Ваше Сиятельство 5
Шрифт:
Я повернулся и хотел уйти, не дожидаясь ответа Артемиды, но остановился: яркое свечение зачалось у противоположной стороны зала. Свет уплотнился, образуя сразу два подобия огромный миндальных зерен от свода подвала до пола. И в одном, и в другом проступили очертания богов. Я активировал в левую руку «Лепестки Виолы», в правую «Ликосу» — эта «паучья» магия неплохо проявила себя при знакомстве с Арханой и в ритуальном зале, да и Гера ее наверняка запомнила.
Через несколько секунд я увидел Аполлона и Геру. Какой-же интересный поворот! Оставалось понять, на чьей стороне сейчас Артемида и что будет дальше. Неужели кто-то из бессмертных решится атаковать меня в собственном доме? И очень бы не хотелось, чтобы сейчас сюда пришла мама или кто-нибудь из охранников и наших гостей.
— Ты сама все видела, — Гера язвительно
— Мне очень обидно за тебя, сестра. Особенно после того, как Лето примирила нас, ты снова отвернулась от меня. И виной всему он! — Аполлон вытянул в мою сторону палец. — Ты будешь наказан, Астерий! За мою сестру! За ложь богине! За все зло, которое ты нам причинил!
— Вот как? А Лето знает об этом? Твоя мать, Труднорожденный, в курсе, что ты в союзе с Герой? Что ты как скоморох пляшешь под дудку ее и делаешь все, чтобы не сбылось римское пророчество? Ты сам хоть понимаешь, что Гера тебя хитро вынуждает играть против собственной матери? — я перенес часть внимания на второй план, создавая сферу восприятия — уж слишком свежа память, как Перун накрыл меня молнией сзади. В любой миг я был готов развернуть магический щит. Глаза Феба вспыхнули красновато-яростным светом. Еще бы! Так неприятны ему мои слова — слова истины!
— Ты забываешься, жалкий Астерий! Ты хоть представляешь, что ты сейчас сделал?! Ты оскорбил великого бога! — вспыхнула Гера, ее глаза тоже стали пронзительными и засветились.
— В самом деле? Я лишь сказал правду. И ты, старая шлюха, знаешь, что это правда! Ты дважды пыталась обольстить меня, но я остался верен Артемиде. Отчаявшись, ты перекинулась на ее брата. Увы, ты сумела внести в их семью раскол. А сегодня ты все устроила так, чтобы рассорить меня с богиней, которую я люблю, — говоря это, я подумал, что мое страстное желание сделать с сестрой Майкла то, что я сделал, было не только моим. Кто как не Гера умеет влиять на умы и желания людей. Она делает это тонко, подбрасывает мысли, которые кажутся собственными; распаляет желания; толкает на выгодные ей поступки. Я мог бы распознать ее влияние, если бы был чуть больше внимателен к себе самому во время сегодняшнего ужина. Не берусь утверждать, что мой неожиданный порыв отыграться на Элизабет за ее мысли о моей матери, а также за ее брата, не были полностью моими. И если честно, то заняться сексом с женщиной — это крайне глупый способ сведения счетов. Сейчас я склонялся к тому, что влияние Геры не обошло меня. Иначе как объяснить, что все оказалось так согласовано: и мои шалости с Элизабет, и появление оскорбленной Артемиды, и самой Геры с Фебом? Я вовсе не собираюсь снимать с себя ответственность за тот порыв с чеширской баронессой, мол, не виноват я — черт попутал. Нет. Я поступил так, как хотел, как счел нужным. И во всем множестве миров нет для меня судей, кроме меня самого. — Тебе, дрянь, это удалось! Радуйся! — продолжил я, не сводя глаз с Геры. — И любые оскорбления в твой адрес, вовсе не выглядят оскорблениями, для тех, кто знает какие подлые игры ты ведешь! Перун вышвырнет тебя из Дворца Славы! Римское пророчество сбудется, и ты заплатишь за все!
— Дурак! За твои слова, за оскорбление богов Перун уничтожит тебя. Теперь за тебя уже никто не заступится и не спасет твою жалкую жизнь! — Гера дрожала от гнева, но не решалась атаковать меня, зная мою силу.
— Громовержец велел его не трогать, — напомнила Артемида, сейчас она казалась растерянной и напуганной.
— Он снимет с него неприкосновенность за оскорбление богов! — Феб сжал кулаки. — И ты сестрица свидетель! Попробуй только не подтвердить!
— А теперь послушай меня, неудавшийся врачеватель, — я не счел нужным быть почтительным ним и с насмешкой продолжил: — Я знаю, из-за долгих родов Лето ты не вышел умом, может тебе мои слова добавят что-то полезное в голову. Даже если здесь соберутся все олимпийские боги, вы не сможете сделать мне по большому счету ничего.
— От тебя не останется даже пепла, — вскричал Аполлон, и его голос наверняка услышали на первом этаже нашего дома.
— А тебе не хватает ума понять, что при любом раскладе от меня останется сам Астерий? Допустим, графа Елецкого вашими стараниями не станет, но что мне мешает воплотиться в этом же мире в другое тело? Никакая сила во вселенной мне не помешает воплощаться столько раз, сколько я того пожелаю. Или не воплощаться, но быть здесь в виде могучего духа, который превратит вашу жизнь в сплошное бедствие. Вы же понимаете, Астерий без физического тела практически неуязвим. Как ты думаешь, Труднорожденный, что я сделаю с тобой, если граф Елецкий погибнет? Ты испытал уже мою силу, когда она еще не стала совершенной. В ритуальном зале поклонников Морены я тебя, олимпийского бога, швырял как щенка, — говоря это, я несколько преувеличил: на самом деле мне это далось с большим трудом, но в этом теле я еще не развернул всю свою силу. — Я сильнее любого из вас! — продолжил я, сделав шаг к Аполлону. — Я могу тихим и вполне мирным, но до тех пор, пока кто-то не пытается делать мне больно и заставлять жить по своим правилам. В первую очередь это уясни ты, — я бросил взгляд на Геру. — Самое лучшее для тебя, если я останусь графом Елецким и забуду о тебе. А теперь исчезни из моего дома и прихвати своего щенка.
От последних моих слов Феб заорал так, что задрожали стены. Мышцы его шеи, груди и плеч вздулись, проступили на них вены. Он сложил две ладони: послал в меня «Пламя Эсхила».
Я был готов — магический щит развернулся с громким хлопком, принимая удар его ревущей точно зверь плазмы. Темно-багровый поток отразился от моего щита и ударил в свод, оплавляя камни перекрытия. А в подвале стало невыносимо жарко. Сзади послышались крики.
Я знал, что за мой спиной возле открытой двери стояла мама и Майкл с Элизабет, возможно кто-то из охранников. Они не решились войти в зал и столпились на лестнице. Заслоняя их, пришлось расширить «Лепестки Виолы» — за последние дни моя защитная магия набрала должную мощь. В правую руку вместо «Ликозы» я активировал «Гнев Небес», после знакомства с которым у Аполлона наверняка остались самые неприятные воспоминания.
— Остановитесь! — вскинув руку, вскричала Артемида, ее взгляд метался между мной и Фебом.
Она уже была готова бросится ко мне, когда плазменный поток с рук Аполлона иссяк, а с моей руки мгновенно сорвались яркие нити электрического разряда. Бил я беспощадно, зная, что олимпийскому богу лишним не будет. Феб не устоял, его швырнуло на пол, и он, сияя от электрических змеек, опутавших его тело, сжался, забился в конвульсиях. Знаю, не раз испытал «Гнев Небес» на себе: это очень больно, когда электрические потоки пронзают каждый нерв, добираются до спинного мозга, а мышцы они скручивают так, что кажется, те разорвут от напряжения кожу.
Гера отскочила к стене, быстро формируя защитный слой.
— Не надо было меня трогать! — выкрикнул я, и едва Феб шевельнулся, чтобы встать, с моей правой руки его настиг жестокий удар кинетики. Аполлон отлетел к стене, ломая спинку дивана, переворачивая стол. Второй удар пришелся чуть выше олимпийца, зацепил лишь его плечо и выбил из простенка кирпичи.
— Астерий! Остановись! Немедленно остановись! — вскричала Артемида.
Я прикрылся «Лепестками Виолы» и бросил Аполлону:
— Вон отсюда! Разорву на куски! — именно эти слова напомнили мне о забытой магии «Витру Борем». В свете новых событий ее нужно обязательно добавить в арсенал сегодня же перед сном.
— Ты за это заплатишь, граф Елецкий! — Гера, прикрывая своим щитом Аполлоны, попыталась рассмеяться, но вместо смеха вышло хриплое ворчание, похожее за карканье вороны.
— Вон отсюда! — повторил я. — Не заставляй меня делать больно и тебе тоже!
Я убрал щит чуть раньше, чем Гера и Феб исчезли. Они вместе растворились во вспышках красного как кровь света. Артемида молча стояла с минуту, наверное, ожидая моих слов. Недожалась — медленно растаяла в полумраке, бросив на меня взгляд, полный сожаления и боли. То же самое что в ее глазах, было у меня на душе: сожаление и боль. Много сожаления и боли. За то, что случилось между нами, за то что она поддалась хитростям Геры. Я не мог поверить, что Небесная Охотница, обычно неторопливая, рассудительная повелась на уловки жены Громовержца. Что будет дальше, об этом я не хотел думать. Да и не ко времени эти размышления.