Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы

Твардовский Александр Трифонович

* * *

И держись: наставник строг — Проницает с первых строк… Ах, мой друг, читатель-дока, Окажи такую честь: Накажи меня жестоко, Но изволь сперва прочесть. Не спеши с догадкой плоской, Точно критик-грамотей, Всюду слышать отголоски Недозволенных идей. И с его лихой ухваткой Подводить издалека — От ущерба и упадка Прямо к мельнице врага. И вздувать такие страсти Из запаса бабьих снов, Что грозят Советской власти Потрясением основ. Не ищи везде подвоха, Не пугай из-за куста. Отвыкай. Не та эпоха — Хочешь, нет ли, а не та! И доверься мне по старой Доброй дружбе грозных лет: Я зазря тебе не стану Байки баять про тот свет. Суть не в том, что рай ли с адом, Черт ли, дьявол – все равно: Пушки к бою едут задом, — Это сказано давно… Вот и все, чем автор вкратце Упреждает свой рассказ, Необычный, может статься, Странный, может быть, подчас. Но – вперед. Перо запело. Что к чему — Покажет дело.

* * *

Повторим: в расцвете лет, В самой доброй силе Ненароком на тот свет Прибыл наш Василий. Поглядит – светло, тепло, Ходы-переходы — Вроде станции метро, Чуть пониже своды. Перекрытье – не чета Двум иль трем накатам. Вот где бомба ни черта Не проймет — Куда там! (Бомба! Глядя в потолок И о ней смекая, Теркин знать еще не мог, Что – смотря какая. Что от нынешней – случись По научной смете — Так, пожалуй, не спастись Даже на том свете.) И еще – что явь, что сон — Теркин не уверен, Видит, валенками он Наследил у двери. А порядок, чистота — Не приткнуть окурок. Оробел солдат спроста И вздохнул: – Культура… Вот такие бы везде Зимние квартиры. Поглядим – какие где Тут ориентиры. Стрелка «Вход». А «Выход»? Нет. Ясно и понятно: Значит, пламенный привет, — Путь закрыт обратный. Значит, так тому и быть, Хоть и без привычки. Вот бы только нам попить Где-нибудь водички. От неведомой жары В горле зачерствело. Да потерпим до поры, Не в новинку дело. Видит Теркин, как туда, К станции конечной, Прибывают поезда Изо мглы предвечной. И выходит к поездам, Важный и спокойный, Того света комендант — Генерал-покойник. Не один – по сторонам Начеку охрана. Для чего – судить не нам, Хоть оно и странно: Раз уж списан ты сюда, Кто б ты ни был чином, Впредь до Страшного суда Трусить нет причины. По уставу, сделав шаг, Теркин доложился: Мол, такой-то, так и так, На тот свет Явился. Генерал, угрюм на вид, Голосом усталым: – А с которым, – говорит, — Прибыл ты составом? Теркин – в струнку, как стоял, Тем же самым родом: – Я, товарищ генерал, Лично, пешим ходом. – Как так пешим? – Виноват. (Строги коменданты!) – Говори, отстал, солдат, От своей команды? Так ли, нет ли – все равно Спорить не годится. – Ясно! Будет учтено. И

не повторится. – Да уж тут что нет, то нет, Это, брат, бесспорно, Потому как на тот свет Не придешь повторно. Усмехнулся генерал: – Ладно. Оформляйся. Есть порядок – чтоб ты знал — Тоже, брат, хозяйство. Всех прими да всех устрой — По заслугам место. Кто же трус, а кто герой — Не всегда известно. Дисциплина быть должна Четкая до точки: Не такая, брат, война, Чтоб поодиночке… Проходи давай вперед — Прямо по платформе. – Есть идти! — И поворот Теркин дал по форме. И едва за стрелкой он Повернул направо — Меж приземистых колонн — Первая застава. Тотчас все на карандаш: Имя, номер, дату. – Аттестат в каптерку сдашь, — Говорят солдату. Удивлен весьма солдат: – Ведь само собою — Не положен аттестат Нам на поле боя. Раз уж я отдал концы — Не моя забота. – Все мы, братец, мертвецы, А порядок – вот он. Для того ведем дела Строго – номер в номер, — Чтобы ясность тут была, Правильно ли помер. Ведь случалось иногда — Рана несмертельна, А его зашлют сюда, С ним возись отдельно. Помещай его сперва В залу ожиданья… (Теркин мельком те слова Принял во вниманье.) – Ты, понятно, новичок, Вот тебе и дико. А без формы на учет Встань у нас поди-ка. Но смекнул уже солдат: Нет беды великой. То ли, се ли, а назад Вороти поди-ка. Осмелел, воды спросил: Нет ли из-под крана? На него, глаза скосив, Посмотрели странно. Да вдобавок говорят, Усмехаясь криво: – Ты еще спросил бы, брат, На том свете пива… И довольны все кругом Шуткой той злорадной. Повернул солдат кру-гом: – Будьте вы неладны… Позади Учетный стол, Дальше – влево стрелки. Повернул налево – стоп, Смотрит: Стол проверки. И над тем уже Столом — Своды много ниже, Свету меньше, а кругом — Полки, Сейфы, Ниши; Да шкафы, Да вертлюги, Сзади, как в аптеке; Книг толстенных корешки, Папки, Картотеки. И решеткой обнесен Этот Стол кромешный И кромешный телефон (Внутренний, конечно). И доносится в тиши Точно вздох загробный: – Авто-био опиши Кратко и подробно… Поначалу на рожон Теркин лезть намерен: Мол, в печати отражен, Стало быть, проверен. – Знаем: «Книга про бойца». – Ну так в чем же дело? – «Без начала, без конца» — Не годится в «Дело». – Но поскольку я мертвец… – Это толку мало. – …то не ясен ли конец? – Освети начало. Уклоняется солдат: – Вот еще обуза: Там же в рифму все подряд, Автор – член союза… – Это – мало ли чего, Той ли меркой мерим. Погоди, и самого Автора проверим… Видит Теркин, что уж тут И беда, пожалуй: Не напишешь, так пришьют От себя начало. Нет уж, лучше, если сам. И у спецконторки Примостившись, написал Авто-био Теркин.

* * *

По графам: вопрос – ответ. Начал с предков — Кто был дед. «Дед мой сеял рожь, пшеницу, Обрабатывал надел. Он не ездил за границу, Связей также не имел. Пить – пивал. Порой без шапки Приходил, в сенях шумел. Но, помимо как от бабки, Он взысканий не имел. Не представлен был к награде, Не был дед передовой. И отмечу правды ради — Не работал над собой. Уклонялся. И постольку Близ восьмидесяти лет Он не рос уже нисколько, Укорачивался дед…»

* * *

Так и далее – родных Отразил и близких, Всех, что числились в живых И посмертных списках. Стол проверки бросил взгляд На его работу: – Расписался? То-то, брат. Следующий – кто там? Впрочем, стой. – Перелистал, Нет ли где помарок. – Фотокарточки представь В должных экземплярах… Докажи тому Столу: Что ж, как не запасся, Как за всю войну в тылу Не был ты ни часа. – До поры была со мной Карточка из дома — Уступить пришлось одной, Скажем так, Знакомой… Но суров закон Стола, Голос тот усопший: – Это личные дела, А порядок общий. И такого никогда Не знавал при жизни — Слышит: – Палец дай сюда, Обмакни да тисни. Передернуло всего, Но махнул рукою. – Палец? Нате вам его. Что еще другое?.. Вышел Теркин на простор Из-за той решетки. Шаг, другой — И вот он, Стол Медсанобработки. Подошел – не миновать Предрешенной встречи. И, конечно же, опять Не был обеспечен. Не подумал, сгоряча Протянувши ноги, Что без подписи врача В вечность нет дороги; Что и там они, врачи, Всюду наготове Относительно мочи И солдатской крови. Ахнул Теркин: – Что за черт, Что за постановка: Ну как будто на курорт Мне нужна путевка! Столько всяческой возни В их научном мире. Вдруг велят: – А ну, дыхни, Рот разинь пошире. Принимал? – Наоборот. — И со вздохом горьким: – Непонятный вы народ, — Усмехнулся Теркин. – Кабы мне глоток-другой При моем раненье, Я бы, может, ни ногой В ваше заведенье…

