Ваше благородие
Шрифт:
Князь свободной рукой, еще не затянутой в перчатку, сгреб его за ворот тишэтки.
— Это наши с ним дела. Мы друг друга знали еще когда ты прыщи давил. Так что не суйся и помоги затянуть вторую перчатку.
Юнец повиновался. Ким не вмешивался.
— Иди сюда, — Князь постучал перчаткой по рингу. — Топай. Сейчас я сотру с твоего лица то, что ты туда нацепил. Вот эту вот усмешечку. Если это поможет привести тебя в чувство, то я так и сделаю.
Они пребрались через канаты и встали напротив. Без всяких боксерских
Верещагин ударил первым. Князь даже не пытался сблокировать удар или уйти — он согнулся пополам. Можно было бы — даже полагалось! — провести добивающий удар — в голову. Верещагин не двинулся.
— Ты доволен?
— Сволочь! — Георгий медленно, с трудом выпрямился. — Вот теперь ты меня по-настоящему разозлил. Ты знаешь, что двинул меня в раненый бок?
— Извини.
— Да не за что. — Берлиани ответил сокрушительным прямым. Арт сблокировал — правильно, почти классически. Это было все равно что блокировать пушечное ядро — когда в голове прояснилось, он обнаружил себя висящим на канатах. — Добавить еще?
Он снова бросился — молча, разом забывая всю “школу”, двигаясь быстро, пробивая блоки, вкладывая в удары все силы и весь свой вес. Князь отвечал, не стесняясь.
— Поубивают друг друга, — тихо сказал один из посетителей.
— А дерутся как на базаре, — презрительно сощурился второй. — Техника на нуле.
— Они оба “форсиз”, — сообщил Ким. — Это их школа рукопашного боя. Не очень красиво, зато эффективно.
— Этот слоб намотает Марти на канаты и завяжет узлом. Жаль, нет Славика — вот бы порадовался.
— Еще кто кого намотает. Ты видишь, как хреново Мистер Биг держит удары в корпус? Печенка у него не в порядке или еще что…
— Зато он мало их пропускает.
— Андрей Алиевич, пора заканчивать это. Не то на ринге точно смертоубийство произойдет…
Один из бойцов рухнул.
— Спекся Мартин… — констатировал юнец себе под нос.
— Раз! — громко начал Ким. — Два!…
Верещагин поднялся на четвереньки, потом сумел встать на колено.
— Восемь… Девять…
Арт поднялся на ноги и получил новую плюху. Перчатка Князя влетела не в лицо, а в поднятые для защиты руки — и на том спасибо. Все равно опрокинулся.
— Раз… Два… — пошел новый отсчет.
Перевернуться на живот… Встать на колени… На одно колено… При счете девять — оторвать колено от пола и, не выпрямляясь, — в корпус…
— Девять…
Он не помнил, удалось ли задуманное. Увидел над собой ровный пунктир ламп дневного света, но не услышал счета.
— Считайте, — сказал он… Или кто-то другой?
— Все, отсчитали уже. — Князь стащил перчатки, вернул владельцу клуба. — Я победил.
— У тебя нос разбит.
— А ты едешь со мной.
Когда
— Вперед! — он запер машину. — Сам знаешь, куда.
«Королева Марго» была обычной прогулочной яхтой, изящной и узкой, как дамская туфелька. Для серьезного плавания она, конечно не годилась, но чтобы катать барышень вокруг Острова, подходила вполне. Георгий получил ее в подарок на день рождения лет восемь назад, ругал на все корки неустанно, но избавиться не спешил.
— Эй, кто-нибудь дома? — крикнул Князь с пирса.
— Hi! — из рубки показалась молодая женщина. Джинсы подчеркивали стройные ноги, а белоснежная “крестьянская” блузка с глубоким вырезом — чудесную форму плеч и изумительный цвет кожи: цвет молочного шоколада. Жена князя Берлиани была негритянкой. Цвет мог обмануть: к этому времени большинство жительниц Крыма загорали дочерна; но лепка лица и мелко вьющиеся волосы не оставляли места сомнениям. Теперь было ясно, почему родня Георгия и слышать о ней не хотела. Такое потрясение основ…
— Дженис, я его привез! Он мне нос разбил, но я его привез, недоумка! Слушай, никогда не думал, что бить полковника — это такая собачья работа.
— Дженис, мне очень жаль… — Артем протянул красавице руку. — Я попортил вам мужа.
— Он попортил тебе мужа! Дженис, я вынес его из этой мордобойни, сам он выйти не смог! Он меня попортил!
— Врешь. Я сам вышел. Ну, вы уже привыкли делить на восемь все, что говорит этот мальчик из Джорджии?
— Верещагин, если бы ты знал, сколько этой шутке лет, ты бы не пытался прикидываться остроумным.
— Договорились. — Верещагин перешагнул через сложенный парус и уселся на корме. — Князь, а к чему такие сложности? Зачем было выдергивать меня из Симфи? Когда мы расстались в последний раз, ты сказал, цитирую, “Видеть твою морду больше не хочу”, конец цитаты.
Георгий пристально оглядел его с ног до головы.
— Ну, совесть у тебя есть, а? Мало ли что я сказал. А ты со мной даже не здоровался. Хотя вроде на одной скамейке подсудимых сидим. Ладно со мной — ты Шэму ни одного слова не сказал! Он-то тебе что плохого сделал?
— Признаю себя свиньей.
— Знаешь, я тоже могу надуться как шкурка на огне… Особенно после того, как ты подвел меня под монастырь… Это же надо такое придумать: я должен командовать… краснопузыми!
Словечко прозвучало в устах Князя смешно.
— И нечего ржать… У меня к тебе серьезный разговор. Тебе имя Уильяма Флэннегана о чем-то говорит?
— Оно мне говорит о неприятностях.
— Угадал. Этот самый Флэннеган сказал мне вот что: тебя хотят убить.
— Ну да? И ты решил сыграть на опережение?