Ваше Сиятельство 8
Шрифт:
— Благодарю, Астерий. Мы стали союзниками несколько раньше, а теперь ты лишь подтвердил это и дал мне нужную уверенность. Дай мне попробовать покурить? — она взяла мою руку.
— Гера, это не божественно! — рассмеялся я, поднося сигарету к ее губам.
— Мне нравится делать многие вещи, которые считаются не божественными, — Гера набрала в рот немного дыма и выпустила его облачком. — Позже, когда кое-что проясниться, мы еще поговорим с тобой о том, что меня интересует в Хранилище Знаний. А сейчас можешь поспешить по своим делам.
— Как насчет излечения князя Мышкина? Поскольку мы союзники, почему бы тебе не направить к нему Асклепия? — спросил я.
— Астерий, это же не так важно, — Величайшая
— Это не ответ, — заметил я, ожидая от нее пояснений. — Ну так, поможешь?
Глава 5
Розы, боль и кровь
Который раз убеждаюсь, Гера — редкая сука. Матерая. Это я ее так по-доброму. Все-таки у меня никогда прежде не было с ней таких теплых отношений. Но помочь князю Мышкину она отказалась. При чем мотивировала это столь убедительно, что я во многом разделил ее мнение. Она увязала отказ с наказанием Талии, да и самого Родерика, за то, что он потакает баронессе практически во всех неблаговидных поступках. И конечно самым убедительным аргументом стало то, что сам Перун запретил Асклепию помощь этой паре. Ну и ладно.
Один неглупый человек из иного мира как-то сказал: «Что не убивает меня, то делает меня сильнее». Я с этой мудростью вполне соглашусь. Правда, эта формула обретения силы заставляет нас пройти через страдания, которых можно было избежать при более разумном подходе. Но у Родерика и Талии нет иного выбора.
Еще в беседе с Величайшей я забыл задать один из главных вопросов — вопрос про эриний. В том, что в этот раз Гера не причастна к их появлению, я почти уверен. Эринии никак не вписываются в наши новые отношения с Величайшей. Возможно, она затаила на меня злость за прошлое и сегодняшнее ее расположение ко мне лишь притворство, но эта матерая сука не настолько глупа, чтобы делать маленькие пакости, которые лично ей ничего не дадут. Однако спросить ее насчет эриний не мешало бы. Гера несравнимо лучше меня знает небесный мир и могла бы предположить причину появления этих бестий и помочь избавиться от их визитов.
Пока я ехал к дому, подобные мысли вертелись в голове. Также я подумывал, что за такая важная для богини вещь может оказаться в Хранилище Знаний. Толковых версий на этот счет не было, и получалось, что меня в очередной раз прекрасный пол поймал на моем любопытстве. Взамен загадки Ленской, должной разрешится сегодня, пришла другая, без преувеличения божественная. Ничего, я умею быть терпеливым.
Припарковав «Гепард» под окнами столовой, я вышел из эрмика, но задержался у двери. Было из-за чего: возле ступеней стоял красно-бронзовый красавец «Елисей-8», и я догадался, что он — мамино приобретение. Да, модель добротная, дороже моего «Гепарда» почти на полторы тысячи, но мой стальной конь и побыстрее, и помощнее, и практичнее. «Елисей-8» дороже лишь за счет роскошной отделки салона и встроенного коммуникатора — маме коммуникатор ни к чему, но Майклу будет полезен. В общем, завидовать оснований у меня не имелось, да и не мое это. Когда на порог вышел Денис и, поприветствовав меня, спросил:
— Ну, как ваше сиятельство? Будете теперь с Еленой Викторовной состязаться у кого лучше?
— А чего здесь состязаться. «Гепард» гораздо быстрее и удобнее. Но Елена Викторовна любит шик. Так что каждому свое.
