Вайделот
Шрифт:
Спустя какое-то время преследователи возвратились к войску, несолоно хлебавши, – дайнавы как сквозь землю провалились. Даже следы их пропали. Некоторые кнехты втихомолку крестились, считая это кознями нечистого. Им и в голову не могло прийти, что витинги свои следы заметали лапником, а затем стряхивали с ветвей снег, чтобы их путь выглядел снежной целиной.
Хайнрих Штанге был в ярости: из-за коварного нападения варваров придется задержаться до утра следующего дня, потому что среди его войска было много раненых. А когда ему доложили, сколько человек отправилось на тот свет, он разразился в неистовстве такой грубой бранью, что от него шарахнулся даже брат Герман. Оказалось, что проклятые варвары ранили и убили семьдесят полубратьев и сариантов, но самое скверное – еще и четырех рыцарей! Комтура смерть кнехтов сильно не волновала – на их место замена всегда найдется, а вот утрата рыцарей, главной ударной силы ордена, была весьма некстати. Войско еще не добралось до Гирмове – и такие страшные потери…
Ночью в Черном Доле запылал огромный костер. На куче сухого хвороста и дров лежали тела мертвых тевтонцев. Отправить их в Христбург было не на чем из-за отсутствия обоза, похоронить в могиле, как добрых христиан, некогда, – земля сильно промерзла, копать ее мечами и ножами можно до утра, а войску требовался отдых, – но и оставлять тела на поживу лесному зверью негоже. Поэтому решили справить тризну и сжечь покойников по старинному обряду.
Когда утром следующего дня огромное красное солнце осветило Черный Дол, по нему уже ползла длинная железная змея – войско Тевтонского ордена продолжило свой путь к Гирмове. Выпавший за ночь иней облачил деревья в праздничный наряд, переливающийся под солнечными лучами всеми цветами радуги, но лес все равно был мрачен и молчалив. Вонь погребального костра заполнила Черный Дол доверху, пропитав сугробы, поэтому звери и птицы старались держаться от него подальше. Лишь высоко в небе летал орел. Он кружил не над колонной тевтонцев, а чуть поодаль. Что-то привлекло его внимание на земле, и орел упрямо совершал один круг за другим, опускаясь все ниже и ниже.
Эпилог
В середине лета 1253 года, в ясный солнечный день, вдоль побережья Вендского моря двигался небольшой отряд ятвягов. Это не было чем-то необычным? за исключением одной существенной детали – все воины были витингами, а вел их сам князь Судовии великий Скумо. Яркая богатая одежда на воинах, дорогие, начищенные до блеска панцири, и кони, которым не было цены, указывали на то, что отряд собрался не на битву, а на какое-то торжество.
Рядом со Скумо ехал вождь племени дайнава вайделот Скуманд. Он получил жезл правителя весной, когда Комат умер от болезни печени. По правде говоря, знахари дайнавов не очень и горели желанием его спасать. Безвольный, никчемный вождь, особенно в лихие времена, да еще пьяница, – это страшная беда. Это погибель народа. И когда Комат ушел в мир иной, все с облегчением вздохнули. Скуманда избрали вождем единогласно, при большом стечении народа – не только дайнавов, но и представителей других племен ятвягов, в том числе князей и знаменитых витингов. И на то была серьезная причина.
Скуманд любовался морскими видами и вспоминал…
Витинги отрывались от погони поодиночке. Это было узаконено в воинских наставлениях ятвягов. В одиночку легче спастись, потому что преследователи обычно боялись дробить отряд на мелкие группы из-за опасения засад. Скуманд не смог уйти далеко от Черного Дола. Его вдруг охватила большая слабость, и он только сейчас заметил, что ранен копьем в бок. Рана была глубокой, и не будь зелья Павилы, он уже давно свалился бы.
Вайделот пошарил в своей суме и печально вздохнул – весь запас напитка уже был израсходован, даже фляжку он выбросил. А погоня приближалась. Скуманд начал заметать следы, но надолго его не хватило. Тяжело дыша, он упал под куст и обреченно закрыл глаза – все, это конец. Видать, Гиватта, главная жрица богини Прауримы, ошиблась в своих предсказаниях…
Кнехты были уже совсем близко, когда на Скуманда словно снизошло озарение. Морок! Если и это не спасет… что ж, тогда у него есть кинжал. Живым он не сдастся. Мало того что плен – большой позор, так еще крестоносцы не просто его убьют, а начнут пытать, долго пытать. К вайделотам они были особенно жестоки.
