Ватерлиния (сборник)
Шрифт:
Некоторое время Леман смотрел, как отстреленный сразу после посадки парашют, гонимый слабым ветерком, то лениво и важно надуваясь, то робко опадая, ползет по едва прикрытому снежной крупой ледяному полю. Затем он исчез из виду, наверное, уполз в незаметную трещину, и Леман перестал им интересоваться.
Хорошо еще, что капсула опустилась на плато, а не в каньон, – вот это уже было бы крайнее невезение, ибо капсула не истребитель и умеет летать только сверху вниз. Ближайший каньон глубокой резаной раной рассекал плато не более чем в тысяче шагов от места посадки. С высоты Леман оценил его ширину километра в полтора-два, а глубину оценить не сумел, ибо дна не увидел. Что там внизу – река? Очень может быть.
Вообще-то не исключено, но кому охота туда сунуться?
Он проверил маячок – тот работал как надо, наполняя эфир сигналами бедствия. Станут ли спасать – вопрос второй. Валентина вот не стали… хотя что об этом можно знать наверняка? Только то, что три года назад Валентин пропал без вести где-то в этой части сектора, может быть, как раз на этой самой планете. Стало быть, наверняка погиб. И не он один. Конопатый Хенрик тоже загнулся где-то поблизости. Пытались ли их спасти? Неизвестно…
В любом случае оставалось только ждать и не поддаваться панике. Леман умудрился даже вздремнуть, рассудив, что во сне потребит меньше кислорода, и действительно сумел растянуть запас воздуха на четырнадцать часов вместо двенадцати. Больше не смог. Когда перед глазами замаячили багровые круги и страх потерять сознание стал навязчивым, он прошептал короткую молитву и дрожащими пальцами отвернул воздушный клапан, постепенно сбрасывая избыток давления. Это едва не убило его – что может быть глупее, чем погибнуть от удушья во время декомпрессии? – но вот наружный, он же единственный, люк капсулы сдвинулся, и струйка, а затем и целая лавина свежего воздуха плеснула в… в…
Она была холодна, как айсберг!
Обожгло легкие. Удар холодом! Нокдаун!
Словно прыжок с обрыва в ледяную воду. Хуже – в жидкий метан. Никто не ждал, что над ледяным полем будут субтропики, но все же…
От неожиданности Леман не сразу понял главное: этим воздухом можно дышать! А когда понял, разозлился. Что толку в дыхании, если предстоит замерзнуть? Разница, пожалуй, лишь в том, что замерзание, как утверждают, более легкая смерть. Солдату – наплевать. Гораздо существенней, что она же и более медленная.
Как можно плотнее застегнув комбинезон, стараясь вдыхать помалу и только носом, он ступил на плотный фирн ледяного поля. Солнце светило ярко и, пожалуй, грело почти как на горном курорте, зато воздуху было далеко до курортных кондиций. Не температура жидкого метана, конечно, но минус пятьдесят – наверняка.
Раньше всего замерзли руки, затем лицо и шея, да и по спине побежал неприятнейший озноб. Ладно… Десять минут снаружи – потом час тепла в капсуле, ее объема на час дыхания хватит. Ничего, подумал Леман, стуча зубами. Жить можно. Могло быть хуже. Скажем прямо, вынужденная посадка на планету с атмосферой, пригодной для дыхания, сама по себе из разряда маловероятных чудес. Хорошо, что из правил бывают исключения…
Самое главное, можно дышать. Интересно, откуда берется кислород? Фотосинтезирующие водоросли в океане?
Наверняка. Хотя, по правде сказать, для дышащего это совершенно не важно.
Остаток дня Леман провел то отогреваясь в капсуле, то выходя наружу подышать и размять ноги. Из носового платка и губки, служащей для протирки приборов, он соорудил себе нечто вроде намордника и приспособился дышать не обжигая легкие. Воздуха все равно не хватало. Долго ли протянет человек в горах на высоте шести тысяч? Ответ на этот вопрос казался донельзя обидным. Хорошо экипированный альпинист, пожалуй, спокойно проживет и неделю, и две, но он-то, Леман, экипирован совсем не для этого! И если честно, то после исчерпания батарей капсулы ему останется жить совсем, совсем немного…
Он скоротал ночь, не выходя из капсулы и только временами впуская в нее воздух, охлажденный до совсем уже немыслимой температуры, то коченея, то задыхаясь. Сколько времени капсула сможет оберечь его от превращения в ломкую сосульку? Точного ответа Леман не знал. Вероятнее всего, суток двое-трое, не больше.
