Ваше благородие
Шрифт:
— Премного благодарю, — ответила Настя, с прищуром поглядев на Кадена.
Не сдержала Настя обещания молчать как рыба. Из кабинета начальника районного отделения НКГБ она прямиком направилась в райком партии, благо он находился через дорогу. Первый секретарь только что распрощался с Вадимом, перекурить не успел, как она появилась в кабинете. О придуманных подробностях «развратной жизни Кадена», собственном аресте она выпалила за одну минуту и замолкла.
— Разберемся, — сказал секретарь, — идите и работайте. Слухи о Кадене и причину ареста по Батурино не распространяйте себе во вред.
— Буду молчать как рыба.
Хозяин кабинета долго прохаживался вокруг стола, пытаясь сосредоточиться на вопросе о Кадене. Он знал старшего лейтенанта как хорошего оперативника, коммуниста, а тут сразу обвинение в двух грехах. Доказать его «развратные дела» не удастся. Тонкое это дело, и свидетели вряд ли найдутся. Анастасия — известная склочница, верить ее словам не приходится, но она партгрупорг. Вопрос о сейфе и посещении комнаты местного отделения НКГБ в общем-то несерьезный, хотя смотря кто начнет разбирательство. И чем тогда все это закончится — бабушка надвое сказала. Тридцать восьмой год еще помнился. Заступись, самому можно несдобровать. Посоветоваться бы, но это значит кого-то посвятить в тайну, а доверенного лица нет.
Тридцать восьмой год придавил всех и вся. Никто и ничего не посоветует, в лучшем случае скажет «вам виднее».
Ночью первый секретарь райкома заснуть не мог. Выходил на крыльцо, смотрел в небо без звезд, вновь ложился. В семье было не принято, чтобы жена могла вмешиваться в дела мужа. Да и что она могла посоветовать… Сколько было случаев, когда после откровений жены писали подложные письма в НКВД на своего ненаглядного. И где теперь те горемыки?
«А что, если…» — пришла нелепая мысль.
Секретарь даже испугался собственного решения, но другое на ум не приходило. Пришлось мириться и с этим.
Утром невыспавшийся районный начальник поручил секретарше связаться по телефону с первым секретарем обкома партии Чуяновым по важному делу. Пока женщина названивала, он обдумывал, как изложить просьбу. На удивление быстро послышался в трубке знакомый голос:
— Слушаю.
Как и Вадим, секретарь сразу сказал, что у него два вопроса.
— Два так два. Слушаю.
Райкомовский секретарь рассказал о геройском поступке участника Сталинградской битвы, ранении. Сказал, что в «Сталинградской правде» статья о нем будет, высказал просьбу посодействовать в приобретении протеза.
— Парень здоровый, крепкий, работать хочет, а на костылях что можно?
— Не проблема, — ответил Чуянов, — еще чего?
— Есть у нас начальник районного отделения НКГБ. Старший лейтенант, а должность у него лейтенантская. Человеку надобно расти.
— Тебя понял, — ответил первый секретарь обкома партии, — хотя второй вопрос довольно щекотливый. Но постараемся помочь.
Уже через пару дней пришел приказ о направлении старшего лейтенанта Кадена для прохождения службы в распоряжение управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта.
Жена Кадена назвала Анастасию змеей подколодной, когда муж рассказа ей о визите завхоза райотдела к первому секретарю райкома партии.
— Зря выпустил, — сказал он жене на прощанье.
— Война войной, а жизнь идет своим чередом. Возвратился с фронта солдат по ранению. Дождалась его верная подруга. Дело за свадьбой. Родители невесты попали в Урюпинск на базар купить того-сего. Выделил им колхоз по такому случаю пару быков и подводу.
Была суббота. Начальник райотдела милиции разрешил Вадиму съездить к дедам в Горшовку, погостить день-другой, привезти сестру с племянником. Выделил для этого резвую лошадку и милицейскую бричку. Напросилась повидать дедов Юля, «себя показать», как она выразилась, по Лиде соскучилась, да и Димку хочется на руках подержать. Вадима радовала затея Юльки. Давняя его мечта познакомить подружку с родными, показать Панику, горшовские сады, огороды. Вдвоем поехали.
Свадьба — в соседнем дворе. Вернее, не свадьба, а вечер для молодежи. По этому случаю привезли из Батурино безногого баяниста. За последние годы случай редкий, чтобы баян звучал в хуторе. Балалайка — ходовой инструмент на уличных сходках. Свадебные вечеринки тоже редкость на всю округу. Вечеринка молодежная, без накрытого стола, но, чтобы соблюсти обычай, все приглашенные получили по полстакана самогона, потому веселье вырывалось на улицу через все окна и двери.
Небо затянуто облаками, надо бы дождя, но его нет, душно. Приглашенные — молодые женщины, девушки. Из мужчин — лишь жених да баянист в переднем углу, на кровати сидят несколько пацанов постарше да ростом повыше. Ребята неокрепшими петушиными голосами подпевают женщинам, но танцевать стесняются.
На улице полно желающих поглазеть, что происходит в доме невесты. Стоят у окон, дверей, сидят на траве. Вадим с Юлей в приглашенные не попали, приехали только что, и соседи не знали об их присутствии. Лида тоже не удостоилась такой чести по малолетству.
Напротив дома, где веселилась молодежь, канава перед садом раскулаченных соседей. Времени прошло много, а она все еще напоминала о когда-то добрых временах, хороших хозяевах. Сейчас зрители превратили валик канавы в удобное место для наблюдения за происходящими событиями.
Вадим с Юлей и Лидой сидели несколько поодаль, слушали, как поют женщины, да угадывали музыку танцев, долетающую сюда приглушенно. Неожиданно Вадим заметил, что из-под соломенной крыши дома, где шло веселье, вьется дымок.
В просторной горнице, собравшей гостей, не протолкнуться, трудно дышать. Десятилинейную лампу, постоянно висевшую низко над столом, подняли под потолок, чтобы не мешала танцующим. Доски в потолке рассохшиеся, щели забиты пылью и паутиной…
— Лида, беги! На чердаке соседей горит что-то! — крикнул Вадим.
Когда девочка подбежала к дому, из-под крыши уже начало выбиваться пламя.
— Пожар! — завопила Лида.
Танцующие не сразу восприняли крик всерьез. Наконец, словно очнувшись, начали выскакивать на улицу. Кто-то вспомнил о безногом баянисте. Вместе с инструментом его выволокли на воздух, когда крыша занялась пламенем. Расширенными глазами смотрели разгоряченные танцоры на полыхающий огонь. Пацаны помчались за ручной колхозной пожаркой, запрягли лошадь, но в бочке воды не оказалось. Прискакали на пожар, да без толку.