Василий I. Книга вторая

Дедюхин Борис Васильевич

Юрик вскинул испуганные глаза:

— Нет, не скажу… Николи не врал тебе и впредь не собираюсь.

Василий прощающе приобнял брата.

Вдвоем поднялись на красное крыльцо, вдвоем же, без свидетелей, продолжали разговор. Тогда не выдержал, повинился Юрик, что не раз и не два забирался в великокняжескую сокровищницу, вынимал дрогнувшею рукою отцово завещание, писанное на пергаменте, скрепленное серебряной с позолотой печатью, читал-перечитывал духовную грамоту, пытаясь понять скрытый смысл ее. Кому из братьев что принадлежит, у кого какие жеребья, его мало интересовало, хотя и удивляло, почему это отец обидел своего пятого сына — Ивана, который получил по завещанию совсем ничтожную долю: две волости — «Раменское с бортями и что к нему потягло, да Зверьковское село с Сухоньским починком» и одно еще село Сохна. Правда, при этом отец зачем-то добавил: «А в том уделе волен сын мой князь Иван, который брат до него будет добр, тому даст», — значит,

может свободно распоряжаться Ванька своим уделом, а вот другие, получившие большие города и многие веси, права такого не имеют, они все, в том числе и великий князь Василий Дмитриевич, находятся во власти матери, великой княгини Евдокии Дмитриевны. Зачем так решил отец? Но больше всего волновала Юрика в духовной Дмитрия Донского такая запись: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини». Нет, не то чтобы Юрик мечтал стать поскорее великим князем — нет, нет, упаси Бог, он любил Василия и все будущее свое связывал с ним. Но хотелось понять: почему отец переписал за несколько дней до смерти духовную и предусмотрел, в случае если «отымет Бог сына», следующего брата его, а не сына, который у Василия родится? Значит ли это, что отец был против брака Василия с литовской княжной? И Юрик насмелился сейчас задать этот страшный вопрос брату впрямую.

— Так и есть! — ответил Василий с разоружающей открытостью. — А чтобы не терзался ты сомнениями, я тебе грамотку покажу, которую и ты скрепишь. Жуковина-то княжеская у тебя с собой? Да, вот и хорошо, что догадался захватить.

— Я не догадался, это Данила твой…

— Верно, верно, я ему наказывал. Пошли.

Городская казна хранилась в патронованной церкви — в Успенском соборе, а сокровища великого князя в домовом храме — Благовещения на сенях. Спустились вдвоем в ее подклеть. На рундуке, обитом снаружи золоченой кожей, лежали разные меха, дорогие ткани, серебряные и золотые сосуды. Над рундуком крепилась к стене наглухо сама казенка — ящик из толстых липовых досок. Василий отпахнул дверцу, достал пергамент и передал его брату.

Прежде чем начать читать, Юрик рассмотрел привешенные на лицевой стороне печати — одна черного воска, великокняжеская, с изображением ездеца, вторая желтовосковая, с серпуховским петухом.

— И еще одну, твою, сейчас подвесим, — весело говорил брату Василий. — Что у тебя на ней, воин с мечом и щитом? Хорошо. Чти.

— «На семь, брат молодший, князь Владимир Андреевич, — послушно начал Юрик чтение докончания великого князя Василия Дмитриевича с князем серпуховским и боровским Владимиром Андреевичем, — целуй ко мне крест, к своему брату старейшему, к великому князю Василию Дмитриевичу, и к моему брату молодшему, ко князю Юрию Дмитриевичу, и к моей братье молодшей. Иметь тебе меня, князя великого, братом старейшим, а брата моего, князя Юрья, братом, а братью мою молодшую братьями молодшими, — Юрик приостановился, еще прошелся глазами по строчкам, в которых он назван равным с Владимиром Андреевичем братом, продолжал с воодушевлением: — А добра ты нам должен хотеть во всем, в Орде и на Руси. А что ты слышев о нашем добре или о лисе [11] от крестьянина или от поганина, то ты нам поведаешь в правде, без примышления, по целованию, без хитрости. А держать тебе меня, князя великого, брата своего старейшего, честно. А нам тебя держать в братстве и в чести, без обиды. А кто будет нам друг, то и тебе друг. А кто будет нам недруг, то и тебе недруг. А тебе, брат, не кончивати [12] ни с кем без нашего ведома. А нам тако же без твоего ведания…» Знатно ты его взнуздал! — расплылся в улыбке Юрик.

11

Лиса — лукавый человек, корыстный льстец.

12

Кончивати, взяти докончание — заключить договор или мир.

Дальше продолжал чтение молча, изредка вставляя свои замечания по существу тех условий, которые Василий обговорил со своим дядей в Симоновском монастыре при Сергии и Федоре и которые без изменения вошли в текст докончания.

— А зачем ты пишешь: «Найдем Ржеву, будет Ржева твоя»?

— Видишь ли, как ты знаешь, роднюсь я с Литвой, чтобы с ее помощью бороться с Ордой. А дядя пусть мечом своим хранит наши западные рубежи. Для этого я ему и жалую Торжок и Ржев.

— Так они же не наши?

— Будут нашими.

