Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)
Шрифт:
— Придешь — и ложись… Накройся с головой и не думай. Мы тебя выручим.
Он подвел Трубачева к двери, сам дернул звонок:
— Ну, прощай!
— Подожди! — Васек выпрямился. — Мазин… Я ничего не боюсь… я… — Голос у него прервался, он отвернулся и обоими кулаками забарабанил в дверь.
— Ну, бояться еще… Мы им… знаешь… — смущенно пробормотал Мазин.
По лестнице застучали шаги. Дверь открылась.
Мазин засунул руки в карманы и вышел за ворота. Редкие прохожие оглядывались на одиноко шагавшего
Сдвинув на затылок шапку и расстегнув навстречу ветру пальто, Мазин шагал посреди улицы и громко пел:
Человек проходит, как хозяин…
Он хорошо знал теперь, что он сделает, и совесть его была чиста.
Глава 26
ПЕТЯ РУСАКОВ
У ворот беспокойно вертелся Русаков. Он то поглядывал на свои окна, опасаясь, что вот-вот из форточки высунется отец и крикнет сердитым голосом: «Петя!», то выбегал на длинную улицу, боясь пропустить Мазина.
Ему необходимо было дождаться товарища. Еще ни разу не было такого случая, чтобы Мазин ушел куда-нибудь один, не посвятив в свои планы верного друга.
«К Трубачеву пошел! — догадывался Русаков. — Неужели про меня скажет?»
Услышав голос товарища, Русаков бросился к нему навстречу.
— Ты что, Колька, на всю улицу орешь?
Мазин спокойно допел до конца строчку «Где так вольно дышит человек». Петя с любопытством посмотрел на него.
Мазин усмехнулся:
— Слушай, я завтра при всех ребятах скажу, что мел стащил я.
— Скажешь?
— Скажу.
Русаков сморщился.
— Что, испугался? — насмешливо сказал Мазин. — Не пугайся, я не про тебя, а про себя скажу.
— Да зачем?
— А затем, что из-за нас Трубачев страдает. Из-за этого проклятого мела про него статью написали. Вся школа читать будет. Что же еще молчать-то!
— Да ведь статья из-за драки!
— А драка из-за чего? Из-за чего драка, я тебя спрашиваю?
— Из-за мела, — грустно сказал Русаков.
— Из-за мела. Что ж, я молчать буду?
— Лучше бы молчал, — нерешительно сказал Русаков.
— Что?! — Мазин приблизил к товарищу сердитое лицо. — Похож я на свинью, по-твоему?
Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щелочки глаз и, запинаясь, ответил:
— Да… нет!
— А если я не свинья — значит, я человек, — решил тут же Мазин. — А ты трус!
— Я не трус! — вспыхнул Русаков. — Я тоже ничего на свете не боюсь!
Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.
— Отца, думаешь, да? — заволновался Петя.
— А то нет? Ты только за себя трясешься. Тебе и товарища не жалко. Трубачева в газете протащили. С первой строки до последней все его фамилия только! Эту
Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.
— Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе… — сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. — Мама, открой!
Когда Мазин ушел, Русаков глубоко вздохнул и поплелся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонек.
«Потушили. Спать легли! — с ужасом подумал Петя. — Ну, теперь будет мне. Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»
Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл ее за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошел через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.
«Притворюсь, что сплю, — тоскливо думал он. — Может, отец до завтра отложит».
Из второй комнаты дверь была приоткрыта. Там горела ночная лампочка и слышались голоса. Сердитый бас отца заглушался тихим, спокойным голосом мачехи — Екатерины Алексеевны. Петя приподнялся на локте и прислушался. Но слов не было слышно. Потом скрипнула дверь. Петя упал на подушку и, стараясь ровно дышать, крепко зажмурил веки. Екатерина Алексеевна, в мягких туфлях, со свечкой в руке, заглянула за щирму.
— Он спит, — шепотом сказала она, прикрывая рукой свечу и возвращаясь к отцу. — Видишь, он спит!
— Знаю я его штучки! Спит! Нашел кого обманывать! — загремел отец.
Кровать затрещала под его грузным телом. Петя съежился в комочек.
— Григорий, я тебе последний раз говорю… я тебе серьезно говорю! — раздался взволнованный голос. — Если ты когда-нибудь тронешь его хоть пальцем, ноги моей не будет в твоем доме. Я знать тебя не хочу! Я тебя возненавижу, понимаешь?
— Да что ты волнуешься, на самом деле? Что, я его хоть раз пальцем тронул? Все только обещаю… А следовало бы разок проучить!
— Гриша, никогда я не позволю…
— Ну-ну, не волнуйся, Катюша! — снисходительно усмехнулся отец.
— Я не волнуюсь, а просто сейчас же уйду. И я не шучу, ты знаешь.
— Да замолчи ты! Сказал — не буду! — рассердился отец. — Но уж если он пакости какие-нибудь будет делать, справляйся с ним сама.
— И справлюсь! У тебя помощи не попрошу.
Петя с широко открытыми глазами сидел на постели и слушал.
«Не выдержит он — побьет меня когда-нибудь… И она уйдет… уйдет… уйдет… — с отчаянием думал он, зарываясь в подушку и обливая ее горячими слезами. — Не буду я один здесь жить! Не буду без нее…»