* * *

Но солдат – везде солдат: То ли, се ли – виноват. Виноват, что в этой фляге Не нашлось ни капли влаги, — Старшина был скуповат, Не уважил – виноват. Виноват, что холод жуткий Жег тебя вторые сутки, Что вблизи упал снаряд, Разорвался – виноват. Виноват, что на том свете За живых мертвец в ответе… Но молчи, поскольку – тлен, И терпи волынку. Пропустили сквозь рентген Всю его начинку. Не забыли ничего И науки ради Исписали на него Толстых три тетради. Молоточком – тук да тук, Хоть оно не больно, Обстучали все вокруг — Чем-то недовольны. Рассуждают – не таков Запах. Вот забота: Пахнет парень табаком И солдатским потом. Мол, покойник со свежа́ Входит в норму еле, Словно там еще душа Притаилась в теле. Но и полных данных нет, Снимок, что ль, нечеткий. – Приготовься на предмет Общей обработки. – Баня? С радостью туда, Баня – это значит Перво-наперво – вода. – Нет воды горячей. – Ясно! Тот и этот свет В данном пункте сходны. И холодной тоже нет? – Нету. Душ безводный. – Вот уж это никуда! — Возмутился Теркин. – Здесь лишь мертвая вода. – Ну, давайте мертвой. – Это – если б сверху к нам, — Поясняет некто, — Ты явился по частям, То есть некомплектно. Мы бы той тебя водой Малость покропили, Все детали меж собой В точности скрепили. И готов – хоть на парад — Ты во всей натуре… Приступай давай, солдат, К общей процедуре. Снявши голову, кудрей Не жалеть, известно. – Ах, валяйте, да скорей, Мне бы хоть до места… Раз уж так пошли дела, Не по доброй воле, Теркин ищет хоть угла В мрачной той юдоли. С недосыпу на земле, Хоть как есть, в одеже, Отоспаться бы в тепле — Ведь покой положен. Вечный, сказано, покой — Те слова не шутки. Ну, а нам бы хоть какой, Нам бы хоть на сутки. Впереди уходят вдаль, В вечность коридоры — Того света магистраль, — Кверху семафоры. И видны за полверсты, Чтоб тебе не сбиться, Указателей персты, Надписи, таблицы… Строгий свет от фонарей, Сухость в атмосфере. А дверей – не счесть дверей, И какие двери! Все плотны, заглушены Способом особым, Выступают из стены Вертикальным гробом. И какую ни открой — Ударяет сильный, Вместе пыльный и сырой, Запах замогильный. И у тех, что там сидят, С виду как бы люди, Означает важный взгляд: «Нету. И не будет». Теркин мыслит: как же быть, Где искать начало? «Не мешай руководить!» — Надпись подсказала. Что тут делать? Наконец Набрался отваги — Шасть к прилавку, где мертвец Подшивал бумаги. Мол, приписан к вам в запас Вечный – и поскольку Нахожусь теперь у вас, Мне бы, значит, койку… Взглядом сонным и чужим Тот солдата смерил, Пальцем – за́ ухо – большим Указал на двери В глубине. Солдат – туда, Потянул за ручку. Слышит сзади: – Ах, беда С этою текучкой… Там за дверью первый стол, — Без задержки следуй — Тем же, за́ ухо, перстом Переслал к соседу. И вели за шагом шаг Эти знаки всуе, Без отрыва от бумаг Дальше указуя. Но в конце концов ответ Был членораздельный: – Коек нет. Постели нет. Есть приклад постельный. – Что приклад? На кой он ляд? Как же в этом разе? – Вам же ясно говорят: Коек нет на базе. Вам же русским языком… Простыни в просушке. Можем выдать целиком Стружки. Для подушки. Соответственны слова Древней волоките: Мол, не сразу и Москва, Что же вы хотите? Распишитесь тут и там, Пропуск ваш отмечен. Остальное – по частям. – Тьфу ты! – плюнуть нечем. Смех и грех: Навек почить, Так и то на деле Было б легче получить Площадь в жилотделе. Да притом, когда б живой Слышал речь такую, Я б ему с его «Москвой» Показал другую. Я б его за те слова Cпосылал на базу. Cразу ль, нет ли та «Москва», Он бы понял сразу! Я б ему еще вкатил По гвардейской норме, Что такое фронт и тыл — Разъяснил бы в корне… И уже хотел уйти, Вспомнил, что, пожалуй, Не мешало б занести Вывод в книгу жалоб. Но отчетлив был ответ На вопрос крамольный: – На том свете жалоб нет, Все у нас довольны. Книги незачем держать, — Ясность ледяная. – Так, допустим. А печать — Ну хотя б стенная? – Как же, есть. Пройти пустяк — За угол направо. Без печати – как же так, Только это зря вы… Ладно. Смотрит – за углом — Орган того света. Над редакторским столом — Надпись: «Гробгазета». За столом – не сам, так зам, — Нам не все равно ли, — – Я вас слушаю, – сказал, Морщась, как от боли. Полон доблестных забот, Перебил солдата: – Не пойдет. Разрез не тот. В мелком плане взято. Авторучкой повертел. – Да и места нету. Впрочем, разве что в Отдел Писем без ответа… И в бессонный поиск свой Вникнул снова с головой. Весь в поту, статейки правит, Водит носом взад-вперед: То убавит, То прибавит, То свое словечко вставит, То чужое зачеркнет. То его отметит птичкой, Сам себе и Глав и Лит, То возьмет его в кавычки, То опять же оголит. Знать, в живых сидел в газете, Дорожил большим постом. Как привык на этом свете, Так и мучится на том. Вот притих, уставясь тупо, Рот разинут, взгляд потух. Вдруг навел на строчки лупу, Избоченясь, как петух. И последнюю проверку Применяя, тот же лист Он читает Снизу кверху, А не только Сверху вниз. Верен памятной науке, В скорбной думе морщит лоб… Попадись такому в руки Эта сказка — Тут и гроб! Он отечески согретым Увещаньем изведет. Прах от праха того света, Скажет: Что еще за тот? Что за происк иль попытка Воскресить вчерашний день, Неизжиток Пережитка Или тень На наш плетень? Впрочем, скажет, и не диво, Что избрал ты зыбкий путь. Потому – от коллектива Оторвался — Вот в чем суть. Задурил, кичась талантом, — Да всему же есть предел, — Новым, видите ли, Дантом Объявиться захотел. Как же было не в догадку — Просто вызвать на бюро Да призвать тебя к порядку, Чтобы выправил перо. Чтобы попусту бумагу На авось не тратил впредь: Не писал бы этак с маху — Дал бы планчик просмотреть. И без лишних притязаний Приступал тогда к труду, Да последних указаний Дух всегда имел в виду. Дух тот брал бы за основу И не ведал бы прорух… Тут, конечно, автор снова Возразил бы: – Дух-то дух. Мол, и я не против духа, В духе смолоду учен. И по части духа — Слуха, Да и нюха — Не лишен. Но притом вопрос не праздный Возникает сам собой: Ведь и дух бывает разный — То ли мертвый, То ль живой. За свои слова в ответе. Я недаром на посту: Мертвый дух на этом свете Различаю за версту. И не той ли метой мечен Мертвых слов твоих набор. Что ж с тобой вести мне речи — Есть с живыми разговор! Проходите без опаски За порог открытой сказки Вслед за Теркиным моим — Что там дальше — Поглядим. Помещенья вроде ГУМа — Ходишь, бродишь, как дурной. Только нет людского шума — Всюду вечный выходной. Сбился с ног, в костях ломота, Где-нибудь пристать охота.

* * *

Галереи – красота, Помещений бездна, Кабинетов до черта, А солдат без места. Знать не знает, где привал Маеты бессонной, Как тот воин, что отстал От своей колонны. Догони – и с плеч гора, Море по колено. Да не те все номера, Знаки и эмблемы. Неизвестных столько лиц, Все свои, все дома. А солдату – попадись Хоть бы кто знакомый. Всем по службе недосуг, Смотрят, не вникая… И не ждал, не думал – вдруг Встреча. Да какая!

* * *

В двух шагах перед тобой Друг-товарищ фронтовой. Тот, кого уже и встретить Ты не мог бы в жизни сей. Но и там – и на том свете — Тоже худо без друзей… Повстречал солдат солдата, Друга памятных дорог, С кем от Бреста брел когда-то, Пробираясь на восток. С кем расстался он, как с другом Расстается друг-солдат, Второпях – за недосугом Совершить над ним обряд. Не посетуй, что причалишь К месту сам, а мне – вперед. Не прогневайся, товарищ. И не гневается тот. Только, может, в миг прощальный, Про себя, живой солдат Тот безропотно-печальный, И уже нездешний, дальний, Протяженный в вечность взгляд Навсегда в душе отметит, Хоть уже дороги врозь… – Друг-товарищ, на том свете — Вот где встретиться пришлось… Вот он – в блеклой гимнастерке Без погон — Из тех времен. «Значит, все, – подумал Теркин, — Я – где он. И все – не сон». – Так-то, брат… — Слова излишни. Поздоровались. Стоят. Видит Теркин: друг давнишний Встрече как бы и не рад. По какой такой причине — На том свете ли обвык Или, может, старше в чине Он теперь, чем был в живых? – Так-то, Теркин… – Так, примерно: Не понять – где фронт, где тыл. В окруженье – в сорок первом — Хоть какой, но выход был. Был хоть суткам счет надежный, Был хоть запад и восток, Хоть в пути паек подножный, Хоть воды, воды глоток! Отоспись в чащобе за день, Ночью двигайся. А тут? Дай хоть где-нибудь присядем — Ноги в валенках поют… Повернули с тротуара В глубь задворков за углом, Где гробы порожней тарой Были свалены на слом. Размещайся хоть на дневку, А не то что на привал. – Доложи-ка обстановку, Как сказал бы генерал. Где тут линия позиций, — Жаль, что карты нет со мной, — Ну, хотя б – в каких границах Расположен мир иной?.. – Генерал ты больно скорый, Уточнился бы сперва: Мир иной – смотря который, — Как-никак их тоже два. И от ног своих разутых, От портянок отвлечен, Теркин – тихо: – Нет, без шуток?.. — Тот едва пожал плечом. – Ты-то мог не знать – заглазно. Есть тот свет, Где мы с тобой, И, конечно, буржуазный Тоже есть, само собой. Всяк свои имеет стены При совместном потолке. Два тех света, Две системы, И граница на замке. Тут и там свои уставы И, как водится оно, — Все иное – быт и нравы… – Да не все ли здесь равно? – Нет, брат, – все тому подобно, Как и в жизни – тут и там. – Но позволь: в тиши загробной Тоже – труд, и капитал, И борьба, и все такое?.. – Нет, зачем. Какой же труд, Если вечного покоя Обстановка там и тут. – Значит, как бы в обороне Загорают – тут и там? – Да. И, ясно, прежней роли Не играет капитал. Никакой ему лазейки, Вечность вечностью течет. Денег нету ни копейки, Капиталу только счет. Ну, а в части распорядка — Наш подъем – для них отбой, И поверка и зарядка В разный срок, само собой. Вот и все тебе известно, Что у нас и что у них. – Очень, очень интересно… — Теркин в горести поник. – Кто в иную пору прибыл, Тот как хочешь, а по мне — Был бы только этот выбор, — Я б остался на войне. На войне о чем хлопочешь? Ждешь скорей ее конца. Что там слава или почесть Без победы для бойца. Лучше нет – ее, победу, Для живых в бою добыть. И давай за ней по следу, Как в жару к воде – попить. Не о смертном думай часе — В нем ли главный интерес: Смерть — Она всегда в запасе, Жизнь — Она всегда в обрез. – Так ли, друг? – Молчи, вояка, Время жизни истекло. – Нет, скажи: и так, и всяко, Только нам не повезло. Не по мне лежать здесь лежнем, Да уж выписан билет. Ладно, шут с ним, с зарубежным, Говори про наш тот свет. – Что ж, вопрос весьма обширен. Вот что главное усвой: Наш тот свет в загробном мире — Лучший и передовой. И поскольку уготован Всем нам этак или так, Он научно обоснован, — Не на трех стоит китах. Где тут пекло, дым иль копоть И тому подобный бред? – Все же, знаешь, сильно топят, — Вставил Теркин, – мочи нет. – Да не топят, зря не сетуй, Так сдается иногда, Кто по-зимнему одетый Транспортирован сюда. Здесь ни холодно, ни жарко — Ни полена дров, учти. Точно так же – райских парков Даже званья не найти. С басней старой все несходно — Где тут кущи и сады? – А нельзя ль простой, природной Где-нибудь глотнуть воды? – Забываешь, Теркин, где ты, Попадаешь в ложный след: Потому воды и нету, Что, понятно, спросу нет. Недалек тот свет соседний, Там, у них, на старый лад — Все пустые эти бредни: Свежесть струй и адский чад. И запомни, повторяю: Наш тот свет в натуре дан: Тут ни ада нет, ни рая, Тут – наука, Там – дурман… Там у них устои шатки, Здесь фундамент нерушим. Есть, конечно, недостатки, — Но зато тебе – режим. Там, во-первых, дисциплина Против нашенской слаба. И, пожалуйста, картина: Тут – колонна, Там – толпа. Наш тот свет организован С полной четкостью во всем: Распланирован по зонам, По отделам разнесен. Упорядочен отменно — Из конца пройди в конец. Посмотри: Отдел военный, Он, понятно, образец. Врать привычки не имею, Ну а ежели соврал, Так на местности виднее, — Поднимайся, генерал… И в своем строю лежачем Им предстал сплошной грядой Тот Отдел, что обозначен Был армейскою звездой. Лица воинов спокойны, Точно видят в вечном сне, Что, какие были войны, Все вместились в их войне. Отгремел их край передний, Мнится им в безгласной мгле, Что была она последней, Эта битва на земле; Что иные поколенья Всех пребудущих годов Не пойдут на пополненье Скорбной славы их рядов… – Четкость линий и дистанций, Интервалов чистота… А возьми Отдел гражданский — Нет уж, выправка не та. Разнобой не скрыть известный — Тот иль этот пост и вес: Кто с каким сюда оркестром Был направлен или без… Кто с профкомовской путевкой, Кто при свечке и кресте. Строевая подготовка Не на той уж высоте… Теркин будто бы рассеян, — Он еще и до войны Дань свою отдал музеям Под командой старшины. Там соха иль самопрялка, Шлемы, кости, древний кнут, — Выходного было жалко, Но иное дело тут. Тут уж верно – случай редкий Все увидеть самому. Жаль, что данные разведки Не доложишь никому. Так, дивясь иль брови хмуря, Любознательный солдат Созерцал во всей натуре Тот порядок и уклад. Ни покоя, мыслит Теркин, Ни веселья не дано. Разобрались на четверки И гоняют в домино. Вот где самая отрада — Уж за стол как сел, так сел, Разговаривать не надо, Думать незачем совсем. Разгоняют скукой скуку — Но таков уже тот свет: Как ни бьют — Не слышно стуку, Как ни курят — Дыму нет. Ах, друзья мои и братья, Кто в живых до сей поры, Дорогих часов не тратьте Для загробной той игры. Ради жизни скоротечной Отложите тот «забой»: Для него нам отпуск вечный Обеспечен сам собой… Миновал костяшки эти, Рядом – тоже не добро: Заседает на том свете Преисподнее бюро. Здесь уж те сошлись, должно быть, Что не в силах