Васил Левский

Стекольников Александр Яковлевич

По вечерам, пока Левский жил В Бухаресте, собирались у Каравелова. Долгие часы лилась задушевная беседа. Иногда Левский пел. И тогда не раз Каравелов выскакивал из-за стола и целовал его. Левский же любил слушать, когда Каравелов рассказывал что-либо из истории болгарского народа, о своей жизни среди русских и сербов. Сам он не был словоохотливым, больше молчал, но когда увлекался разговором о народных делах, становился столь красноречивым, что очаровывал своих слушателей, вспоминал не раз присутствовавший на таких вечерах Никола Обретенов. По его словам, Левский не любил роскоши, но всегда бывал хотя и скромно, но аккуратно и прилично одет. Человек железной воли, весь нацеленный на одно дело, очень скромный,

он всегда был весел, и песня не сходила с его уст. В отношениях с людьми он был учтив, любезен. Наталия Каравелова после общения с Левским в течение этих двух месяцев «ни о ком другом, кто стоял близко к ее мужу, не говорила с таким восторгом, как о Левеком, которого иначе не называла, как человек-сила».

Таково было его обаяние. Раз к нему приблизившись, человек честный, человек чистый не мог от него оторваться. Его уважали даже враги.

Дела приближались к концу. Пора возвращаться. Центральный революционный комитет на основе решения конференции выдал Левскому полномочие на Право представлять его в Болгарии:

«Предъявитель сего, известный вам до сих пор под именем Аслан Дервишоглу Кырджала (В. Л-ский), именем, которое, смотря по обстоятельствам, он может менять, предварительно сообщив вам об этом, наделен Болгарским центральным революционным комитетом всеми полномочиями действовать всюду среди болгар для нашего народного дела, касающегося освобождения нашей дорогой отчизны Болгарии. Это же лицо представляет Болгарский центральный революционный комитет, и оно может предпринимать любые действия, разумеется, в рамках устава.

Печать БРЦК.

Это лицо, имеющее мандат Болгарского центрального революционного комитета, наделено правами осуществлять все мероприятия, предписываемые уставом, в том числе и налагать взыскания на членов болгарских местных революционных комитетов, которые провинятся, и наказывать изменников родины, деятельность которых направлена во вред нашему народному делу».

Согласно этому документу Левский в своем лице представляет Центральный революционный комитет «всюду среди болгар». Иначе говоря, Центральный комитет находится там, где Левский, где творится дело национальной революции, то есть в Болгарии.

Получив удостоверение, Левский принес присягу действовать по уставу и поклялся «перед нашим отечеством Болгарией точно исполнять свои обязанности».

Факсимиле присяги Левского.

Все дела закончены. Можно было бы и ехать. Но оставалось неосуществленным одно желание: повидаться с так полюбившимся ему Христо Ботевым. Выезжая в Бухарест, Левский «всем сердцем и душой желал увидеться со своим приятелем», о котором «постоянно расспрашивал», — сообщал Киро Тулешков в своих воспоминаниях. Но по приезде Левский узнал, что Ботев заключен в румынскую тюрьму в городе Фокшаны. Левский добился, чтобы Каравелов и Ценович взяли Ботева на поруки. Но повидаться с Ботевым так и не удалось. У него не оказалось денег на поездку в Бухарест, а Левский больше ждать не мог.

27 июня он приехал в Турну-Мэгуреле, к верному своему соратнику Данаилу Попову. Три дня прожил он с ним. Им было о чем говорить. Проведено собрание, от которого так много оба ждали,. И ожидание их не обмануло. Разрешены так долго тревожившие идейные и организационные вопросы, принята политическая программа, в которой сформулированы задачи революционной организации, принят устав, определивший место, права и обязанности каждого комитета, каждого

его деятеля, ликвидирована двойственность в руководстве, что служило источником недовольства в кругах эмиграции.

Все препятствия на пути роста организации расчищены. Теперь — за работу!

30 июня Левский пишет в Бухарест члену ЦРК Киряку Цанкову:

«...Сегодня выезжаю в Пикет [55] . Прощайте, прощайте, прощайте».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

НА ПОДЪЕМЕ

Утро 1 июля Левский встретил на родной земле. Стоит Оряхово на высоком, берегу. За широким Дунаем виден тихий румынский городок Бекет, откуда он только что прибыл. На юге до самой Стара Планины стелется Дунайская равнина — волнистая, холмистая. Вокруг, куда ни глянь, виноградники да фруктовые сады. За ними обожженные солнцем нивы. А над всем — небо чистое, высокое.

55

Пикет — румынский городок Бекет на берегу Дуная.

С полей и садов льется песня. Но не звенит она буйной радостью, не слышно в ней беззаботного наслаждения чарующей красой. Болгарская песня отмечена печатью скорби и печали. В ней вопль народной души, уже пятый век изнемогающей в борьбе с тяжкими бедами и страданиями.

И разговоры всюду одни: о горе и нищете. И надежда одна, высказываемая робко: придет ли когда избавление, какой сказочный герой принесет его? Рабство так задушило, что в свои силы люди перестали верить. Ярмо раба прижимает к земле, не дает выпрямиться, расправить плечи, скинуть чужой и мерзкий груз.

Но надежда — ее никому не убить — она живет, она воплощается в сказанья о скором пришествии избавителя.

«Новость. Среди болгар здесь повсюду говорят, что придет с Запада человек с лучистыми глазами и он освободит Болгарию», — сообщает наутро Левский в Бухарест.

Но он знает — это плод народного чаяния. Только в сказке, рожденной мечтой, герой приносит избавление. Жизнь сурова. В ней новое рождается в муках и крови. И Левский тут же приписывает: «Спешите с оружием, шлите его как можно больше».

Оружие! Теперь, когда есть организация, оружие — это главное, что нужно для освобождения. Не вынося никакого решения о сроке восстания, делегаты конференции пришли к единодушному мнению: «Комитет прежде всего должен позаботиться о ввозе оружия в Болгарию. Нужно готовить народ еще три-четыре года, с тем чтобы, когда он поднимется, он не складывал оружия до тех пор, пока не освободится».

В комитеты летят письма Левского, требующие вооружаться и вооружаться. «Нужно, чтобы всякий член комитета обзавелся лучшим оружием. Сообщите, сколько человек имеется вокруг вас, которые хотят приобрести такие ружья, которые мы осмотрели и одобрили для нашего дела. Чем больше закажут, тем дешевле они нам достанутся...»

Нужны люди, которые научили бы обращаться с оружием, сумели повести в бой отряды повстанцев. Левский просит Любена Каравелова связаться с сербским правительством и добиться от него согласия на подготовку болгарских военных кадров. «Мы нуждаемся в народных руководителях на поле брани и просим сербов предоставить нам сто пятьдесят — двести мест в своем военном училище. За это болгарский народ будет им признателен. А если последует неудача, то будем искать в другом месте, а если вообще отовсюду будет отказано болгарину в помощи, то и тогда мы не бросим своего дела...»