Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского)
Шрифт:
Койки, выкрашенные зелёной краской, штабелями лежат у забора.
– Сбросили у ворот и уехали! Хоть бы во двор внесли! – сердятся санитарки, хватаясь за липкие спинки кроватей.
С крыльца быстрыми шагами сходит Грозный, затягивая ремешком старое, порыжевшее пальто. Опережая Грозного, прыгает со ступенек Васёк Трубачёв.
– Ребята, сюда! Койки привезли! Живо! – кричит он на бегу. – Коля! Саша!.. Койки!..
Из глубины двора, где кучей свалены брёвна, выбегают ребята. Около ворот закипает работа.
– Поднимай! Поднимай!
– Боком,
– Куда нести?
– В зал?
– Иван Васильевич, в зале шестнадцать коек станет – мы высчитали!
– Ребята, по двое берись!.. Куда тащите? – кричат санитарки.
Грозный, кряхтя, суетится вокруг коек, потом бежит к крыльцу.
– Ноги вытирайте! Весь коридор затопчете! Зачем половик положен? – ворчит он на санитарок.
– Ладно, дедушка! Сами затопчем – сами и вымоем. Не видишь – матрацы везут, а мы ещё с койками возимся!
– Эх вы, санитары! У меня все ребята ноги вытирали, я их без этого ни одного в класс не пускал, – ворчит Грозный.
– Сашка, бегом, бегом!.. Девочки, в зал идите! – командует Трубачёв.
– Васёк, матрацы везут!
Ребята тащат койки. Лила ч Нюра расставляют их в зале.
– Лида, здесь тумбочки нет. Возьми в классе, там лишняя. Ставь между кроватями!
Сева бегает с тряпкой, вытирает мокрые железные сетки.
У ворот буксует машина. На ней возвышается гора красных полосатых матрацев, покрытых сверху брезентом.
– Толку у вас нет! Куда в дождь матрацы везёте? Где их сушить? – ругается Грозный.
– Приказано, отец… Бери, бери! Не ругайся зря! Спешка, ничего не поделаешь… А ну, а ну, ребята! На плечи кладите… Вот это молодцы!
Ребята, согнувшись под матрацами, один за другим бегут по двору. Сильные девушки-санитарки берут по два матраца и медленно шагают к крыльцу.
– Живо, красавицы! Гляди, дождь промочит! – подгоняют их рабочие.
Васёк хлопает себя по лбу:
– Эх, не догадались сразу!.. Сашка, за мной! Мазин!
Он бросается в раскрытый сарай, вместе с Сашей вытаскивает приготовленные для раненых носилки:
– Дядя, клади! Больше клади!
– Вот это голова! Вот это стахановец! – шумно одобряют рабочие. – Стой! Хватит с них – тяжело будет.
Санитарки тоже хватают носилки. Машина быстро пустеет и, пятясь задом, отъезжает от ворот.
В зале между койками ходит Грозный, ощупывает матрацы:
– Затопить надо… Беги, Малютин, за спичками – на столе у меня возьми, а я дров принесу.
Сева бежит за спичками. Иван Васильевич тащит дрова, гремит заслонками и, присаживаясь на корточки перед печкой, тихонько ворчит:
– Эх, на охоту ехать – собак кормить! Раньше бы затопить надо!
Лида подкладывает ему сухие щепки.
Васёк Трубачёв, Мазин, Саша и Одинцов в боевой готовности стоят у ворот.
– Везут! Везут! – громко кричат они, завидев на улице грузовую машину.
Машина подъезжает к воротам.
Ребята носят одеяла, подушки, сложенное столбиком бельё. Во дворе появляется строгая высокая сестра в чёрном пальто, накинутом на халат. Она обходит классы, зал, на ходу бегло здоровается со школьным сторожем, спускается в раздевалку, делает замечания санитаркам.
– Это что ж за птица такая? – неодобрительно оглядывает её Грозный.
– Это старшая сестра Нина Игнатьевна, – на ходу поясняет ему санитарка.
– Почему здесь ребята? Зачем они здесь? – доносится из коридора голос старшей сестры.
Ребята тихонько шмыгают на крыльцо.
– Пойдёмте дрова колоть, – хмуро говорит товарищам Васёк, – дров мало.
Старшая сестра смотрит в окно. По стеклу бьются мелкие капли дождя.
Около сарая возятся мальчики. Одинцов и Саша пилят мокрое бревно, Васёк колет дрова, Лида и Сева носят в сарай поленья, Нюра собирает щепки, Петя и Мазин тащат брёвна.
– Это чьи ребята? – спрашивает Нина Игнатьевна.
– Это школьники, воспитанники этой школы, – вырастая за её плечом, с достоинством говорит Грозный и, заложив руки назад, важно шествует в свою каморку.
Под вечер в тёплой, уютной школе появляются первые раненые. Ребята со страхом и сочувствием смотрят, как из санитарной машины выносят на носилках закутанных в одеяла людей, видят на подушках изжелта-бледные лица, лихорадочно блестящие глаза, слышат стоны… Хромая и опираясь на санитарок, идут по двору молодые, безусые, и пожилые, бородатые, бойцы. Нина Игнатьевна стоит на крыльце, молоденькая сестричка осторожно ведёт раненого красноармейца.
– Ничего, ничего, голубчик, сейчас мы вас уложим, перевязку сделаем, – мягко говорит старшая сестра.
Врачи в белых халатах, накинутых поверх военных гимнастёрок, принимают раненых в бывшей учительской. Запах йода и ещё каких-то лекарств распространяется по коридорам.
– Ребята, завтра чуть свет опять сюда. Работа найдётся! – говорит товарищам Васёк.
Время шло. Васёк и его товарищи работали в госпитале. Старшая сестра уже не спрашивала, чьи это ребята: она знала их всех по именам и, смеясь, называла «скорой помощью».
– Сестричка, пошлите ребят, пускай газетку почитают, – просили раненые.
– Васёк, отряди кого-нибудь в пятую палату письмо писать.
– Нюра, посиди около Петрова. Он очень по своей дочке тоскует, поговори с ним, – напоминала Нина Игнатьевна.
Вечерами ребята читали раненым книги из школьной библиотеки. Смешные фигурки в длинных белых халатах вызывали у красноармейцев добродушные улыбки.
– Сюда, сюда, профессор! Посерединке садись, чтобы никому не обидно было…
Ребята возвращались из госпиталя только поздно вечером.