Ваше благородие. Дилогия

Северюхин Олег Васильевич

– Из чего предпочтёте стрелять, господин флигель-адъютант? – осведомился цесаревич.

– Из личного оружия, Ваше высочество, – сказал я. – Только прикажите, чтобы на доске оставили девять бутылок.

Официанты быстро пересчитали бутылки и оставили девять штук.

Только сегодня, практически перед самой церемонией я купил своё личное оружие, пистолет Тульский Токарева тридцать второго калибра с ёмкостью магазина девять патронов. И пистолет находился у меня на пояснице за ремнём. И я прекрасно знал, что при мероприятиях

с участием высочайших особ никто не должен иметь при себе оружия, кроме охраны.

Стрелять из чужого оружия это всё равно, что надевать чужие тапочки или носки. Продавец сказал, что пистолет замечательно пристрелян и у целика выбита цифра ноль. Будь что будет.

Я достал пистолет из-за полы мундира, передёрнул затвор, поднял пистолет стволом вверх, прошептал: Господи, благослови, – прицелился и произвёл подряд девять выстрелов. Ни одной целой бутылки на доске не осталось.

Сначала всё было тихо, затем закричали и зааплодировали молодые офицеры:

– Да здравствует Николаевское кавалерийское училище! Да здравствует корнет Туманов!

Я подошёл к своему месту у стола, налил гранёный стакан водки, сделал себе хороший бутерброд с ветчиной, выпил залпом водку и закусил бутербродом. Шампанского я вообще не пил, чтобы утром не валяться в постели с головной болью и жесточайшим похмельем.

Затем я повернулся, чтобы спросить у Его высочества, как ему понравилась моя стрельба, и увидел, что за моей спиной стоит ЕИВ.

– Я должен вернуть Вам вензеля? – спросил я.

– Нет, – ответил ЕИВ, – с завтрашнего утра вы приступаете к своим обязанностям, и я думаю, что при вашей помощи Его высочество будет знать офицерский этикет и не хвастаться своими способностями.

– Так точно, Ваше величество, – сказал я и уже предвкусил, как молодой зазнайка будет постигать азы военной науки. И начнёт он с чистки унитаза. Пусть сначала говно за собой поубирает.

Глава 37

По окончании всех церемоний я проводил ААА домой, а сам пошёл на свою квартиру. Порядки в то время были пуританские и приглашение девушки к себе на ночь было нечто таким из рук вон выходящим.

Утро следующего дня был окрашено скандалами. И не простыми скандалами, а скандалами с царственными особами.

Ровно в шесть часов утра я прибыл в покои цесаревича и отослал всех слуг, в том числе и двухметрового матроса из Гвардейского экипажа, пообещав, что арестую каждого на десять суток, если они появятся здесь до моего приказа.

Ровно в шесть тридцать утра я заорал зычным голосом:

– Рота!!! Подъём!!!

Как я не любил эту команду. Спишь себе, спишь сладким сном и вдруг это мерзкое: Рота!!! Подъём!!! Все мечты, все сны улетали прочь. И это ещё не всё. Среди наших сотоварищей находились ещё такие, которые вставали до подъёма и уговаривали дежурного по дивизиону дать им возможность крикнуть: Рота!!! Подъём!!!

Мой

крик только на секунду вздёрнул цесаревича и в следующее мгновение он укрылся с головой пуховой периной. Как бы не так. Я сдёрнул с него пуховое одеяло и плесканул холодной водой из ковша.

Выражение лица цесаревича нужно было видеть.

Я зажёг спичку и скомандовал:

– Тридцать секунд туалет и построение на физзарядку.

Спичка прогорела, а цесаревич из туалета не появлялся. Дверь в туалет я вышиб пинком ноги и за шиворот выволок маленького гвардейца на улицу. Он так и остался в ночной рубашке, а я сзади поливал его холодной водой, понуждая бежать быстрее.

На первый раз пятнадцатиминутной физзарядки было достаточно.

– Пятнадцать минут умывание и заправка койки!

Я внутренне смеялся, как он бегает вокруг огромной кровати с балдахином, пытаясь её заправить.

– Отставить! – сказал я. – Умывание.

Что такое умывание, даже представить нельзя. Я снял китель и показал, как должен умываться настоящий офицер с мытьём шеи и обтиранием водой по пояс.

Заглянув в унитаз, я был поражён. Бедные более аккуратно ходят по-большому, чем богатые.

– Вымыть унитаз? – приказал я.

– Я не буду мыть унитаз! – заверещал цесаревич.

– Будешь! – твёрдо сказал я. – Ещё как будешь.

– Не буду! Я капитан, а ты корнет!

– Приношу свои извинения, господин капитан! – Я вытянулся во фронт и отдал честь. – Разрешите отбыть по месту дислокации?

– Разрешаю, – и цесаревич вальяжно махнул рукой, а вокруг уже суетились горничные и повариха с калорийным завтраком для чада.

Я пришёл в приёмную ЕИВ и просил доложить о моём прибытии.

Доклад о моём прибытии был сделан после окончания визита начальника отдела протокола, прошло ещё минут тридцать, и я довольно основательно отдохнул в мягком кресле. Наконец, пригласили и меня.

– Как результат первого дня? – Спросил ЕИВ.

– Результат нулевой, – сказал я. – Господин капитан изволили отпустить меня к месту моей дислокации, и я могу считать свою функцию исполненной.

– Какой ещё капитан вмешивается в вашу работу? – возмутился ЕИВ. – Скажите его фамилию, и он не будет капитаном, и вообще его в дворце не будет. Запишите, – сказал он секретарю.

– Записывайте, – сказал я секретарю, – капитан Романов Николай Алексеевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года рождения.

– Так, зачеркните всё, – сказал он секретарю и выйдите. – Что случилось? – это ко мне.

– Я не могу командовать капитаном, чей чин дан лично вами, – сказал я.

– Вы хотите, чтобы я вас сделал подполковником? – спросил ЕИВ.

– Нет, – сказал я, – я хочу, чтобы вы капитана сделали юнкером или хотя бы младшим портупей-юнкером.

– Я подумаю, – сказал ЕИВ, – а завтра с утра начинайте всё сначала. Это мои недоработки, вы уж простите нас.