Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)
Шрифт:
— Наши идут!
Мальчики вскочили, бросились навстречу.
Васек с легкостью белки прыгнул на корягу. Румянец заливал его темные щеки, глаза ярко синели.
— Мы, ребята, такое сейчас вам скажем! Такое хорошее, какого вы за всю жизнь еще не слыхали!
Ребята затаили дыхание.
— Война кончилась? — прижимая к груди руки, прошептал Саша.
— Ну, "война кончилась"! Ты уж чересчур хочешь! — недовольно проворчал Коля.
На них зацыкали со всех сторон.
— Говори сразу! — рявкнул Мазин.
— Ну, слушайте! Три, четыре! —
— Девочки? Нюра, Валя, Лида?
— Те, что были убиты, теперь живы! — торжественно пояснил Васек.
— И мы их сами видели, своими глазами, вот вам! — крикнул Коля.
Все смешалось. Васька чуть не стащили с коряги. Мазин схватился за сук и изо всей силы раскачивался. Колю кто-то шлепал по спине. Саша стучал себя кулаком в грудь, повторяя одно слово:
— Живы, живы, живы!
Осторожный Сева еще никак не мог поверить в одно хорошее; он боялся, что рядом с этим хорошим есть где-то и плохое.
— Может, ранены? Больны? Без рук, без ног?
— Не ранены, не больны, с руками, с ногами, да еще двух малышей спасли! Вот какие наши девочки! — кричал Коля.
Васек посмотрел на него и вдруг расхохотался.
— У Кольки… виденье было, — вспомнил он вдруг. Картина встречи с Нюрой Синицыной предстала перед ним в смешном виде. Одинцов, отшатнувшийся в испуге от окна, он сам с приплюснутым к стеклу носом, Нюра с вытаращенными глазами и какой-то малыш, который лез то к нему, то к Коле целоваться. — Виденье! Виденье! Ха-ха-ха! — захлебывался Васек.
Ребята дергали его, требовали объяснения. Коля Одинцов стал рассказывать все по порядку. Ночное сражение он нарочно пропустил, чтобы рассказать о нем особо.
Мальчики перебивали, спрашивали. Васек и Коля терпеливо отвечали на все вопросы, подробно описывали девочек, Мирониху, передавали поклоны и только потом приступили к рассказу о ночном происшествии. Услышав, что боец на коне, по всем приметам, был похож на Митю, ребята пришли в окончательное неистовство. Забыв про фашистов, они боролись, падали и даже невзначай подбили Мазину глаз.
Потом решили обязательно навестить девочек и как-нибудь повидать Митю, чтобы сообщить ему радостную весть.
Наконец, когда все немного успокоились, Малютин сказал:
— У нас тоже важные новости. Нам обязательно надо посоветоваться.
Все стали серьезны.
Новости действительно были важные.
В отсутствие Трубачева Степан Ильич запретил ребятам бегать на пасеку. Мазин не поверил Степану Ильичу и все-таки сбегал к Матвеичу. Матвеич рассердился на него и сказал, что на пасеку уже два раза заходили гитлеровцы. Кого-то искали. Один раз ночью лаял Бобик. Матвеич взял его в хату, чтобы собаку не подстрелили.
И еще новости — в селе появились эсэсовские части и везде расклеены приказы: за помощь партизанам — расстрел, за укрывательство — расстрел. Так и пестрят все объявления крупными черными буквами: "расстрел", "виселица".
Двоих колхозников из
А партизаны теперь уже действуют всюду; слышно, что где-то на перегоне взорвали целый эшелон и вчера около бывшей МТС на дороге убили несколько гитлеровцев; а в селах стали понемножку расправляться с полицаями — одного в овраге нашли зарубленного топором, с надписью на груди: "Предатель".
Гитлеровцы и полицаи струхнули: в лес ходить боятся, и около самой школы теперь стоят пулеметы.
И еще самую главную новость рассказали Сева и Генка. Степан Ильич, видимо, совсем продался фашистам. Петро рассказывал на селе, будто Степан Ильич согласился ездить по селам и всех бывших кулаков вербовать в полицаи. А вчера Степан Ильич привел какого-то старика. И Сева слышал, как он сказал переводчику, что это старик, пострадавший от Советской власти, бывший кулак, и теперь хочет послужить гитлеровцам. Старика позвали к генералу; он, видно, боялся, потому что шел и даже денщику низко кланялся. А сегодня осмелел и взялся какие-то замки в штабе чи — нить; на деда Михайла кричит и такие штуки выделывает — денщики над ним хохочут.
— Дед мой с ним было подрался вчера. Тот какой-то несгораемый шкаф чинил, а деду дал ящик с инструментами держать. Ну, и чего-то заспорили они там, — хмуро сказал Генка и тут же улыбнулся. — Только не зря дед простачком прикидывается. Хитер он… Вчера вдруг Севку спрашивает:
"Разберешь ты немецкие слова так, чтобы переписать, в случае чего?" Севка говорит: "Разберу. А где не разберу, просто скопирую". Дед мой даже языком причмокнул.
— Неспроста тут что-то, — покачал головой Васек.
Ребята крепко задумались.
На прощанье Сева грустно сказал:
— Теперь уж, наверно, не скоро увидимся… Сегодня и то еле вырвались… За водой только ходим.
Глава 42
СТЕПАН ИЛЬИЧ
Степан Ильич еще не видел мальчиков после их возвращения. Он шумно обрадовался, когда Васек с товарищами вошел в хату.
— Дорогой ты хлопец! — притягивая к себе Васька, сказал Степан Ильич.
Ваську захотелось обнять его крепко-накрепко, как, бывало, он обнимал своего отца, но он поборол в себе это желание, осторожно высвободился из объятий Степана Ильича и сел на скамью, избегая его взгляда. Степан Ильич понял, глубоко вздохнул, отвернулся. Молча слушал то, что рассказывали мальчики, без улыбки кивал головой. Потом перестал слушать, ушел в себя и, ссутулившись, сидел, глядя в окно.
Баба Ивга понимала, что именно мешает Ваську быть приветливым со Степаном Ильичом. Она смотрела то на одного, то на другого с глубокой грустью. Потом подошла к Ваську, нагнулась, поцеловала его в волосы: