Ваше Сиятельство 6
Шрифт:
– В порядке. Почти в полном порядке. Наверное, врачи не поверят, что такое возможно и еще подержат здесь день-другой, – я приподнялся, отмечая, что кто-то мне успел сделать перевязку. Не знаю, как это возможно сотворить со спящим человеком, при этом его не разбудив.
– Был Асклепий, – сообщила княгиня. – Что-то такое делал с тобой. Трогал там, где раны, долго держал ладонь на твоей голове. Я даже поговорила с ним немного, но он такой неразговорчивый: все молчит, хмурится, не всегда отвечает. Сказал, что ты должен лежать еще хотя бы день, лучше два.
– То есть завтра можно убираться отсюда. Послушай, а ведь завтра суббота, и получается, наши планы вовсе не рухнули, – я сел на кровати, свесив ноги и, думая о забронированном номере в гостинице «На Облаках», сказал: – Послушай, дорогая моя, знаешь, что завтра произойдет? Завтра я тебя трахну там же, на нашем любимом месте, где и собирался. И даже цветы не забуду.
– Елецкий, у тебя вообще совести нет? – она замерла, пытаясь разыграть возмущение.
– Кажется, ты задавала этот вопрос ночью. Да? Спрашивала что-то насчет совести, когда мы дружно ложились спать? – сейчас я любовался ей. Как же она прекрасна: и когда возмущается, и когда радуется, и когда сердится! Я хочу ее видеть рядом всегда.
– Нет, перед сном я просто говорила, что ты обнаглел, – она положила журнал на столик. – Если интересно, твоя актриса ушла. У нее, видите ли, сегодня два спектакля. Передала тебе пожелание, поскорее выздороветь. Сказала, может прийти вечером.
– Помоги мне встать, – попросил я, протянув к ней руку, и когда Ольга подошла и подала свою ладонь, я схватил ее и повалил Ковалевскую на кровать. Ее возмущение пришлось прервать решительным поцелуем.
– Елецкий!.. Ну, Елецкий!.. – ей все-таки не удалось вывернуться.
А я одержал очередную победу: доказал, что тяжело раненый маг может быть сильнее самой прекрасной княгини. Тем более если этот маг – Астерий.
Ольга быстро сдалась: ответила на мой поцелуй и лишь прошептала с утихающим возмущением:
– Тебе нельзя так! У тебя там жуткие раны! Я видела…
– Поверь, именно так они лечатся. Можешь спросить у Асклепия, – я прижал ее к себе с вожделением ощущая, как вздымается ее грудь и чувствуя частый стук ее сердца.
– Я лучше спрошу об этом у Артемиды, – она рассмеялась, видя, округлились мои глаза. – Сюда может кто-нибудь войти. Слышишь! Елецкий! Мы пока не «На Облаках»!
Хотя Ольга совсем не ведьма, но так и случилось: через несколько минут в палату вошел ее отец.
Борис Егорович, наверное, не совсем понял происходящего на больничной кровати. Стал у распахнутой двери, слегка вытянув голову вперед и широко распахнув глаза.
– Папа! Стучаться надо! – Ольга тут же приподнялась, поправляя юбку.
– Да вот не догадался. Думал, что Александру Петровичу ввиду тяжести ран будет сложно ответить на мой стук, – князь закрыл дверь и вошел в палату. – Как самочувствие, ваше сиятельство? Как протекает процесс лечения? – с явной издевкой полюбопытствовал он.
– … – я открыл рот, чтобы что-то ответить.
– Вообще, его сам Асклепий лечил, – опередила меня Ольга.
– Ага. Боги стараются, еще и ты, вместе с ними. Очень хорошо! Наверное, настолько хорошо, что и выздоравливать не хочется, – хотя Ковалевский все это говорил с явным сарказмом, улыбка на его губах была доброй, и я совершенно расслабился. Все-таки Борис Егорович золотой человек, он всегда без лишней чопорности, но с пониманием наших юных порывов. Другой бы на его месте вспылил. Например, Елена Викторовна могла взорваться возмущениями, а князь все спокойно перевел в шутку. Возможно, позже он поговорит об этом с дочерью, но мне кажется вряд ли.
– Вообще, папа, сам Асклепий сказал, что Саше нужно полежать еще один день, – Ольга снова не дала мне ответить князю. – Потом, ему нужно будет пару дней отдохнуть. Поэтому, я заберу его отсюда, и мы вместе проведем выходные.
– Так распорядился сам бог? – уточнил Борис Егорович, улыбка на его лице стала светлее.
– Папа, это неуместная ирония – речь о здоровье человека, – ответила Ольга.
И здесь мы рассмеялись все втроем.
– Хорошо, Олечка, лечи его, а то сам царевич волнуется. Тоже справлялся о здоровье и возмущался, что Александр Петрович слишком рискует там, где этого делать не следовало. Еще есть новости с базы… – князь не стал говорить с какой, но мы и так догадались, о чем речь. – Версия, о том, что на когнитивные функции робота имелось какое-то внешнее влияние, похоже получает подтверждение.
– Это наша с Сашей версия, – не без удовольствия заметила Ольга. – У «Кребб-20-14» очень грамотно выстроена защита от ошибочных решений.
– Ну если тебе нужен лучик славы, то да – это ваша с Сашей версия, – признал князь, устроившись в кресле. – Об этом знает профессор Белкин, он уже похвалил тебя и очень рад, что ты будешь работать в его команде.
– Пап, ты знаешь, я не тщеславная, – Ольга слезла с кровати и перебралась на диван. – Но лучик славы мне будет полезен, чтобы сразу меня начали уважать как будущего специалиста умных систем. Согласись, это просто здоровый прагматизм.
– Да, ты очень дальновидная и хитрая, – усмехнулся князь и достал из внутреннего кармана сигару. – Насколько я знаю, здесь все курят, так что возражений, если я немного подымлю, не будет. Оль, открой шире окно.
– Вообще-то я не курю, – Ковалевская нехотя встала и подошла к окну, отдернула штору, впуская в комнату больше солнечного света. – Разве что в самых крайних случаях.
– Есть хорошие новости, – Борис Егорович откусил кончик карибской сигары и прикурил. С минуту сидел, прищурившись от табачного дыма и словно размышляя, стоит ли доверять нам эту «хорошую новость». – Хотят слухи… – наконец, решился он, – будто Филофей Алексеевич осознал, что далее тянуть с выбором приемника нельзя. И на днях он официально провозгласит Дениса цесаревичем.
– Ха-ха-ха! – Ольга захлопала в ладоши. – Как же хорошо, что я избежала это суетной участи стать императрицей! – она рассмеялась. – Папа, я в самом деле очень рада за Дениса. Я знаю, он смог бы править достойно и принести России много пользы. Передай ему это от меня при случае, – подойдя к моей кровати, княгиня наклонилась и демонстративно поцеловала меня, как бы еще раз подтверждая всю верность своего выбора.
На эту вольность дочери Борис Егорович будто не обратил внимания и сказал: