Васил Левский
Шрифт:
— Что кончилось, Васил? — спросил спутник.
— Это я своим мыслям ответил. Вспомнилось мне, дружок, какую борьбу пришлось выдержать, пока мы добились того, о чем едем сообщить товарищам нашим.
Отдохнув в корчме деда Акима, к вечеру Левский приехал в Троян, город, вытянувшийся одной улицей вдоль реки. За домами — гряды пологих гор, заросших буковыми и ореховыми лесами, сливовыми садами. Слива, меховой колпак, островерхая шапка и гончарные изделия прославили Троян. Нет вкуснее чернослива, чем из троянских садов. Нет изящнее и добротнее глиняной посуды, чем та, что делают троянские гончары. А без троянского колпака разве выйдет на улицу уважающий себя болгарин?
В ту же ночь в хане Василия Спасова, здешнего
— Друзья! Чудесное известие привез я вам. Решено созвать собрание представителей всех революционных комитетов, чтобы выработать единую программу, принять устав нашей организации, сплотить все наши силы.
— Значит, договорились! — послышался удовлетворенный возглас.
— Договорились. Они приняли наше требование, чтобы большинство представителей было из Болгарии, а мы согласились с их доводами, что целесообразнее провести собрание в Бухаресте, где меньше опасности. Теперь вам надо выбрать своего делегата.
Весь следующий день Левский провел в Трояне, у члена комитета Ивана Маркова. Город праздновал крещенье. Всюду слышались голоса подвыпивших людей. В дом Маркова ввалилось человек шесть-семь поздравить хозяев с праздником. Марков угостил их вином. Один из пришедших захмелел и провозгласил тост за болгарских революционеров. Левский, чтобы предотвратить возможную неприятность, провозгласил здравицу султану. А когда все ушли, он сказал Маркову:
— Поэтому я и запрещаю моим последователям пить вино. Пьянство — самый большой враг человека. Он© многие семьи сделало несчастными. Этот порок особенно плохо отражается на тайных делах. Я всегда говорил и сейчас повторяю, что вновь посвящаемые в наше дело должны давать клятву воздерживаться от употребления спиртных напитков. Видели, что вино сделало с тем молодым человеком? Он сболтнул что не надо. Хорошо, что никто не обратил внимания. Красный Петко и белая Рада [54] никогда до добра не доведут.
54
Красный Петко и белая Рада — виноградное вино и водка.
Из Трояна Левский возвратился в Ловеч. Отсюда он продолжает подготовку к собранию: пишет, какими качествами должны обладать представители комитетов, торопит собирать деньги на поездку делегатов, требует держать все в строгой тайне.
Письма его того периода насыщены заботой о воспитании в рядах бойцов за освобождение высоких качеств революционеров-патриотов.
«Мы желаем всем соучастникам в нашем святом народном деле, — пишет он членам Орханийского комитета, — быть верными и постоянными в движении к цели, чтобы они говорили себе: «Лучше честная смерть, чем бесчестная». И действительно, кто постоянен до конца, для того уготована неописуемая радость, большой дар — признательность болгарского народа. Сейчас то время, когда каждый может себя проявить. Некоторые говорят: «А если я умру?» На это мы отвечаем: имя его навеки останется живым, заслуги его будут помнить дети И внуки. Следовательно, чтобы заслужить этот святой дар (признательность народа), надо жертвовать всем и даже собой... Для того честного болгарина, который понял и видит муки и неволю нашего народа, сердцем своим чувствует горячие и кровавые слезы наших обесчещенных тиранами матерей, братьев и сестер, для того нет страха, а смерть — утешенье и душеспасенье... Кто не действует таким образом, тот не болгарин, не христианин, не человек».