побороть Заседаний вкус особый, Им в живых изъевший плоть. Им ни отдыха, ни хлеба, — Как усядутся рядком, Ни к чему земля и небо — Дайте стены с потолком. Им что вёдро, что ненастье, Отмеряй за часом час. Целиком под стать их страсти Вечный времени запас. Вот с величьем натуральным Над бумагами склонясь, Видно, делом персональным Занялися – то-то сласть. Тут ни шутки, ни улыбки — Мнимой скорби общий тон. Признает мертвец ошибки И, конечно, врет при том. Врет не просто скуки ради, Ходит краем, зная край. Как послушаешь – к награде Прямо с ходу представляй. Но позволь, позволь, голубчик, Так уж дело повелось, Дай копнуть тебя поглубже, Просветить тебя насквозь. Не мозги, так грыжу вправить, Чтобы взмокнул от жары, И в конце на вид поставить По условиям игры… Стой-постой! Видать персону. Необычный индивид Сам себе по телефону На два голоса звонит. Перед мнимой секретаршей Тем усердней мечет лесть, Что его начальник старший — Это лично он и есть. И упившись этим тоном, Вдруг он, голос изменив, Сам с собою – подчиненным — Наставительно учтив. Полон власти несравнимой, Обращенной вниз, к нулю, И от той игры любимой Мякнет он, как во хмелю… Отвернувшись от болвана С гордой истовостью лиц, Обсудить проект романа Члены некие сошлись. Этим членам все известно, Что́ в романе быть должно И чему какое место Наперед отведено. Изложив свои наметки, Утверждают по томам. Нет – чтоб сразу выпить водки, Закусить — И по домам. Дальше – в жесткой обороне Очертил запретный круг Кандидат потусторонних Или доктор прахнаук. В предуказанном порядке Книжки в дело введены, В них закладками цитатки Для него застолблены. Вперемежку их из книжек На живую нитку нижет, И с нее свисают вниз Мертвых тысячи страниц… За картиною картина, Хлопцы дальше держат путь. Что-то вслух бубнит мужчина, Стоя в ящике по грудь. В некий текст глаза упрятал, Не поднимет от листа. Надпись: «Пламенный оратор» — И мочалка изо рта. Не любил и в жизни бренной Мой герой таких речей. Будь ты штатский иль военный, Дай тому, кто побойчей. Нет, такого нет порядка, Речь он держит лично сам. А случись, пройдет не гладко, Так не он ее писал. Все же там, в краю забвенья, Свой особый есть резон: Эти длительные чтенья Укрепляют вечный сон… Вечный сон. Закон природы. Видя это все вокруг, Своего экскурсовода Теркин спрашивает вдруг: – А какая здесь работа, Чем он занят, наш тот свет? То ли, се ли – должен кто-то Делать что-то? – То-то – нет. В том-то вся и закавыка И особый наш уклад, Что от мала до велика Все у нас Руководят. – Как же так – без производства, — Возражает новичок, — Чтобы только руководство? – Нет, не только. И учет. В том-то, брат, и суть вопроса, Что темна для простаков: Тут ни пашни, ни покоса, Ни заводов, ни станков. Нам бы это все мешало — Уголь, сталь, зерно, стада… – Ах, вот так! Тогда, пожалуй, Ничего. А то беда. Это вроде как машина Скорой помощи идет: Сама режет, сама давит, Сама помощь подает. – Ты, однако, шутки эти Про себя, солдат, оставь. – Шутки! Сутки на том свете — Даже к месту не пристал. Никому бы не мешая, Без бомбежки да в тепле Мне поспать нужда большая С недосыпу на земле. – Вот чудак, ужели трудно Уяснить простой закон: Так ли, сяк ли – беспробудный Ты уже вкушаешь сон. Что тебе привычки тела? Что там койка и постель?.. – Но зачем тогда отделы, И начальства корпус целый, И другая канитель? Тот взглянул на друга хмуро, Головой повел: – Нельзя. – Почему? – Номенклатура. — И примолкнули друзья. Теркин сбился, огорошен, Точно словом нехорошим.

