Вавилонские младенцы
Шрифт:
Она больше не вспоминала о собственной центральной нервной системе, не беспокоилась о ее состоянии. «Шизопроцессор», пользоваться которым ее научили доктора Винклер и Даркандье, отныне полностью растворился в ее новом мозге-космосе. Он присутствовал в каждой частице ее сознания, позволяя совершенно естественным образом думать о том, что делает ее тело, воспринимать его в каждую отдельно взятую секунду, но делать это совершенно спокойно, без давления психотического стресса — так, как будто она задавала параметры автоматической системы,
Например, она знала, что плата электронной схемы телевизора выйдет из строя через три месяца, и в то же время знала, что если повернется к Торопу, тот увидит, как ее глаза светятся, испуская лучи на самой грани ультрафиолетовой части спектра. Но это явление связано не с отражением световых волн, исходящих от кинескопа телеприемника, а с мутациями, происходящими во всей структуре ее ДНК.
Когда Мари Зорн в первый раз заговорила с Торопом по-голландски, «Экспо» снова встречались с «Indians». Маленькую гостиную освещала только настольная лампа, стоявшая на подоконнике. Они были одни. Ребекка спала в своей комнате, с наушниками от плеера «Walkman» в ушах. В матче-реванше монреальцы брали верх над кливлендцами. Вечерок обещал быть тихим.
«Новый бэттер-латиноамериканец „Экспо“ — это настоящее сокровище», — подумал Тороп, после того как парень совершил двадцать девятый в сезоне прямой обход всех баз (о чем сообщала статистика в углу экрана). И тут на другом конце дивана зашевелилась Мари. Тороп украдкой взглянул на девушку и понял, что она пристально смотрит на него. Затем Мари сказала:
— До сих пор не могу понять правил этой игры.
Тороп застыл на месте.
Ее голос был на пол-октавы ниже, чем обычно, и девушка обратилась к нему на фламандском диалекте с отчетливым итальянским акцентом.
Почему-то Тороп воспринял это как должное. Мари говорила с ним на староголландском языке с заметным венецианским акцентом. Почему бы и нет, ведь девушка — шизофреник, и она может выкинуть все что угодно.
Во взгляде Мари было что-то непостижимое. Ее глаза излучали настолько мощную, почти электрическую энергию, что Тороп совершенно отчетливо видел, как светится ее зрачок, будто к зрительному нерву кто-то подсоединил маленький телеэкран.
Тороп встряхнулся. Ладно, допустим, он покурил «травки», но один-единственный косяк, пусть даже сорта «Кимо», не вызывает галлюцинаций, а то, что он видел, вряд ли действительно могло быть свечением телеэкрана.
Тороп повернулся лицом к девушке. «Ее глаза испускают сияние, — подумал он. — В этом больше не может быть сомнений. Что за…»
— Почему вы не задаете мне важный вопрос, господин Торп?
Все тот же тембр голоса. Тот же старинный фламандский с аристократическим итальянским акцентом.
На лице Мари Зорн читался вызов. Она не отводила от собеседника глаз — да, тех самых проклятых глаз с их ультрафиолетовым свечением, означавшим, что в комнате вот-вот вспыхнет ссора.
— Какой вопрос? — произнес Тороп по-голландски.
— Не прикидывайтесь идиотом.
— Я кто угодно, только не идиот.
Глаза девушки сверкали все ярче.
— Вы должны спросить: почему вы стали шизофреником, Мари? Или — как вы до этого докатились?
Тороп попытался выдержать синее пламя ее взгляда, но в конце концов сдался и перевел глаза на экран телевизора. Питчер Кливленда только что лишил свою команду базы номер три.
— Что вы хотите сказать? Вы имеете в виду Романенко и Горского?
— Ну наконец-то, — продолжила Мари с наигранным весельем, — я уж думала, что вы никогда этого не скажете.
— В моем деле важно поменьше говорить.
Мари снова вздохнула:
— Господин Торп?
Ее глаза метали тысячу молний в секунду. Тороп был бы сражен наповал, если бы его случайно задел любой из этих разрядов.
— Да, — отозвался он, и его голос дрожал сильнее, чем ему бы хотелось.
— Раз вы ничего не желаете знать обо мне, может быть, расскажете о себе?
Тороп помолчал. Он уже двадцать секунд боялся именно этого вопроса.
Он поморщился:
— Чем меньше вы будете знать обо мне, тем лучше для вас.
— Знаете, что меня больше всего удивляет?
Тороп не ответил. Мари Зорн чуть наклонилась вперед и указала на него пальцем:
— Больше всего меня удивляет ваша неспособность понять.
— Понять что?
— Что вами манипулируют. Что нами всеми манипулируют.
«Зашибись! — подумал Тороп. — Типичный параноидальный психоз. Только этого нам не хватало. Нужно продолжать разговор, как ни в чем не бывало».
— Если дело и дальше так пойдет, этот питчер из Кливленда очень скоро подыщет себе работу в низшей лиге или переквалифицируется на игрока в керлинг.
Он краем глаза глянул в сторону Мари. Девушка сжалась в углу дивана, поджав ноги. Она не сводила с него глаз, которые светились все так же ярко.
— Хоть раз скажите мне правду. Разве этот русский полковник не поручил вам выяснить, что именно я везу?
Последние слова произвели эффект бомбы, разорвавшейся посреди гостиной.
Тороп с сосредоточенным видом уставился в телевизор.
— Что вы имеете в виду? — пробормотал он, чтобы выиграть время и сочинить подходящий ответ.
Мари нахмурилась. «Ей явно не нравятся мои попытки придумать отговорку», — подумал Тороп.
— Этот офицер недалек от истины, — произнесла девушка. — В этом он даст вам сто очков вперед.
Тут уже Тороп завелся не на шутку.
— Кто дал вам право так говорить со мной? — холодно бросил он, готовый перейти к обороне.
Мари звонко рассмеялась:
— Вы не проявили достаточной готовности к сотрудничеству, чтобы я доверила вам подобную информацию. Доброй ночи, господин Торп.