За это время должна прийти помощь. Должна!
То ли этот день выдался теплее вчерашнего, то ли тело начало привыкать к укусам холода, но ближе к полудню Леман рискнул совершить дальнюю прогулку. До края каньона он бежал трусцой, по пути отметил две неглубокие трещины в ледяном поле и в одной из них неожиданно нашел парашют. Вот ты куда заполз, ползун… Надо будет подобрать тебя на обратном пути и смастерить какую-никакую хламиду, все теплее будет…
До самого края он так и не добрался – поле пошло под уклон, как бы не заскользить… Усвистишь вниз по льду – пока долетишь до дна каньона, о многом успеешь подумаешь. Может, даже сумеешь написать завещание, которое все равно никто не прочтет. Да и какое завещание у пилота? Личные вещи разыграют между собой товарищи по штаффелю, а в крошечную каюту на Базе волею квартирмейстера вселится другой пилот, вот и все, что касается движимости и недвижимости.
Зато он увидел противоположный край каньона, и не только лед, но и камень. Сверкающий ледяной панцирь оказался вовсе не чудовищем километровой толщины – скорее уж обычным горным ледником. Бывают льды и потолще. То ли в самом деле ледник подтаивает с краю, то ли, что вероятнее, не успевший слежаться снег сметается в пропасть ветрами…
Минутой спустя, когда на стоящее в зените солнце набежала хищная стремительная мгла, а в лицо с размаху швырнуло первый заряд крупы, Леман понял, что был прав в последнем предположении. Но похвалить себя за догадливость не сумел за недосугом.
Добежать до капсулы он не успел и даже не пытался – главное укрыться, все равно где, пока буря не разыгралась по-настоящему, иначе сдует в пропасть! Скользя, кренясь, изворачиваясь, бодая лбом ринувшееся на него ревущее чудовище, он бежал к трещине, к тому месту, где видел парашют – его надо примять собой, не то выдует… А еще лучше попытаться плотно завернуться в него, тогда, может быть, удастся не замерзнуть, переждать буран…
Он втиснулся в трещину вовремя и сразу нашел парашют. И сейчас же над головой разверзся ад, разом взревели разбуженные демоны, загрохотали копыта всадников Апокалипсиса, и уже не разум, а животный ужас подсказал спасение: зарыться в невесомую, рвущуюся из-под тела ткань, заклиниться в трещине и ждать…
Стихло на удивление быстро – уже через несколько минут. Снова засияло солнце, разбрызгалось о ледяной рафинад, ударило в глаза слепящими бликами. Отчаянно колотя зубами, Леман выбрался из трещины со второй попытки, а выбравшись и поверив в то, что увидел, со спокойной обреченностью подумал, что и первая попытка была совершенно излишней.
Капсулы не стало.
Ему не пришло в голову закрепить ее на льду, да, по правде сказать, закрепить было и нечем. Ветер оказался слишком силен. Леман предельно ясно представил себе, как ревущий вихрь играючи сдвинул с места легкосплавный шар, и тот заскользил по чисто выметенному льду все быстрее, быстрее, разгоняясь до скорости хорошего буера, перепрыгивая через малые трещины, потом пошел под уклон к краю пропасти…
Тогда он осознал, что все кончено.
Два выхода. Первый – сделать себе инъекцию «блаженной смерти». Второй – замерзнуть, до конца заставляя себя надеяться на появление спасательной команды, как на бога из машины. Если как следует закутаться в парашют, можно, пожалуй, продержаться до ночи, но ночь – убьет наверняка. Леман принял этот вывод почти спокойно. Без тепла, без пищи, без помощи ему не дожить и до полуночи.