Вавилонские хроники
Шрифт:
– Ну вот… – протянул Мурзик.
– К делу, – оборвал Ицхак. – Ты берешься эту сучку сюда привести.
– Да.
– Она доверяет тебе?
– А то! Я ж говорю, она думает – я этот… бескомпромиссный… В общем, придет.
– В транс войти сможет?
– Введем, – уверенно сказал Мурзик. – Я ей скажу, что это для освобождения эксплоатируемого большинства нужно. Она для освобождения хоть куда войдет. Отчаянная!
– Великолепно, – сказал Ицхак и слегка сдвинул Луринду на своих коленях – чтобы меня лучше видеть. – Теперь второе.
– А как ты его уговоришь? Булька – скептик.
– Я его напою до изумления. Пьяный Булька хоть на что пойдет.
– Ладно, – сказал я. – И последнее… Хорошо, соберемся мы все. Положим, в офисе соберемся, там места хватит. А кто нас всех в транс вводить-то будет? Не Цира же! Она ведь тоже участвует…
– Я не смогу! – прокричала из комнаты Цира плачущим голосом. – Я тоже Энкиду!
Повисло молчание.
– Может быть, на магнитофон голос ейный записать? – предложил Мурзик. – Пусть бы Цирка наговорила, что там положено… Ну, вы расслаблены, вы расслаблены… Расслабьте глаз, расслабьте ухо… Что там еще? Вы, там, парите в воздухе…
– Не знаешь, молчи! – опять прокричала из комнаты Цира.
– Нет, идея дельная, – сказала Луринду и пошевелилась на коленях Ицхака. – Правда, дельная идея, Изенька?
Изенька сказал, что да, дельная.
– Цирка, ты слова наговорить можешь? – крикнул Мурзик.
– Я с тобой не разговариваю, пидор! – отрезала Цира и появилась на кухне. Глаза у нее были красные, губы распухли, но лицо хранило вызывающе-строгое выражение.
– Ну так со мной поговори, ягодка, – сказал Ицхак.
Цира метнула на него яростный взгляд и кисло сказала в пространство:
– Я могу надиктовать текст и сделать соответствующую магнитофонную запись. Но процесс, который мы хотим произвести, чрезвычайно сложен. В нем участвуют семь компонентов. И не просто компонентов. Это – семь разных человек, разного социального положения, разного образовательного уровня, разного, в конце концов, энкидусодержания. При этом двое даже не подозревают о своей принадлежности к великому герою.
– Говори короче, – оборвал я.
– Я и говорю по возможности кратко. Просто приходится разжевывать… для недоумков.
Мурзик то ли не понял, в чей огород камень, то ли внимания не обратил.
Цира продолжала:
– Следовательно, человек, руководящий процессом, должен присутствовать в комнате физически. Иначе процесс может выйти из-под контроля… и привести к непредсказуемым последствиям.
– Согласен, – сказал Ицхак.
А я спросил:
– Следовательно?
– Следовательно, нам необходимо восьмое действующее лицо. Путеводитель. «И будет у них тот, кто сумеет их отвести туда. И увидят <они> там Энкиду во всем его могуществе», – процитировала она на память таблички из храма Эрешкигаль.
– У тебя есть кто на примете? – спросил Мурзик.
Она ответила, поджимая губы и с явной неохотой:
– Только учитель Бэлшуну.
– Это
Цира молча кивнула.
– Ну так и что! – решился Мурзик. – Для такого дела…
– Он не пойдет, – холодно сказала Цира. – Я рассорилась с ним насмерть. И вообще я не желаю его видеть.
– Да ты перестань о себе-то думать, – возмутился Мурзик. – Скоро вообще уж никакой Циры больше не будет. Будет один великий Энкиду…
Цира судорожно вздохнула. Ей было не по себе. Да и всем нам, по правде сказать, не по себе было.
– Следовательно, нам необходимо уговорить учителя Бэлшуну принять участие в нашем эксперименте? – уточнила Луринду. – Я могу взять это на себя.
Цира покосилась на нее неодобрительно.
– Ты не в его вкусе, девушка.
– Да ладно вам, – сказал Мурзик и хлопнул себя по коленям. – Учителя я приведу.
– А ты – тем более, – мстительно сказала Цира.
– Не больно-то я его спрошу, – фыркнул Мурзик. – Приведу и все.
– Как?
– Как? – Мой раб усмехнулся. – А компартия у трудящего человека на что? Да я и взносы им заплатил за полгода вперед…
В тот день, когда Мурзик получил вавилонское гражданство, неожиданно началась весна.
Стоял мокрый, скучный месяц нисану. То и дело принимался идти дождь, иной раз в воздухе снова появлялись сырые хлопья снега, тающие на асфальте. Так тянулось уже почти две седмицы без всякого просвета.
Когда мы вдвоем направились в Литамское управление регистрации актов гражданского состояния, небо было затянуто толщей облаков. Я шел впереди. В одном кармане у меня лежала коробочка с серьгой, в другом – деньги. Мурзик шагал следом. Он тащил увесистую сумку с документами. Таблички глухо позвякивали.
Я повернулся к Мурзику.
– Ты бы их хоть в планшет положил.
У меня был специальный фирменный планшет с карманами для табличек. Ицхак позаботился обеспечить сотрудников своей фирмы.
Мурзик сказал, что он их положил. В планшет. Какие влезли. Мурзик был непривычно бледен.
– Что с тобой? – спросил я резким тоном. Потому что и сам почему-то нервничал.
– Ну… боязно как-то, – сказал мой раб, отводя глаза.
Я остановился.
– Месяц нисану еще не истлеет, как мы перестанем существовать. Сольемся, блин, в едином герое Энкиду.
Мурзик нехотя подтвердил: ну да, сольемся.
– Так что ты ерзаешь? Отклонения сказываются… непатологического характера?
Он пожал плечами.
– Я не нарочно… Да и нужно ли это – ну, освобождать меня? Может, оставить нам эту затею, господин? И так вон сколько сил да денег угрохали…
– Ты что, Мурзик, с ума сошел? Хочешь влиться в нашего общего предка, пребывая в рабском состоянии?
– Ну и что? Мало ли куда я вливался в этом состоянии – ни от кого еще не убыло…
Я наорал на него, и разговор заглох.