Васек Трубачев и его товарищи (книга 1)
Шрифт:
— Верно! Верно!..
— Трубачев, говори!
— Мы тоже не поняли!
— Я и сам ничего не понял, — неожиданно сказал Васек, все еще глядя на Русакова и Мазина. — Я сейчас все начистоту расскажу, как было. Я пришел, а фамилия зачеркнута… А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… Я после редколлегии так себе гулял… А он пришел ко мне и говорит: «Мы тебя выручим». Я и думал, что это он выручил. — Васек грустно усмехнулся и посмотрел на ребят. — Не мог же я
— Ты про меня думал? — вдруг отозвался Мазин. — А я про тебя! Эх, жизнь! — Он хлопнул себя ладонью по щеке и засмеялся. — А это Русаков Петька!
— А при чем Русаков?
— Пусть Русаков говорит!
— Разбираться так разбираться!
— Тише!
— Говори, Петя!
Митя и учитель сидели молча, с интересом слушая разбор дела. Ребята разгорелись, заспорили, останавливая друг друга:
— Тише! Тише!
— Не мешайте! Пусть сами скажут!
Кто-то тихонько подтолкнул к столу Петю Русакова.
— Это я… — Петя взмахнул длинными ресницами в сторону Мазина. — Для Мазина я это сделал… И еще потому, что из-за нас у Трубачева ссора вышла. И про него статью написали. — Петя развел руками. — Только я, ребята, когда зачеркивал, не думал, что на него подумают.
— А что же ты думал? — крикнул Белкин.
— Просто… ничего не думал… Я хотел выручить.
Кто-то засмеялся. Петя махнул рукой и отошел от стола.
— Что у нас только делается! — всплеснула руками Синицына. — Один за другого… один за другого… И все виноваты. — Она всхлипнула в платочек и, заметив взгляд Вали Степановой, быстро отвернулась.
В комнате снова поднялся шум:
— Подожди, Русаков!
— Спросите его, почему он в классе молчал?
— Почему Мазину не сказал сразу?
— Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачева думали? — крикнул бледный от волнения Одинцов.
Петя покраснел и опустил голову.
— Я не мог… Я боялся…
В комнате стало тихо.
— Эх! — с презрением бросил кто-то. — Боялся! А товарища подвести не боялся?
Петя вспыхнул, сморщился, губы у него задрожали. Надя Глушкова взволновалась, вскочила с места:
— Ребята, нехорошо так! Он же сознался все-таки!
— Не защищай! — строго сказала Лида Зорина. — Пусть сам скажет.
— Он сам ничего не скажет, — вступился Мазин. — Потому что тут история другая. Степанова правильно сказала: мы мало знаем друг друга. Как Петька живет, что у него есть и чего он боится, — это из всего класса знаю один я.
Ребята притихли.
Сергей Николаевич написал на клочке бумаги: «Это обвинение нас тоже касается».
Митя прочитал, скомкал бумажку. Он был расстроен, светлые волосы липли к его мокрому лбу. Он силился вспомнить домашнюю обстановку Пети Русакова
А в наступившей тишине ребята уже решали по-своему вопрос о Пете Русакове:
— Мазин знает, что говорит! И кончено!
— А ты, Петя, на нас не обижайся! — Ребята сорвались с мест и окружили Петю.
— Тише! — крикнул Митя. — Сергей Николаевич будет говорить.
Ребята затихли.
— Я не буду разбирать всю эту историю в подробностях. Мне кажется, всем вам уже ясно, как произошло то, что Трубачев, председатель совета отряда, оказался в таком тяжелом положении. Вас, конечно, интересует больше всего вопрос, кто виноват. Ну, виноваты тут многие. Прежде всего и больше всего, несмотря ни на что, сам Трубачев. Потом, конечно, Мазин — в этой пропаже мела — и Русаков…
— И Одинцов тоже, — подсказал кто-то.
— Одинцов? — переспросил Сергей Николаевич.
— Одинцов! Одинцов! — крикнул Мазин.
— Не вижу вины Одинцова. В чем ты его обвиняешь? — спросил учитель Мазина.
— Я уже говорил. Он не разобрался и написал. Да еще про своего товарища.
— Что он не разобрался, куда делся мел, то в этом его обвинять нельзя, потому что мел лежал у тебя в кармане и этого Одинцов предполагать, конечно, не мог. А что он совершенно точно и честно описал все происшедшее в классе, несмотря на то что в этом участвовал его лучший товарищ, то за это, по-моему, Одинцова можно только уважать. Как вы думаете?
Белкин вытянул вперед руку.
— Пусть ребята думают как хотят, а я скажу про Одинцова так… что мы, когда… вообще… это было, думали: Одинцов вообще не напишет про своего товарища… И решили считать его… ну, вообще, если напишет — честным пионером, а если скроет — нечестным. И вот он написал. И мы считаем — это честно! — волнуясь, сказал Белкин.
Сергей Николаевич кивнул головой:
— Скажи ты, Малютин!
— Мне кажется, что он поступил честно, но как-то не по-товарищески все-таки. Потому что Трубачев не ожидал, а когда пришел на редколлегию, то сразу увидел, и это на него тоже подействовало.
— Верно! — крикнул Мазин. — Предупреди, а потом пиши. Да разберись раньше, где мел. А не знаешь, где он, — так не пиши!
Кто-то засмеялся.
Одинцов поднял руку:
— Я не писал про мел. Я всегда пишу то, что вижу и слышу. И потом, думал так: если не напишу, то какой же я пионер, а если напишу, то какой же я товарищ? — Одинцов посмотрел на всех. — Я все думал… А тут ребята меня спросили прямо в упор. И я сразу как-то понял, что должен написать. Только я не предупредил Трубачева… Это верно. Мне не пришлось как-то с ним поговорить.