* * *

Все же дальше тянет нить, Развивая тему: – Ну, хотя бы сократить Данную Систему? Поубавить бы чуток, Без беды при этом… – Ничего нельзя, дружок. Пробовали. Где там! Кадры наши, не забудь, Хоть они лишь тени, Кадры заняты отнюдь Не в одной Системе. Тут к вопросу подойти — Штука не простая: Кто в Системе, Кто в Сети — Тоже Сеть густая. Да помимо той Сети, В целом необъятной, Сколько в Органах – сочти! – В Органах – понятно. – Да по всяческим Столам Список бесконечный, В Комитете по делам Перестройки Вечной… Ну-ка, вдумайся, солдат, Да прикинь, попробуй: Чтоб убавить этот штат — Нужен штат особый. Невозможно упредить, Где начет, где вычет. Словом, чтобы сократить, Нужно увеличить… Теркин по́д локоть дружка Тронул осторожно:  – А какая все тоска, Просто невозможно. Ни заботы, ни труда, А тоска – нет мочи. Ночь-то – да. А день куда? – Тут ни дня, ни ночи. Позабудь, само собой, О зиме и лете. – Так, похоже, мы с тобой На другой планете? – Нет, брат. Видишь ли, тот свет — Данный мир забвенный, Расположен вне планет И самой Вселенной. Дислокации иной — Ясно? – Как не ясно: То ли дело под луной Даже полк запа́сный. Там – хоть норма голодна́ И гоняют лихо, Но покамест есть война — Виды есть на выход. – Пообвыкнешь, новичок, Будет все терпимо: Как-никак – оклад, паек И табак без дыма… Теркин слышит, не поймет — Вроде, значит, кормят? – А паек загробный тот По какой же норме? – По особой. Поясню Постановку эту: Обозначено в меню, А в натуре нету. – Ах, вот так… — Глядит солдат, Не в догадку словно. – Ну, еще точней, оклад И паек условный. На тебя и на меня Числятся в расходе. – Вроде, значит, трудодня? – В некотором роде… Все по форме: распишись — И порядок полный. – Ну, брат, это же – не жизнь! – Вон о чем ты вспомнил. Жизнь! И слушать-то чудно: Ведь в загробном мире Жизни быть и не должно, — Дважды два – четыре…

* * *

И на Теркина солдат Как-то сбоку бросил взгляд. Так-то близко, далеко ли, Новый видится квартал. Кто же там во власть покоя Перед вечностью предстал? – Любопытствуешь? – Еще бы. Постигаю мир иной. – Там отдел у нас Особый, Так что – лучше стороной… – Посмотреть бы тоже ценно. – Да нельзя, поскольку он Ни гражданским, ни военным Здесь властям не подчинен. – Что ж, Особый есть Особый. — И, вздохнув, примолкли оба.

