Вайдекр, или темная страсть (Широкий Дол) (др. перевод)
Шрифт:
Я кивнула, но без особого энтузиазма.
— Как ты добра ко мне, Селия, — благодарно произнесла я. — Ты действительно мне поможешь?
— О, разумеется, — сказала она воодушевленно.
Я с изумлением заметила, что Селия, не пробыв и шести недель замужем, уже готова лгать свекрови и обманывать своего мужа, не колеблясь ни секунды.
— Одно только беспокоит меня в этом плане, — горестно заметила я. — Это судьба маленького невинного создания. Я слышала, что многие из этих женщин не так добры, как кажутся. Иногда они плохо обращаются со своими питомцами и даже убивают их. И хотя это дитя зачато при таких ужасных обстоятельствах, что мне следовало бы ненавидеть его, но оно ни в чем не виновато, Селия. Подумай только об этом бедном создании, возможно, эта
Селия отложила работу, в глазах ее стояли слезы.
— Бедное дитя! — воскликнула она.
Я предвидела, что мысль об одиноком ребенке растрогает ее, так как это напомнит ей о ее собственном несчастливом детстве.
— Я едва могу согласиться с тем, что мое дитя, твоя племянница, Селия, будет вынуждена расти среди грубых, возможно, недобрых людей, одна в целом мире.
Из глаз Селии полились слезы.
— О, как это несправедливо, если она не будет жить с нами, — импульсивно воскликнула она. — Ты права, Беатрис, грешно отправлять малышку куда-нибудь далеко. Мы должны найти возможность опекать ее. О, если б мы могли поселить ее где-нибудь в деревне.
— О! — Я с ужасом воздела руки к небу. — В нашей деревне! Это все равно что объявить обо всем в газете. Если мы действительно хотим заботиться о ней, воспитать ее как леди, нам следует поместить ее в Вайдекре, с нами. Если б только мы могли сказать, что она сирота каких-нибудь твоих родственников…
— Да, — ответила Селия. — Но моя мама сразу поймет, что это неправда…
Она замолчала, и я дала ей несколько минут на размышление. Затем я постаралась посеять ростки моего плана в ее глупенькой головке.
— Ах, если б это ты ожидала ребенка, Селия, — протянула я. — Как все были бы рады, особенно Гарри. И он бы никогда больше не докучал тебе насчет твоего супружеского долга… И ваше дитя имело бы все самое лучшее в жизни… Если б только это была твоя дочурка, Селия…
Она вздохнула, и я тоже втайне вздохнула с чувством облегчения и радости. Дело сделано.
— Беатрис, послушай, какая мысль пришла мне в голову, — заговорила Селия, задыхаясь от волнения. — Почему бы нам не сказать, что это я ожидаю ребенка? Маленькая крошка будет жить с нами, и я буду заботиться о ней, как если бы она была моим собственным ребенком. Никому даже в голову не придет, что это не так. Я была бы так счастлива, да и ты будешь спасена таким образом. Что ты думаешь об этом? Может это у нас выйти?
Я была изумлена ее смелостью.
— Селия! Это прекрасная мысль, право! — ошеломленно проговорила я. — Я думаю, что это возможно. Мы могли бы остаться здесь до рождения ребенка, а потом привезти ее домой. Можно сказать, что она была зачата в Париже, но просто родилась на месяц раньше. Неужели ты действительно хочешь этого? Может, лучше отдать девочку какой-нибудь пожилой женщине?
Но Селия уже ничего не желала слушать.
— Нет, — решительно ответила она, — я люблю детей и буду особенно любить твоего ребенка, Беатрис. А когда у меня появятся мои собственные дети, она будет играть с ними, мое старшее дитя и такое же любимое, как они. И она никогда, никогда не узнает, что она не моя дочь.
Тут ее голос прервался рыданием, и я поняла, что она вспомнила о своем собственном детстве.
— Я думаю, что у нас все получится, — успокоившись через некоторое время, сказала она. — Я приму твоего ребенка и буду любить его и заботиться о нем, как будто он мой собственный, и никто никогда не узнает, что это неправда.
Я улыбнулась, громадная тяжесть свалилась с моей души. Теперь я могла спокойно смотреть в будущее.
— Очень хорошо, я согласна на твое предложение. — Я наклонилась, и мы расцеловались.