В Ловече Левский получил письмо от группы молодых болгар, только что вступивших в ряды борцов за народное дело. Левский пишет им в ответ: «Братья! Возродить нашу славную державу, освободить ее от проклятых агарян (турок, иноверцев.—
Покажите себя достойными, верными и неустрашимыми во всех отношениях! Смелее, братья! Вперед! Ваше участие в народном деле сделает ваши имена неизгладимыми в истории нашего народа».
Ангел Кынчев, находившийся в то время в Ловече, делит с Левским все его труды. Молодой революционер (тогда Кынчеву шел двадцать второй год) быстро завоевал доверие организации. Через три месяца после приезда в Болгарию он уже выполнял самостоятельную работу комитетского уполномоченного, то есть то, к чему так рвался Обшти.
Левский — Кынчев. В них было что-то общее. Оба они беззаветно любили родину и посвятили ей себя с юношеских лет. Оба они были кристально-чистыми и возвышенно-мечтательными, внешне мягкими, но волю имели несгибаемую.
Оба они были красивы мужской красотой. Оба среднего роста, статные, сильные. Но лицо одного освещали ласковые и ясные голубые глаза, на лице другого, Кынчева, горели большие карие очи и над властным ртом свисали пышные черные усы.
Как и Левский, Кынчев был человеком веселого нрава, любил песню и людей. Левский, тайно пробираясь в Бухарест со сведениями об организации революционных комитетов, вез с собой в подарок Каравелову разузоренные трубки, причудливые изделия балканских горцев. Кынчев, возвращаясь с тайного собрания, репетировал с ловечской молодежью пьесу.
Много могло бы дать болгарскому народу содружество этих двух его сынов. Но они оба шли над пропастью. Кынчев первым сорвался в нее...
В конце февраля Кынчев проводил Левского во Фракию, а сам, как было условлено, отправился в Русе, чтобы оттуда выехать в Румынию и заняться подготовкой к встрече делегатов.
О том, что произошло дальше, рассказал Захарий Стоянов в своих «Записках о болгарских восстаниях».
5 марта 1872 года на пристани в городе Русе собрались толпы горожан. В тот день ждали приезда новоизбранного болгарского экзарха Антима. Турецкий пароход «Сейре», совершавший рейсы между Русе и румынским городом Гюргево, готовился к отплытию. Было около половины одиннадцатого по турецкому времени. Густая толпа у пристани расступилась, чтобы дать дорогу румынским офицерам и их дамам, направлявшимся на пароход. К ним пристал и Ангел Кынчев, быть может, с той целью, чтобы пройти незамеченным среди людей в блестящих мундирах.
Кынчев прошел мимо стражников, подал свой красный пассажирский билет турецкому начальнику и уже собирался подняться на пароход, как вдруг турок остановил его и приказал предъявить паспорт. Паспорта у Кынчева не оказалось, и турок повел его в канцелярию, где выдают паспорта отъезжающим.
Не прошло и десяти минут, как внимание толпы было привлечено к паспортному отделу несшимися оттуда криками: «Держи его, держи!» Люди увидели бегущего человека, преследуемого турецкими жандармами. Это был Ангел Кынчев. Он бежал к пристани, предполагая, очевидно, в последний момент вскочить на пароход. Но... увидя себя окруженным — справа берег Дуная, слева вода, позади и впереди жандармы, Кынчев остановился и выхватил из-под пальто револьвер.
Раза три-четыре спускал он курок, целясь в жандармов, но выстрела не последовало. Тогда Кынчев, крикнув: «Да здравствует Болгария!», вложил ствол револьвера в свой пересохший рот...
Трагическая гибель Кынчева потрясла болгарских патриотов. Любен Каравелов написал в некрологе: «В Русе, 5 марта, погиб Ангел Кынчев, родом из Трявны, 21 года от роду. Кынчев покончил самоубийством, чтобы избавиться от турецких мук, которые ему приготовили Ресим-паша и наши проклятые кровопийцы Петраки Златев, Иван Чорапчиев, Сапунов и другие. Кынчев был умным и образованным молодым человеком и горячим патриотом. Вечная ему память!»