты же кормящая, – сказал я.
– Кормящая… – протянула жена, копируя мою грусть, и вернула с нотой мольбы: – Ну, немножко вина! А себе возьми пива…