Василий Блюхер. Книга 1
Шрифт:
После ужина Клавдия указала Василию на кровать:
— Разбирайся! Спать будешь здесь.
До утра Василий проспал непробудным сном.
Дни потекли медленно, скучно, не суля никаких надежд. С утра Василий уходил из дому, бродил по городу. Любил постоять у здания университета на Воскресенской улице. С какой радостью он перешагнул бы порог и сел бы за парту, ведь у него за плечами всего-навсего церковноприходская школа. С благоговением смотрел на памятники Лобачевскому и Державину, досадуя, что бедность заставила продать себя в рабство
Однажды, когда он возвращался домой, его остановили два черноглазых мальчика.
— Дяденька, — не без робости сказал один из них, — смастерили бы нам револьверы.
По лицу Василия скользнула добрая улыбка.
— Из чего?
— Дерево мы вам принесем, но только вы сделайте всамделишные, вы ведь солдат.
— Да вы почем знаете, кто я и где живу?
— Знаем, у тети Клаши.
Вывернуться никак нельзя было, да и стоило ли — досуг весь день.
— Ладно, сделаю, но только не судите строго, если коряво выйдет.
На другой день ребята принесли две деревянные чушки и фольгу.
— Вы наши револьверы оклейте серебряной бумагой. Настоящие будут.
Василий смотрел на них и завидовал: вот она, детская беспечность!
— В школу ходите? — поинтересовался он.
— Денег нет, — грустно сказал меньший паренек.
«Значит, и у детей свои беды, — подумал он, — даром позавидовал им».
— Тебя как зовут? — спросил он у старшего.
— Сергей Максимов.
— Грамоту знаешь?
— Читаю, дядя Антон обучил.
— Вот как! — неопределенно буркнул Василий, осматривая чушки. — А кто это дядя Антон?
— В нашем доме живет, через дорогу. Все его студентом зовут. Хороший дядя, но уж больно худой, всегда кашляет и рот тряпочкой затыкает.
Василий долго возился с чушкой, строгая ее своим перочинным ножом. К вечеру удалось сделать один револьвер, а на другой день ребята, получив подарки, собрались уходить, но Василий задержал их:
— Сведите-ка меня к дяде Антону.
— Идемте, мы вам покажем, где он живет.
Они повели Василия через дорогу, вошли в узкий дворик и показали на ветхую лестницу, завалившуюся на один бок.
— Идите наверх, а потом все прямо и прямо до конца.
В коридоре кромешная тьма. Василий ощупью добрался до дверей, наткнувшись прямо на ручку. Постучал. Дверь отворилась. На пороге показался в старой студенческой куртке с медными пуговицами, но без наплечников, обросший бородой и усами высокий человек, глядя поверх пенсне.
— Чем могу служить? — поинтересовался студент, оглядывая незнакомого солдата с головы до ног. — Вы, очевидно, ошиблись адресом?
— Мне нужен Антон… — Василий запнулся, не зная отчества и фамилии, но его выручил сам студент.
— Иванович Нагорный, — добавил он.
— Так точно, — отчеканил Василий и по привычке отдал честь.
— Милости прошу!
Нагорный закрыл за Василием дверь, пододвинул ему табуретку, а сам сел на железную кровать, на которой, кроме набитого сеном тюфяка, ничего не было.
— Нуте-с, — сказал Нагорный, рассматривая кресты и медали на Васильевой шинели, — я вас слушаю.
Василий
— Говорите, сударь, — поторопил его Нагорный.
Василий набрался смелости, почесал мизинцем маленькие усики, которые он оставил после бритья, вздохнул:
— Хочу учиться!
— Похвально!
— В тысяча девятисотом году кончил церковноприходскую школу. И все! А человеку нужно образование. Вот я и пришел к вам за помощью.
Нагорный улыбнулся, сложил руки лодочкой и стал согревать их своим дыханием.
— Кто же это вас, позвольте узнать, направил ко мне?
— Ребята с вашего двора. На прошлой неделе я из лазарета вышел, почти полгода в нем провалялся, а теперь поселился у одной женщины, она через дорогу живет. Третьего дня ребята просили меня смастерить им деревянные револьверы. От скуки я и согласился. Разговорился с ними, а они рассказали, что дядя Антон их грамоте обучил. Дай, думаю, зайду, попрошу образованного человека…
— На фронт когда возвращаетесь? — перебил Нагорный.
— Не способен больше воевать. Белый билет выдали.
Свыше трех часов просидел Василий у Нагорного, рассказывая о своей жизни. Нагорный внимательно слушал, задавал иногда вопросы и пришел к заключению, что солдат заслуживает того, чтобы с ним заниматься.
— Нуте-с! — произнес он свое привычное словцо. — Завтра же начнем занятия, а учебники я вам дам.
Прощаясь, Василий снова отдал честь и сконфуженно закончил:
— Антон Иванович, я скоро пойду работать на завод и с первой же получки вам заплачу.
— Сочтемся, Василий Константинович, — оборвал Нагорный и крепко пожал ему руку.
— Ты что надумал? — строго пристала Клавдия, узнав от Василия, что он ходил к Нагорному и тот обещал заниматься с ним и подготовить за восемь классов гимназии. — Студент под надзором полиции, политический…
Василий спокойно пожал плечами:
— Мало ли что политический?! Человек живет в холоде, нужде, никому вреда не делает, мне помочь хочет.
— Не нужна его помощь, — раздраженно пояснила Клавдия, как будто имела на Василия права.
До войны муж ее повздорил с Нагорным. Случилось это в день святителя Николая-чудотворца. Собралась Клавдия с мужем в церковь. Вышли на улицу, повстречали Нагорного. Студент из вежливости первый снял шляпу. «Здрасьте, говорит, Никодим Николаевич! Здрасьте, Клавдия Капитоновна!» Никодим Николаевич раздраженно спросил: «Неужели в такой день, Антон Иванович, так пресно здороваются?» А Нагорный ответил: «Вы что, особенный человек?» Слово за слово, и повздорили. С тех пор перестали раскланиваться, а люди меж собой говорили, что Никодим Николаевич написал приставу их части донос на Антона Ивановича. Ночью к Нагорному нагрянула полиция с обыском, но ничего не нашла. Когда началась война, Никодима Николаевича мобилизовали и послали на фронт. Перед уходом он попрощался со всеми соседями, только к Нагорному не зашел, — видно, стыдно было человеку в глаза посмотреть, а Клавдия по сей день проходит мимо него, словно не замечает.