Селия обняла меня за шею, и ее добрые карие глаза пытливо заглянули в мои зеленые очи. Она несла свою честность, скромность, невинность, как носят одеяние из чистейшего шелка. Я же, несравненно более умная, властная и хитрая, встретила с любящей улыбкой ее взгляд.
— Хорошо, — взволнованно продолжала
Я настояла на том, чтобы мы ничего не делали, по крайней мере неделю. Селия не понимала почему, но приняла это как каприз будущей матери и не настаивала ни на чем. Мне же требовалось время, чтобы еще раз обдумать мои планы. Передо мной стояло огромное препятствие, и заключалось оно в необходимости для Селии обманывать Гарри. Я не хотела заставлять ее лгать человеку, которому она обещала свою верность и любовь, не хотела, потому что знала, что врать она будет катастрофически плохо. Чем больше времени они с Гарри проводили вместе, тем крепче становилась связь между ними. Они совершенно не стремились стать любовниками, да и как могло быть иначе при ужасающей фригидности Селии и сексуальной тяге Гарри ко мне. Но их дружба делалась с каждым днем все теплее и теплее. И я совершенно не была уверена, что Селия способна скрыть что-либо от Гарри и уж тем более громоздить одну ложь за другой прямо ему в глаза.
Что же касается меня, то тут не оставалось никаких сомнений. Когда я покоилась в объятиях Гарри, я принадлежала ему душой и телом. Но страсть теперь была лишь тенью прежнего удовольствия. Конечно, Гарри делал меня счастливой, это было заметно по блеску моих глаз, в которых светилось глубокое плотское удовлетворение. Но я не испытывала желания делиться с ним моей тайной. Даже в лучшие наши минуты, когда мы лежали обнаженные в постели, освещенные лишь зеленоватым светом пробивающегося сквозь занавески послеполуденного солнца, и Гарри, ничего не подозревая, в восторге гладил и ласкал мою отяжелевшую грудь, я вовсе не собиралась рассказывать ему, что во мне зреет плод нашей страсти и что с каждым днем я становлюсь все ближе и ближе к завоеванию Вайдекра. Конечно, обладая Гарри, я была уверена в обладании Вайдекром, но это было нечто совсем другое. Теперь я знала, что во всех будущих поколениях сквайров будет течь капля моей крови, все они будут плоть от плоти моей и кость от моей кости. И делиться этой жгучей тайной мне не хотелось ни с кем.
Когда я сидела у окна отеля и сквозь стекло глядела на высокие, косо подстриженные тополя, внутренним взором я видела совсем другие деревья — наши великолепные буки. И тогда я улыбалась и представляла себя старой, почтенной леди, сидящей во главе вайдекрского стола, старой тетушкой сквайра, наделенной большей властью, чем кто-либо другой в семье, — властью крови и ума.
Однажды я вот так, мечтая, сидела у окна и вдруг увидела кокарду почтальона, приближавшегося к отелю. Стук в дверь гостиной заставил меня обернуться и получить несколько писем из дома. Там было одно письмо от мамы — я узнала ее почерк на конверте, а второй конверт оказался подписан незнакомой рукой. Сломав печать, я развернула письмо и взглянула сначала на обращение в начале — оно было официальным: «Дорогая мисс Лейси», — а потом заглянула в конец письма, где стояла подпись «Джон Мак-Эндрю». По-моему, я удовлетворенно улыбнулась. Возможно, я даже вспыхнула от радости. Выходит, доктор Мак-Эндрю намерен вступить со мной в тайную переписку. Очень мило. И я бессознательным жестом тщеславия поправила шелк нарядного платья и вернулась к началу письма. Но мне пришлось оставить при себе свое тщеславие. Письмо было исключительно деловым.
прошу прощения, что осмеливаюсь писать Вам без разрешения Вашей матери, но я обращаюсь к Вам ради ее здоровья. Она не совсем хорошо себя чувствует, и я думаю, что ответственность по управлению имением слишком тяжела для нее.
Не могу сказать, что ее здоровье в опасности, но я бы посоветовал Вам не затягивать Ваше возвращение дольше намеченного срока.
Как ее врач я считаю, что сердце леди Лейси не имеет органических пороков, но некоторая его слабость требует избегать чрезмерных волнений и нагрузок.
Надеюсь, что Вы, леди Лейси и сэр Гарри пребываете в добром здравии и путешествие Ваше протекает благополучно.
Ваш покорный слуга