Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие
Шрифт:
Да за такое… Нет, товарищи, явно «стремление потрафить заграничному журналу или газете зашло очень далеко»! А мы их в Парижи и Бонны отправляли. Столько печатали. Всё.
Публикации для «шестидесятников» закончились. За исключением покаянных писем. Вообще все тексты, казавшиеся редакторам хоть сколько-нибудь «сомнительными», задерживались, возвращались на доработку, а то и вообще рассыпались. Порой под горячую руку попали авторы, о коих в Георгиевском зале и не вспоминали. Скажем – Лидия Чуковская. Издательство «Советский писатель» отказало ей в публикации уже принятой
Короче, всё встало на свои места.
Никаких публикаций. Никаких выступлений. Никаких загранпоездок. Марш в Анадырь! И Вознесенского, и Рождественского туда же. И Аксенова…
3
А кстати, товарищи, где Аксенов?
Что-то не видать его на собраниях, а его покаянных заявлений – в печати. Может, выпал в осадок? Слег? Спятил? Спрятался? Рванул в бега?
– А он, товарищи, в Аргентине, – шептали в ответ знающие люди. – Где небо южное так сине. Где женщины как на картине. Танцуют все танго.
– Да вы чего? Вы чо – того? Ведь дней всего лишь семь всего тому назад топтал его Никита… Какая Аргентина? Скорей уж гильотина… У нас в таких случаях шлют в других направлениях. А оттуда, уж будьте покойны:
Корабль, груженный каучуком,
В Лас-Пальмас больше не придет.
А вот это вы зря. Он сейчас как раз в Лас-Пальмасе и «зажигает». А точнее, в – как его? – Мар-дель-Плата. На кинофестивале. «Коллег» туда повез. С Васей Ливановым. Что-что?
В квартирке Аксенова звонит телефон: Василия Палыча, будьте любезны.
А жена его Кира в ответ: в отъезде. Василия нет.
– Как это – нет? Да где ж он ныне?
– А в Аргентине.
На другом конце провода – стоны и ужас. Кто пустил? Вернуть! Вернуть! Поздно.
Вот то-то и оно… «Улетаем мы, друзья, в далекий путь…» И вот уже он – через Париж да Дакар, да Рио-ж-де-Жанейро (!!!) – мчит до Буэнос-Айреса и там резвится c Марией Шелл, Орсоном Уэллсом, Чаком Полансом и прочими актерами, режиссерами, сеньоритами и сеньорами нездешних полушарий. Вроде титана мясной индустрии Сиракузерса и бражки профессоров и генералов. К его услугам итальянская мамба, бразильская самба, кругосветная румба, аргентинская пампа и фестивальная помпа, ура, салют и конфетти. Короче – другая планета. «Джонни Уокер», мартини-драй и весь аргентинский тропический рай. Карнавал, маскарад и блестящий парад. Ну погоди, вот вернешься взад… А куда денешься?
Впрочем, это путешествие стало не только временем утех и развлечений, но и оставило место для размышлений и решений, дало срок не торопясь всё обдумать. По зрелом же размышлении выходило просто: как ни кинь – всюду клин: не ЦК, так Минкульт, не Минкульт – так СП: всё едино – перед лицом своих товарищей торжественно придется обещать: больше не буду. И фигу в кармане при этом сжимать. И лезть ей на свет не давать. Короче, Василий, садись за машинку и долби про ответственность перед народом. Твою. В «Правде» статью эту ждут, аж почесываются. В «Юности», кстати, тоже. Главный редактор Борис Полевой очнулся от «оттепельных» чар и, прям
Ведь ему же главный писатель Марков Георгий уж пожелал, чтоб «редакторский карандаш не дрожал». И он свой карандаш заточил. А вот рука Аксенова дрожала ли, когда он писал, – не знаю. Но 3 апреля в первой газете страны вышла его статья «Ответственность».
«…Все мы… по-новому и гораздо шире поняли наши задачи в борьбе коммунистической и капиталистической идеологий… Особенно важно было понять это нам – молодым писателям. И не только потому, что некоторые (в том числе и я) подверглись суровой критике, но… чтобы укрепить свой шаг в общем строю и свою зоркость… Для того, чтоб лучше писать».
Понятное дело. Иначе и быть не могло. Ведь эта «встреча стала этапным пунктом в дальнейшем развитии советской литературы. Шел товарищеский, нелицеприятный, серьезный разговор… обсуждались узловые проблемы идеологического и эстетического порядка». Осуждались формализм и легкомысленность. А потом еще и «на пленуме прозвучала суровая критика неправильного поведения и легкомыслия, проявленного Е.Евтушенко, А.Вознесенским и мной. <…> Еще легкомысленней было бы думать, что сегодня можно ограничиться признанием своих ошибок. Это было бы не по-коммунистически, не по-писательски…
Я считаю, эта критика была правильной».
Подобный текст – «Ответственность перед народом» – напечатала «Юность».
В этих статьях всё правильно. Всё очень по-советски. Так, и никак иначе, только и мог вести себя «шестидесятник» – не писатель-подпольщик, не готовый на жертву антисоветчик, не идейный борец с коммунизмом, вроде уже сидевшего в тюрьме издателя самиздатовского журнала «Синтаксис» Александра Гинзбурга, а «противоречивый советский прозаик, находящийся в творческом поиске». Главное – соблюсти формальности. Написать понятные им слова. Чтоб отстали. Чтоб конец пришел опале. Чтоб спокойно писать. Чтоб на «Ленфильме» не закрыли картину «Когда разводят мосты», чтоб какое-то время не занимать по знакомым деньги…
Это многое объясняет. Например, такие слова: «Меня вдохновляет оптимизм нашей марксистско-ленинской философии. Наш светлый и мужественный взгляд на мир – это главное, что объединяет все поколения советских людей <…> Я никогда не забуду обращенных ко мне… слов Никиты Сергеевича: "Работайте. Покажите своим трудом, чего вы стоите"».
Состояние, испытанное Аксеновым, боксеры зовут грогги – средней силы вырубон. Рассыпанность. Когда не только зал в глазах троится и четверится, а ты сам пятеришься внутри.
Он не забыл. Ни слов. Ни криков перекошенного зала. Ни воздетых кулаков владыки. Тот орал: покажите! Аксенов – показал.
4
Оттепель, март, шестьдесят третий,
Сборище гадов за стенкой Кремля,
Там где гуляли опричников плети,
Ныне хрущевские речи гремят.
Всех в порошок. Распаляется боров.
Мы вам устроим второй Будапешт!
В хрюканье, в визге заходится свора
Русских избранников, подлых невежд.