* * *

…Там – рядами по годам Шли в строю незримом Колыма и Магадан, Воркута с Нарымом. За черту из-за черты, С разницею малой, Область вечной мерзлоты В вечность их списала. Из-за проволоки той Белой-поседелой — С их особою статьей, Приобщенной к делу… Кто, за что, по воле чьей — Разберись, наука. Ни оркестров, ни речей, Вот уж где – ни звука… Память, как ты ни горька, Будь зарубкой на века! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . – Кто же все-таки за гробом Управляет тем Особым? – Тот, кто в этот комбинат Нас послал с тобою. С чьим ты именем, солдат, Пал на поле боя. Сам не помнишь? Так печать Донесет до внуков, Что ты должен был кричать, Встав с гранатой. Ну-ка? – Без печати нам с тобой Знато-перезнато, Что в бою – на то он бой — Лишних слов не надо; Что вступают там в права И бывают кстати Больше прочих те слова, Что не для печати… Так идут друзья рядком. Вволю места думам И под этим потолком, Сводчатым, угрюмым. Теркин вовсе помрачнел. – Невдомек мне словно, Что Особый ваш отдел За самим Верховным. – Все за ним, само собой, Выше нету власти. – Да, но сам-то он живой? – И живой. Отчасти. Для живых родной отец, И закон, и знамя, Он и с нами, как мертвец, — С ними он И с нами. Устроитель всех судеб, Тою же порою Он в Кремле при жизни склеп Сам себе устроил. Невдомек еще тебе, Что живыми правит, Но давно уж сам себе Памятники ставит… Теркин шапкой вытер лоб — Сильно топят все же, — Но от слов таких озноб Пробежал по коже. И смекает голова, Как ей быть в ответе, Что слыхала те слова, Хоть и на том свете. Да и мы о том, былом, Речь замнем покамест, Чтоб не быть иным числом, Задним, – смельчаками… Слишком памятны черты Власти той безмерной… – Теркин, знаешь ли, что ты Награжден посмертно? Ты – сюда с передовой, Орден следом за тобой. К нам приписанный навеки, Ты не знал наверняка, Как о мертвом человеке Здесь забота велика. Доложился – и порядок, Получай, задержек нет. – Лучше все-таки награда Без доставки на тот свет. Лучше быть бы ей в запасе Для иных желанных дней: Я бы даже был согласен И в Москву скатать за ней. Так и быть уже. Да что там! Сколько есть того пути По снегам, пескам, болотам С полной выкладкой пройти. То ли дело мимоходом Повстречаться с той Москвой, Погулять с живым народом, Да притом, что сам живой. Ждать хоть год, хоть десять кряду, Я б живой не счел за труд. И пускай мне там награду Вдвое меньшую дадут. Или вовсе скажут: рано, Не видать еще заслуг. Я оспаривать не стану. Я – такой. Ты знаешь, друг. Я до почестей не жадный, Хоть и чести не лишен… – Ну, расчувствовался. Ладно. Без тебя вопрос решен. Как ни что, а все же лестно Нацепить ее на грудь. – Но сперва бы мне до места Притулиться где-нибудь. – Ах, какое нетерпенье, Да пойми – велик заезд: Там, на фронте, наступленье, Здесь нехватка спальных мест. Ты, однако, не печалься, Я порядок наведу, У загробного начальства Я тут все же на виду. Словом, где-нибудь приткнемся. Что смеешься? – Ничего. На том свете без знакомства Тоже, значит, не того? Отмахнулся друг бывалый: Мол, с бедой ведем борьбу. – А еще тебе, пожалуй, Поглядеть бы не мешало В нашу стереотрубу. – Это что же ты за диво На утеху мне сыскал? – Только – для загробактива, По особым пропускам… Нет, совсем не край передний, Не в дыму разрывов бой, — Целиком тот свет соседний За стеклом перед тобой. В четкой форме отраженья На вопрос прямой ответ — До какого разложенья Докатился их тот свет. Вот уж точно как в музее — Что к чему и что почем. И такие, брат, мамзели, То есть – просто нагишом… Теркин слышит хладнокровно, Даже глазом не повел. – Да. Но тоже ведь условный Этот самый женский пол?.. И опять тревожным взглядом Тот взглянул, шагая рядом.