Вастум
Шрифт:
Вдовец погрузился в научные исследования, занялся благотворительностью. На его деньги был основан медицинский центр, занимавшийся изучением болезней лёгких и дыхательных путей. А «РобоТех» переключился на производство киберов для военных и промышленных нужд, от эскизов до программирования и сборки.
Третий брак. Роскошная церемония, утопающая в цветах. Глеб пробежал несколько абзацев по диагонали. Канья не соврала: жена действительно ушла ни с чем, потратив последние деньги на адвокатов.
Несмотря на такое неджентльменское обхождение с бывшей, Фархатов не производил впечатления
Дойдя до брака с Каньей, приехавшей по научному обмену из Таиланда, Глеб начал читать более внимательно. В этот раз свадьба прошла куда скромней. Супруги хорошо смотрелись вместе. Он – подтянутый, собранный, волосы острижены коротким серебристым ёжиком. Она – красивая, элегантная, с очень неглупым выражением лица. Глеб увеличил портрет Каньи, излучавшей спокойствие и удовлетворённость. С точно таким же видом она прощалась на пороге офиса, диктуя последние указания, как половчей прижать супруга к стене. «О, женщины, имя вам – вероломство… – Пёстельбергер вспомнил подходящую по смыслу цитату. – Да и мужчины не лучше. Чего уж там, все мы по пояс в дерьме…».
После свадьбы Фархатов запустил новое направление – производство антропоморфных роботов для колонизации Марса. Начал почитывать лекции в университете («Основы когнитивной робототехники», «Проблемы теории искусственного интеллекта», «Человек и машина – союз или конкуренция?»), каждый раз собирая аншлаг. На последних снимках выглядел неважно: и без того худощавое лицо Фархатова приобрело измождённый вид. Щёки запали, скулы заострились, а взгляд, прежде цепкий и живой, подёрнула пелена равнодушия. Похоже, несчастная страдалица Канья устроила изменщику-мужу такую сладкую жизнь, что пятого брака могло и не быть…
Глеб свернул монитор и потёр уставшие от чтения глаза. За стеклом проносился Ленинский проспект. Во времена его детства по обе стороны дороги возвышались жилые дома, построенные в середине прошлого века. Потом их объявили аварийными, снесли, а землю распродали застройщикам. Тогда-то и выросла сияющая пирамида «Вастума», чей приметный силуэт вспыхнул за лобовым стеклом. Шесть треугольных граней с заплатами вместо окон сходились в одну точку. Вершину пирамиды увенчивал шпиль. Вокруг него танцевала розовая, как закат на морозе, проекция стриптизёрши. Грудастая девица присела у шеста, выгнула спину и запрокинула анимешную мордочку с глазами в пол-лица. Порыв ветра довольно реалистично подхватил длинные волосы и задрал условную юбку, обнажив полоску трусиков и круглые, словно шары для боулинга, ягодицы.
Для гостей очень кстати имелась бесплатная парковка. Аванс оказался щедрым, но Глеб по-прежнему сомневался, что доведёт дело до конца. А стоянка в этой части города стоила шестнадцать рублей в час, не кот начхал. Пока автопилот неторопливо въезжал на территорию «Вастума», Пёстельбергер поправил галстук, глядя в зеркало заднего вида, и приготовил кейс с аппаратурой. Задумался, стоит ли брать гель, скрывающий отпечатки пальцев, и хайд-хэд – миниатюрное и не вполне легитимное устройство для защиты от камер наблюдения.
Хайд-хэды делились на два типа. Те, что подешевле, создавали вокруг носителя кокон, остававшийся на записи. Они подходили для уличных камер, за которыми не следила живая охрана. Но Пёстельбергер разорился на второй тип, подороже и похитрей. На первый взгляд, он оставлял голову и тело нетронутыми. А на самом деле маскировал носителя кусками случайных лиц, подменяя то губы, то нос, то глаза. Операторы-люди не замечали подвоха, а нейросети послушно прогоняли фальшивые параметры через базу, раз за разом выдавая новый результат. Конечно, программа распознавания учитывала не только форму подбородка, но и походку, и присущие человеку жесты. Но Глеб по привычке, доведённой до автоматизма, менял и то, и другое, едва лёгкая вибрация давала знать, что хайд-хэд подключён.
Автопилот доложил об успешном прибытии на место назначения и заглушил мотор. Пёстельбергер так и не пришёл ни к какому решению насчёт маскировки. С одной стороны, чем меньше Большой Брат знал о его перемещениях, тем лучше. С другой, не стоило давать вражеским адвокатам пространство для манёвра. А если придется подтверждать своё присутствие на месте съёмки? Без годных для экспертизы записей с камер сделать это будет непросто, придётся вызывать свидетелей. Подобные процессы могут тянуться и полгода, и год, где этих свидетелей потом искать? Да ещё таких, чтобы не стыдно было предъявить на суде?
Победила осторожность. Повторно всё обдумав, Глеб выдавил полоску геля на ладонь. Потёр руки, размазывая пахнущую лекарствами плёнку. Активировал и прилепил холодную плату хайд-хэда на ноющий от недосыпа висок. Взял с соседнего сидения тяжёлый кейс и покинул автомобиль, двинувшись в сторону служебного входа.
Подкупленный Каньей администратор походил на усталую черепаху: сутулый, носатый, с большими блёклыми глазами и худой кадыкастой шеей, покрытой щетиной. В центре бритого черепа сияла пластина. То ли для красоты, то ли скрывала следы неудачного хирургического вмешательства. Скорее второе: говорил администратор так же медленно, как и двигался, периодически подвисая в середине фразы. Предусмотрительная Канья была права – такого свидетеля сожрал бы даже второкурсник с юрфака, не то что матёрые акулы «РобоТеха».
– Пошли, что ли, пока не… Хотя, номер на всю ночь заказан, редко кто… торопится. И вовремя… Мы ж, мля, не почта.
Вслед за еле плетущимся провожатым Глеб прошёл по длинному, плохо освещённому коридору. Поднялся по лестнице, свернул направо, преодолел очередной пролёт. Потолки в здании были ого-го, метра четыре. Следующий коридор вывел в холл на втором этаже, откуда они попали в просторный многолюдный зал, где по ушам била музыка, неприятно отдаваясь басами в животе. Посетители выпивали, болтали и веселились, между столиков сновали живые официантки, а на подиумах и в подвешенных под потолком клетках танцевали кибернетические стриптизёрши.