Ваше Сиятельство 9
Шрифт:
— Я не совсем понял, Александр Петрович, получается вы с ним, — Романов возвел взгляд к потолку, к тем самым божественным фрескам, на которые поглядывал прошлый раз, — договорились? Нашли какое-то примирение? Это очень важно понимать сейчас.
— Боги не всегда однозначны. Надеюсь, что да, — я кивнул, хотя такой уверенности у меня не было. Боги заносчивы и упрямы. И Перуну эти грехи свойственны особо. У меня оставались большие сомнения, что из нашего разговора он сделает те выводы, на которые я рассчитывал. И тут мне пришла интересная мысль: подключить к этому вопросу Геру. Величайшая, если пожелает, гораздо лучше меня могла бы направить его мысли и стремления в верном направлении.
—
— Нет, обошлось, ваше высочество. Мы общались с императрицей, через два зала от Янтарного за закрытыми дверями. Вряд ли до гренадеров донеслись звуки происходящего. Хотя Громовержец поначалу говорил громко, — ответил я.
— Вы же понимаете, то, что произошло, возносит вас настолько, что Глория уже не будет видеть в вас покорного исполнителя своих интересов! Я бы даже сказал, что теперь она сама будет готова угождать вам! — на губах Дениса заиграла улыбка, словно он представлял, как все это может быть. — Если бы еще быть уверенным, что ваш конфликт с Громовержцем разрешен, то так и хочется сказать: Громовержец появился крайне вовремя! И что случилось дальше, Александр Петрович? О чем она отважилась говорить после всего этого? — не сдержал любопытства Романов.
И дальше, уже без всяких искажений, я пересказал цесаревичу разговор с императрицей. Разумеется, опустив все то, что касалось слишком личного между мной и Глорией. Как я и ожидал, Дениса Филофеевича эти новости еще больше разволновали и обрадовали.
— Курите, — сказал он, заметив, что я верчу в руке коробочку «Никольских». — А я немного подышу воздухом сада и подумаю, — Романов отошел к приоткрытой дери на балкон, отдернул штору.
— Все это очень хорошо! Очень! — сказал он вскоре, не поворачиваясь ко мне. — Я рад, что так вышло. Рад, что вы сумели довести до нее столь убедительные доводы. И вы совершенно правы: Глория — не глупая женщина. Как мать, она изо всех сил боролась за престол для своего сына. Ее заблуждение в том, что Эдуард, став императором, стал бы от этого счастливее. Конечно, ее как очень сильную женщину, привыкшую властвовать, подталкивала жажда собственной власти. Это все понятно. Очень хорошо, что она поняла свои заблуждения и бесполезность этой борьбы. Я буду рад забыть о всех наших прежних разногласиях. Еще больше этому будет рада моя матушка. Обещаю, с нашей стороны будут только добрые шаги по отношению к Глории. Она не будет ни в чем ущемлена и останется свободной в своем выборе: пожелает ли остаться при нашем императорском доме или куда-то переехать. Прошу все это ей передать. Лучше, если это сделаете лично вы, Александр Петрович. Я тоже поговорю с ней, но несколько позже, когда станет понятно, что наши отношения с ней потеплели и мы с ней готовы к подобным разговорам.
Мы поговорили о моей предстоящей миссии в Британии, попутно я дал послушать цесаревичу свежее сообщение с эйхоса Майкла Милтона, на которое я отвечал, заходя в кабинет.
— Я жду отчет о результатах нашей разведки в понедельник, — сказал Денис Филофеевич. —
— Представьте себе, ваше высочество, нет. Чтобы ни говорила Глория, я не доверяю ей на все сто. А миссия слишком серьезная, чтобы позволить возможную утечку информации. Я хочу, чтобы мой вылет в Британию остался в неведенье для всех или почти всех. Даже маме не скажу, — ответил я, подумав, что Елене Викторовне не говорить о предстоящем есть особая причина: она знает, что с моим вылетом будет связан успех или неуспех по вызволению Майкла. А я очень не хочу, чтобы ее терзало удвоенное волнение: за меня и за Майкла.
— И еще насчет помощи Глории — я немало думал над этим, — продолжил я. — Да, у нее, несомненно, там очень высокие связи и большие возможности. Но высокие связи в таких вопросах занимают много времени на согласование, и как правило недостаточно гибкие, не дают свободу в маневре и выборе средств. Поэтому, пусть Глория узнает о моей миссии, лишь когда миссия завершится. А пока… — я постучал пальцем по эйхосу, висевшему у меня на поясе, — пусть она думает, что я готовлюсь к встрече с людьми герцога Уэйна в Александрии или неважно, где еще. Нам нужно разыграть подготовку к такой встрече. Например, заказать копии пластин Свидетельств Бархума, причем этак наглядно. Проявить активность открытых агентов в Александрии, пустить полезные слухи, забронировать мне билеты на «Египетский Экспресс».
— Все это мы решим с князем Ковалевским и Анисимовым завтра же. А вам, Александр Петрович… — цесаревич отвлекся на тихий голос из говорителя, оповестивший: «Ваше высочество, к вам баронесса Стрельцова и виконтесса Ленская. Говорят, обязали приехать».
— Пусть заходят, — отозвался Романов и подняв ко мне взгляд продолжил: — Вам все-таки надлежит завтра же слетать на базу «Сириуса». Знаю, хотели вы от этого отвертеться, но надо. Ваше награждение там — уж так положено, должен его вручить князь Трубецкой.
— Награждение, простите, за что? — перебил я его.
— По совокупности заслуг: за помощь раскрытии заговора князя Козельского, и конечно, за вызволение Ольги Борисовны. Как прибудете на базу, хорошо подумайте о помощи, которую вам в Британии могут оказать люди полковника Бердского. Мне кажется, вы недооцениваете их — там прекрасные специалисты, в том числе очень сильные маги, — цесаревич повернулся к открывшейся двери.
В кабинет бодро вошла Элизабет, за ней несколько смущенно Ленская. Обе, приветствуя его высочество замерли, в глубоком книксене.
— Позвольте угадать, вы и есть так самая баронесса Стрельцова, — Романов безошибочно отличил англичанку, что сделать было вовсе не сложно.
— Да, ваше высочество! Стрельцова Елизавета Борисовна! — представилась Элизабет, хитровато глянув на меня.
— Ты самая боевая единица, служащая под началом графа Елецкого? — уточнил Денис Филофеевич, взяв ее руку.
— Она еще об этом не знает, — сказал я за Элиз, видя замешательство на ее лице. И добавил: — Не сомневайтесь, она будет рада узнать такую новость о самой себе.