Хотя я спешил в театр, к маме я все же зашел. Поздравил ее с покупкой, чмокнул в щечку. Перебросился Майклом мнениями о «Елисее» и поспешал к себе. От англичанина отвязаться так быстро не получилось. Он увязался за мной, начал рассказывать о встрече с Тороповым, подробностях их разработки относительно графа Бекера — все то, что я уже знал из сообщения Геннадия Степановича. Безусловно, все сказанное Майклом было важно, и я бы счел полезным поговорить на эти темы, но слишком спешил. Мне нужно было принять душ, привести себя в порядок — хотелось перед Ленской выглядеть неотразимым. Поэтому с господином Милтоном я решительно распрощался у дверей своей комнаты.
Как обычно, к театру Эрриди я подъехал со стороны Новобронной — там всегда свободнее и больше шансов удачно поставить эрмик. Но сегодня даже на боковой стоянке оказалось тесновато. Причина — премьера спектакля «Тайны поместья Витте». Вышло так что, когда я подъехал, на узкой парковке осталось лишь одно свободное место, куда уже целил «Рысак», черный с красной полосой. Раскраска эрмимобиля весьма необычная, сделанная, наверное, на заказ, вызвала у меня улыбку. Такое сочетание цветов в почете у вампиров — так принято считать, и я не стану оспаривать это заблуждение.
Я проявил расторопность: успел занять свободное место проскочив в полуметре перед неповоротливым конкурентом. Когда я, погасив генератор, вылез из эрмика, владелец «Рысака» тоже покинул салон. При чем сделал это явно нервно, громко хлопнув дверью. Передо мной предстал франт лет тридцати пяти или даже постарше, одетый в угольно-черный сюртук английского кроя, в черной шляпе-котелке. Из его нагрудного кармана выглядывал уголок кроваво-красного платка. Ни дать ни взять стильное приложение к дизайну собственного эрмимобиля. Господин-вампир решительно шагнул ко мне, и по его вздыбившейся груди я понял, что он сейчас заорет.
— Да как ты смеешь! Ты малолетний наглец! Ослеп что ли?! Ты же видел, я там собирался парковаться! — с явным английским акцентом выдохнул он.
— Ты чего несешь, дядя? Я успел, ты — нет. Вопрос закрыт. А за «наглеца» могу по губам дать. Возможно ногой, — предупредил я, и наклонился, чтобы взять с заднего сидения охапку красных роз.
— Ты знаешь кто я?! — гневно процедил он.
— Полагаю, один из вампиров замка Витте? — я рассмеялся, оглядывая его забавный наряд.
— Я — Артур Голдберг, — едва ли не прокричал он. В следующий миг он догадался, что его имя мне ни о чем не говорит и добавил дрогнувшим голосом: — Я — сценарист сегодняшней премьеры и самых популярных постановок в Москве. Теперь ясно?!
— Молодец. А я — Саша Елецкий, — ответил я, не считая нужным бравировать графским титулом: — С дороги, сранный сценарист!
Он не сдвинулся. Тогда мне пришлось двумя пальцами свободной руки схватить его за нос и, слегка выкручивая его, помочь господину сценаристу, отойти в сторону. Вышло так удачно, что пока я его оттягивал в сторону, розы поцарапали ему физиономию.
Он что-то орал мне в след, угрожая, что меня вышвырнут из зрительного зала, и якобы вся грозная театральная труппа мне набьет лицо, а вампиры выпьют мою кровь и сгрызут кости, но я, не вслушиваясь в его истерику, направился к центральному входу в большое краснокирпичное здание. Меня интересовала только одна вампирша — виконтесса Ленская. Вот ей я бы позволил попить моей крови. Хотя она и без того ее потихоньку пила, придумав какую-то странную тайну.
Предъявив билет девушке в пепельно-сером парике с мертвенно-бледным лицом, я спросил ее:
— Родная, а если я ел чеснок, то с вампиршей можно целоваться?
Она рассмеялась в ответ, а я пошел через фойе, полное шума и суеты, поднялся по широченной гранитной лестнице на второй этаж, где так же было людно и немного душно. Оттуда по другой лестнице поднялся еще выше и пошел по пустому коридору к месту, где меня должны встретиться с моей возлюбленной актрисой.
Ждать не пришлось, Ленская появилась почти сразу как я спрятал букет в углу за шторой устроился на старом кресле. Она подбежала ко мне, взволнованная, розовая щеками, как всегда неотразимо милая.