Васек Трубачев и его товарищи (книга 1)
Шрифт:
«Пока она придет, я ей полным-полно воды натаскаю. На три дня!»
Петя перелил воду в бак, схватил второе ведро и побежал к колонке.
Мазин взял книги, вышел во двор и тихонько свистнул. Никто не откликнулся.
«Ушел без меня, видно! Не опоздать бы мне», — забеспокоился Мазин.
К забору подошла молодая женщина в меховой шубке и теплом платке.
Мазин сорвал с головы шапку и широко раскрыл перед ней калитку. Он узнал
Глава 27
ПОДОЗРЕНИЕ
В коридоре около газеты толпились ребята. Через их головы испуганно выглядывали девочки.
— Кто же это? Кто же это? — слышались взволнованные голоса.
— Жирно замазал!
— Одну только фамилию!
— Специально!
— Ох, и попадет за это!
— Одинцов, видел? Пропала твоя статья!
— Не нужно было писать ее!
— Эх, ты, испугался! «Не нужно писать»!
Одинцов молча кусал губы. Лида Зорина черными тревожными глазами об — водила все лица:
— Неужели это кто-нибудь из нашего класса?
Синицына, расталкивая всех, вынырнула из кучи ребят:
— Ой, девочки! Когда же это он сделал?
— Кто «он»? — сердито прикрикнул на нее Одинцов. — Ты знаешь? Держи язык за зубами!
— Фу! Чтой-то мне держать язык за зубами! Это ты бы не расписывался в своей заметке. А то Трубачев! Трубачев! Трубачев! — съязвила она. — Сам на своего товарища написал!
— Не твое дело! Уходи отсюда!
— И пойду… Скоро звонок. Мое дело маленькое. Кто замазал, тот и отвечать будет. Не хотела бы я быть на его месте!
— А я не хотела бы быть на твоем месте, Синицына, — тихо сказала Валя Степанова, складывая под подбородком ладони и крепко зажмуривая веки. — Ни за что, ни за что не хотела бы я быть на твоем месте!
— Скажите, какая артистка нашлась! «Ни за что! Ни за что»! Почему это? — передразнила ее Синицына.
— Потому что ты говоришь, как чужая, — твердо сказала Валя Степанова.
— «Чужая»… — протянула Синицына, глядя на нее злыми глазами. — А ты своя?
— Она своя! Она наша! — крикнула Надя Глушкова. — И потому ей всех жалко. А тебе никого не жалко.
— А кого мне жалеть? Вот еще! Не надо было фамилию замазывать! Я за других не отвечаю. И нечего ко мне придираться.
— Да кто к тебе придирается? Отстань, пожалуйста! — с досадой отмахнулась Валя Степанова.
— Ладно, ладно! Я все понимаю… И насчет стихов тогда придрались. Завидуете мне — вот и все!
— Завидуем? — Девочки удивленно переглянулись.
— Да, завидуете! А больше я ничего не скажу! И кто замазал — не скажу! — крикнула Нюра.
— Синицына, на кого ты думаешь, говори прямо! — подбежала к ней Зорина.
— На кого думаю? Это мое дело! — сказала Синицына, уходя в класс.
— Бормочет какие-то глупости, — пожала плечами Валя.
— Я знаю, про кого она говорит, — хмуро сказал Медведев, поглядев вслед Синицыной. — Ладно, Митя скорей нас разберется! А я прямо скажу: довели человека до зла. Одинцов не имел права…
— Нет, имел!
— Если дружишь, так не подводи товарища, вот что!
— Одинцов звеньевой… да еще редактор!
— А Трубачев — председатель совета отряда!
— Ну и пропал он теперь!
Девочки собрались в кучку и шепотом разговаривали между собой.
— Лучше прямо сказать, чем за глаза, — слышался взволнованный голос Лиды Зориной.
— Конечно, это обидно… Надо прямо спросить, — соглашалась с ней Степанова.
— Нет, нет! Не надо! Лучше подождать. Он и сам сознается, если это он! — горячо возражали им девочки.
В коридоре показался Мазин.
Он замедлил шаг, нагнул шею, крепкой головой раздвинул ребят и уставился на газету. Потом поднял руку, почесал затылок, глубоко вобрал воздух, шумно выпустил его и, глядя себе под ноги, сказал:
— Эх, жизнь!
И тут только заметил Петю Русакова.
Петя стоял в сторонке и растерянно улыбался товарищу. Но Мазину было не до него.
— Трубачев пришел? — шепотом спросил он.
— Нет еще.
Мазин сел за свою парту: «Если сейчас сказать про мел? Не поможет Пропадет заряд… Как же это он? Сгоряча, верно… Эх, ты!.. Что же теперь делать-то? Я же ему сказал: выручу, а он давай фамилию черкать. А теперь вовсе каюк будет…»
Мазин встал и, засунув руки в карманы, направился к Одинцову.
Коля Одинцов, окруженный кучкой ребят, горячо спорил с кем-то:
— А если товарищ мой человека убьет, я тоже молчать должен?
На лбу у него выступили капли пота, лицо было серое, нос заострился.
Мазин взял его за локоть:
— Ты это ладно… потом объяснять будешь. А сейчас давай-ка… сними статью. Пусть Белкин заново перепишет. Одинцов повернулся к Мазину.
— Ты это что, с ума сошел? — заикаясь, спросил он.
— Нет еще, не сошел. Это ты… — Мазин с презрением посмотрел прямо в лицо Одинцову, но сдержался и только глухо сказал: — Давай Белкина!