— Ну, брат, ты и хитер! — искренне восхитился Юрик и снова уткнулся в пергамент. Самый конец докончания ему так понравился, что он его еще и вслух прочитал: — «А на сем на всем, брат младший, князь Владимир Андреевич, целуй ко мне крест, к своему брату старейшему, к великому князю Василию Дмитриевичу, и моему брату молодшему, ко князю Юрью Дмитриевичу, к моей братье молодшей вправду, без всякой хитрости». Знатно! — снова заключил Юрик и заверил искренне и очень пылко — Брат! Всегда буду при твоем стремени!

Через неделю в сопровождении многоумных ближних бояр московских и галицких Юрий отправился в Сарай самым кратким верхоконным путем.

6

Зря все-таки Владимир Андреевич обижался на великокняжеских бояр: не хотели, не думали они его стеснять. Он, очевидно, и сам понял это. Во всяком случае, на похоронах Ивана Родионовича Квашни, когда отпевали его в монастыре Святого Спаса на Всходне, он не сдержал слез, низким поклоном простился со славнейшим боярином, предводительствовавшим на Куликовом поле Костромским полком. И к другим боярам перестал он ревновать, разве что одного Данилу Бяконтова недолюбливал.

Решался важный вопрос: кого послать за невестой Василия, литовской княжной Софьей, в заморье, к немцам? Там, в чужедальней стороне, в каком-то Марьином городе обитался сейчас Витовт, гонимый судьбой; обиженный тем, что Ягайло назначил своим наместником в Литве не его, а Скиргайло, он вновь перешел из православия в католичество, чтобы заручиться поддержкой немецкого ордена в борьбе со своим вероломным двоюродным братом, нацепившим на голову польскую корону. Немецкие рыцари обещали ему содействие и дружбу, однако на всякий случай взяли в заложники двух его малолетних сыновей и брата Кондрата Софья тоже вынуждена была поехать с семьей в немецкие земли, хотя заложницей не являлась ввиду ее женского пола). Все эти сведения Василий получил от польского посла Августа Краковяка, причем получил своевременно, и последующие события подтвердили их достоверность. Так, Август сообщал, что весной Ягайло решил захватить Псков и Великий Новгород, и в мае войска Скиргайло и Семена Лугвеня уже стояли в Полоцке. Василий попросил Августа довести до сведения Скиргайло твердое решение московского великого князя породниться с Витовтом. Скиргайло немедленно остановил поход и помирился с Витовтом, который уже осенью встал на путь прямой борьбы против польского короля. А Август получил от Василия в подарок тяжелый серебряный слиток.

Владимир Андреевич согласился, что возглавить русскую посольскую свиту к Витовту должен Селиван Борисович, внук Боброка-Волынского! И против двух Александров — Белеута и Поля — не возражал, но вот посылку Данилы Бяконтова не одобрял.

Серпуховской знал Данилу давно, он помнил слишком хорошо дядю его — высокочтимого на Руси митрополита Алексия, сына бояр Федора и Марии Черниговских [13] , На глазах Серпуховского рос митрополичий племянник, который тоже Бога возлюбил всей душой, заповеди его хранил в душе, это — да, это, наверное, так, однако не захотел же по примеру дяди постричься в иноческое житье, не захотел, как дядя, оставлять отца и мать, братьев и сестер, всех ближников и друзей, и игрища, и всякое другое мирское пристрастие — да, не захотел, а обязан был бы пойти по стопам дяди своего. Вообще, поведение Данилы постоянно настораживало Владимира Андреевича, недоволен он им был, а может, и излишне пристрастен, зная, что уж очень многое позволяет Даниле великий князь. По праву давней дружбы Бяконтов иной раз вместо князя великого, ничтоже сумняся, решение принимает, дерзок и непочтителен к людям нарочитым, в том числе и к Владимиру Андреевичу. Василий сам видел, что излишне постельничий его самоуверен и самонадеян, однако не считал это большим грехом, а в преданности его нимало не сомневался, потому-то послал Данилу сначала одного к Витовту, чтобы предупредить приезд других знатных бояр, все подготовить.

13

Митрополит Алексий — до пострижения боярин С. Ф. Бяконт.

— Нельзя давать такому человеку произвол действия, — недовольно проворчал Владимир Андреевич. — Ему дашь волю, а он и две возьмет.

Как в воду смотрел Серпуховской…

7

Данила отправился на чужбину с большой готовностью, преисполненный усердия и прилежания, чтобы все исполнить, как угодно великому князю Василию Дмитриевичу.

Однако, видно, перестарался он: только-только отправились бояре из Москвы к литовской границе! а Данила уже назад заявился. Вид имел весьма прискорбный, хотя и пытался вначале держаться вполне самовластно, сказал великоречиво:

— Я не удивлюсь, княже, если ты не захочешь мне поверить, потому что и сам еще не могу пережить изумления.

Выяснилось, что Витовт с позором выпроводил Данилу из своей резиденции, да еще лишил его всей наличной казны, которая была у него немалой: Василий щедро снабдил в дорогу своего доверенного золотом и серебром.

— Как же это случилось? — спросил Василий.

Бяконтов потупился:

— Я человек мизинный, не моего толка дело сие — невесту князя сопровождать… Пусть уж твои бояре высокоумные…