Скуманд, собрав последние силы, воткнул перед собой три сухие ветки. Он научился наводить морок не хуже Павилы, а старик в этом деле был непревзойденным мастером. Закрыв глаза, Скуманд живо представил, что три ветки превратились в непроходимую чащу, да такую, что через нее и лиса не проскользнет. Огромнейшее напряжение буквально сжигало его изнутри, но он знал, что зрительный образ чащи нужно поддерживать до тех пор, пока кнехты, уткнувшись в морок, не уйдут в другую сторону.
Вайделот не обращался к божествам племени; он знал, что морок противен им, а в особенности богу Еро. Он взывал к древним, темным силам, таившимся в таких местах, куда не может попасть даже зверь. И они пришли ему на помощь. Скуманд слышал переговоры тевтонцев, которые были поражены неожиданно выросшим на их пути колючим кустарником высотой в человеческий рост и чащей с поваленными бурей деревьями. Какое-то время кнехты беспомощно топтались на месте, а затем кто-то из них (похоже, наиболее подверженный мистическим настроениям) предложил немедленно убраться подальше от этого дьявольского места. Его предложение все приняли с большим энтузиазм: да ляд с ним, с этим варваром! К тому же их боевой запал уже угас, и продираться через кусты, превращая и так изрядно изорванную одежду в никуда не годные лохмотья, им вовсе не хотелось.
Выйдя из транса, Скуманд тут же потерял сознание. А когда очнулся, у него не было сил даже для того, чтобы двинуть рукой или ногой, не говоря уже о том, чтобы идти дальше. Он лежал на снегу, глядя в блеклое зимнее небо, и ему казалось, что жизнь по капле уходит из тела, просачивается в мерзлую землю. Состояние полной отрешенности охватило вайделота; он решил, что пробил его час.
«Благодарю тебя, Еро, за легкую смерть…» – прошептал Скуманди попытался улыбнуться. Но скулы свела судорога, и он лишь покривился.
Неожиданно неподалеку раздался тихий шорох. Скуманд скосил глаза – и увидел двух огромных белых волков. Неужели сам Еро захотел принять его последний вздох? Ведь это звери бога, вечные спутники Солнцеликого. Но Еро не появился, а волки легли рядом с вайделотом, вплотную к телу, и вскоре он почувствовал, что согрелся, хотя до этого его бил озноб.
Сколько времени волки находились рядом со Скумандом, грея его своими телами, он не знал. Вайделота отыскали только на следующий день, ближе к вечеру. Он лежал весь побелевший, без кровинки в лице, как мертвый, хотя и дышал. Обморожений не было, и опытный знахарь быстро привел Скуманда в чувство. А затем его отвезли в одно из селений самбов, где вайделота лечили лучшие целители этого племени.
Через полмесяца, когда он уже немного оклемался, пришла радостная весть – Гирмове, вовремя предупрежденное гонцами дайнавов, устояло, а самбы вместе с отрядом ятвягов князя Скумо разбили войско Тевтонского ордена. Комтур Хайнрих Штанге, хотя и дрался как лев, был убит; погиб и его брат Герман. А взятых в плен тевтонцев мстительные самбы послали на жертвенный костер. Из всего тевтонского воинства, которое вышло в поход на Гирмове, спаслись лишь единицы.
Наступил месяц протальник. Солнце светило так ярко, что в избе, где всегда царил полумрак и где лежал Скуманд, стало совсем светло, несмотря на то, что в ней имелось только одно оконце. В хорошо натопленной комнатке было жарко, и вайделот лежал лишь в одних исподних. Оголенный мускулистый торс Скуманда эффектно выделялся на фоне темно-коричневой медвежьей шкуры, служившей ему постелью, и девушка, которая принесла ему кувшин с напитком из сушеных ягод, украдкой бросила на него выразительный взгляд, хотя это было неприлично – ведь перед нею находился вайделот, Посвященный.
Едва она вышла за порог, как на улице раздался шум, громкие голоса (что было необычно для тихого селения с его неспешной жизнью без особых происшествий), звон разных железок на конской упряжи. Скуманд забеспокоился и схватился за рукоять меча, который лежал рядом с ним, на постели. Неужели на селение напали крестоносцы?!
Но, судя по радостному оживлению за окном, это были свои. Спустя какое-то время дверь избы широко распахнулась, и в комнату вошел статный витинг в дорогом панцире и богато расшитом золотыми нитями голубом княжеском плаще-корзно с красным подбоем и золотой застежкой на правом плече, в которую был вправлен крупный янтарь. За ним толпились и другие воины.